Дневник полковника Макогонова - Вячеслав Валерьевич Немышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Первый, второй, третий, — считал Тимоха бородачей. Подал условный сигнал — кулак выбросил над головой. Бойцы в лежках уже в напряжении боевом. Тимоха подполз к Спирину.
— Двенадцатый, тринадцатый, — считает Спирин.
Тимоха смотрит в бинокль, шепчет Спирину:
— Как «Утес» заработает, вали снайпера. Авдей мины покидает им в тыл. Они щеманутся сразу. Ты не проеби момента.
— Двадцать один, двадцать два… Далековато. Южная группа их видит, как думаешь?
— Двадцать три, двадцать четыре… Им склон будет мешать.
— Двадцать пять. Точка. Последний вышел.
Тимоха еще раз глянул левее и назад, где под валунами копошился Авдей. Авдею тоже видно бородатых. Авдей знает, когда и куда мины класть.
Тимоха обратно к «Утесу». Слоненок вжался в пулемет, дуло замерло. Рука на гашетке.
— Слон, агээсников вали первыми. АГС надо расхерачить сразу же. Если они его настроят по нам — жопа.
Слоненок галету дожевал — хрустнуло.
— Слон!
— Не ссы. Ща.
Сержант Тимофеев — Тимоха выглядел натуральным бандитом, ушкуйником. Лицо все в шрамах. Смотрел не в лоб, но жестко, обходя и выискивая слабые стороны у противника. Думать Тимоха умел. Но еще более того был внимательным по-солдатски именно в тот момент, когда этого требовалось. Теперь в момент перед началом боя Тимоха был запросто понятен своим подчиненным. Так и говорил Макогонов: «Дайте сержанту власти, дерите с него три шкуры и будет в армии порядок. В боевой группе сержант — первый после командира.
Тимоха прижался щекой к холодному цевью автомата.
— Давай, Слон.
Разрывная пуля двенадцать и семь миллиметров — это почти снаряд.
Первой очередью прошелся Слоненок по головам. Но чуть выше забрал. Тимоха рычит, что ниже, еп, ниже!.. Второй очередью накрыло цепь. Того, что нес АГС, отбросило: он повалился с разорванной шеей и вспоротой грудью, отлетела от расколотой головы нижняя челюсть с черной бородой.
Двадцать пять боевиков насчитали Тимоха со Спириным. Как треснули первые залпы, тех двадцать пять как ветром сдуло с тропы. Тренированный народ! Бородатые шарахнулись, стали «щемиться», ныкаться за каждый камушек-валун.
Второй и третий бородачи, что шли за агээсником, стали скидывать с плеч сошки, бросили «улитки» с гранатами. Но наладить автоматический гранатомет не успели — их раскидало на куски разрывными пулями.
Третья очередь с «Утеса» полетела в бородатых. Хлопнули по разведчикам в ответ. Били точно, прицельно. Вокруг Слоненка пульки снег пощипали, тот машинально пригнулся.
Тимоха коротко бьет из автомата. В пылу боя губу прикусил до крови. Бородач перебегает от камушка к камушку. Тах, тах, тах! Закувыркался бородач — цапнуло его Тимохиной «пять сорок пять» пулей.
Красивее всех работает на «Утесе» Слоненок: он упирается плечом и наводит, и жмет гашетку. Жмет. Тяжело, низко «играет» «Утес» — басами выводит: дух-дух-дух!.. Ту-ду-дух-х! И длинной очередью как зарядил.
Спирин снайпера сразу же и хлопнул — вогнал тому пулю в голову.
Тридцать секунд боя, тридцать пять, сорок…
И вдруг хлопок.
Тимоха понял — миномет. Авдей кур не щиплет!
Долго мина летит, зло даже стало Тимохе, он стрелять остановился даже. Ждет. Ну чего так долго?. Бу-у-ух! Не туда! Шляпа, е… мать!
Первая мина легла в речку, осколками и брызгами обдало берег.
Недолет! Или перелет? Авдей! Что ж ты, Авдей!..
Пятьдесят пять секунд боя…
Бородатые стали отходить — перебежками стараются выбраться из-под удара. Которые уже заняли позицию на опушке леса, прикрывают отходящих с открытого пространства — бьют плотно по склону, где засела разведка. Туда в лесок Авдей и стал класть свои мины. Ложатся мины одна за одной. Авдей мины друг за дружкой в трубу опускает.
Бородачи покатились, рвется у них земля из-под ног.
И вой раздался — долгий протяжный. Волчий вой. Будто горы взвыли от дикой неземной боли. Вскричали горы, потухли белые вершины. Перевернулись через себя горы — уперлись макушками в землю, закрыв основаниями своими небо от пуль. Эхом от выстрелов разносились в горах стоны умирающих людей. И могло так показаться, что это стонут древние языческие боги, те самые, которые покарали Харачойскую долину своим проклятием.
Шел бой. Одну, две, три минуты… Три с половиной…
Пятеро бородачей, что шли первыми, лежали теперь в разных позах недвижимыми на снегу. Двое окунулись лицами в холодные воды Охолитлау — будто пить им захотелось, да так устали люди, что не смогли оторваться от ледяной воды… Кровяные пятна поплыли по реке. Валялся покореженный разрывными пулями АГС, снаряженные «улитки», винтовка, автоматы.
Бегущие воды Охолитлау снова стали прозрачными; преломлялся в водах утренний свет, как в жидком хрустале.
Вот еще один бородач забарахтался под взрывом мины…
Мина минометная — штука страшная. От танкового или какого другого снаряда осколки расходятся вверх веером. Когда рвется минометная мина, спасения от нее нет. Даже если зароешься в глинозем по брови, все равно достанет. Не в лоб, так через задницу порвет.
Еще трое корчились у опушки — не успли добежать до леска.
Воют Авдеевы мины.
Бородачи скорости наддали: теперь уже не смотрят — не стреляют в ответ, а прямым ходом «валят» от речки в лес.
Пять, семь, десять, двенадцать бородачей насчитал Тимоха на берегу Охолитлау. Боевики стали отходить к ущелью. И ушли почти, но послышался взрыв.
— Опаньки! — возликовал Тимоха. — ОЗМка Спиринская.
Стрельба стала стихать. Тела боевиков оставались на снегу, некоторые еще подавали признаки жизни. Слоненок их добивал из «Утеса» не спеша, прицельно — ду-дух, ду-дух. Пока последний не перестал шевелиться. Один все полз и полз. Успокоил его Спирин из «бучиной» СВДшки.
Спирин погладил ласково винтовку:
— Старушка.
Тимоха где-то на первой с половиной, или уже на второй минуте боя доложил, как и предписывалось командиром, по рации, что так и так, Сотый,
