Интернет и идеологические движения в России - Коллектив Мохова

Есть ли будущее после империи?

В 2000-е гг. российское государство совершило поворот в прошлое. Общество, не имевшее ни досоветской памяти, ни демократических традиций, вынужденно последовало за выбором элит в пользу поддержания статус-кво. Альтернатив использованию старых моделей предложено не было — ни ценностных, ни институциональных. Постсоветская Россия не смогла вырваться из лап реанимируемого имперского порядка: не нашлось ни достаточного количества средств, ни политиков, готовых взять на себя груз ответственности за системные трансформации. Все это сделало возможным ужесточение авторитарного режима и воссоздание антидемократического порядка на просторах теперь уже «посткрымской» России.

На политическом поле сегодня, как и десять лет назад, активно играет только власть. Сначала она создала атмосферу безвременья, затем предложила собственный выход из нее — консолидацию вокруг неоимперской идеи. Между тем общество, в том числе и либерально-ориентированные группы, по-прежнему парализовано навязанными ему представлениями о своем бессилии и особом историческом пути, якобы навечно привязавшем российский народ к самодержавию. Сегодня, с одной стороны, практически все идеологические течения, пытающиеся сформировать собственные позитивные программы, по-прежнему опираются на эксплуатируемый властью имперский национализм. С другой стороны, отвержение империи либералами не выражается в разработке национального проекта, но выливается в детерминистские рассуждения о культурной несклонности россиян жить «иначе» и об их «любви» к «сильной руке». Длительное сохранение такой ситуации чрезвычайно опасно, прежде всего в связи с появлением на политическом поле новых радикальных политических сил, эксплуатирующих массовые стереотипы и ксенофобную риторику.

И тем не менее нам представляется, что у рационально мыслящих представителей российского общества есть достаточные основания для исторического оптимизма. Используемые правящими силами инструменты самосохранения обеспечивают желаемый ими результат — сохранение их политической монополии — лишь на сравнительно короткий, по историческим меркам, период. В перспективе же они ведут к накоплению проблем, решение которых окажется неизбежным, хотя и вовсе не предопределено, что в кризисных условиях возобладают голоса тех, кто предлагает действительно оптимальные решения. Так или иначе, политическая ситуация в России становится крайне неравновесной, и в таких условиях оценивать ее в терминах концепций «блуждания по кругу истории» по крайней мере неразумно. Перед интеллектуалами всех идеологических направлений стоит политически важный и творчески увлекательный вызов: разработать «дорожную карту» выхода из становящейся все опаснее российской стадиальной воронки — авторитарной демодернизации.

Сравнительный опыт свидетельствует о том, что переход от авторитаризма и тоталитаризма к демократии, от коллективистских ценностей к правам человека, от вседозволенности государства к реальному конституционализму, от империи к нации не лимитирован во времени и не предопределен ходом Истории. Для того чтобы такой переход свершился, необходимы усилия, индивидуальные и коллективные — как со стороны общества, так и со стороны политических элит. Российские элиты сделали свой выбор. И этот выбор противоречит духу времени. Он ведет в тупик.

Однако восстать против попятного движения российской политической реакции общество пока не в состоянии. И дело отнюдь не в реальном фатализме, а в неготовности преодолеть видение реальности, искаженное призмой предопределенности. Осознать это — первейшая задача для идеологов различных политических движений, выступающих за демократизацию, либерализацию и модернизацию российского общества. Без этой, прежде всего интеллектуальной, работы надеяться на позитивные перемены, которые случатся сами собой, было бы наивно. И очень опасно.

Важно понять, что оттянутый на годы реанимацией «имперского синдрома» переход к политической нации и устойчивой демократии возможен. По большому счету, он является единственной альтернативой поддержанию статус-кво на основе эксплуатации привычных имперско-советских моделей. Сегодня главный вопрос о будущем России состоит в том, какова будет цена этого перехода. Пока она представляется крайне высокой не только для неконсолидированной оппозиции, но и для всего общества. Однако по-прежнему сохраняются надежды на то, что прогрессивные островки «многоликой России», спасающиеся в Сетевом пространстве, сумеют пережить последствия «Русской весны» и в недалеком будущем принять на себя груз ответственности за выведение страны из исторического тупика.

Ключом к решению вопроса о будущем России, на наш взгляд, является переосмысление понятия нации и отказ от его мифологизации. Россия беременна нацией, и прежде всего в том отношении, что ее полиэтническое общество нуждается в консолидации не против вымышленных врагов, а на основе позитивных ценностей. Национальное государство и национальное общество являются перспективными формами политической организации для стран и регионов, сохраняющих значительные пережитки имперской организации. Д. Растоу еще в 1970 г. убедительно показал, что демократические трансформации могут происходить и в странах, не прошедших до конца стадию экономической модернизации, то есть построения действенной рыночной экономики, опирающейся на правовое государство. Единственным предварительным условием демократизации является национальная консолидация599. Только нация — политическое «мы» — может решать вопросы общественного развития. Но прежде нужно определить, что такое нация: кто «мы» по отношению к власти — подданные или суверены? кого «мы» в себя включает? что «нас» объединяет? можем ли «мы» договариваться друг с другом?

Российскому обществу, прежде всего его либеральной части, важно осознать, что национализм — комплексный феномен, связанный с интерпретацией и дискурсивным использованием понятия «нация», играющего «ключевую и весьма многоплановую роль в политическом мышлении модерна»600. Этот термин прочно вошел не только в вокабуляр политической науки, но и в повседневную речь, общественные дебаты и в восприятие современного мира601. Нации часто ругают, а национализм и вовсе зачастую используется в качестве бранного слова. Но все дело в различном понимании нации и, соответственно, национализма как идеологии и политического движения, нацеленного на создание национального сообщества. От понимания данного концепта зависит выстраивание всей институциональной системы. И если сегодня Россия страдает от воспроизводства модели имперского национализма, отсылающей к прошлому, то антиимперский национализм способен предложить реальную альтернативу общественного и государственного устройства. Сценарий этнического национализма был бы опасен для России как многосоставной страны, а вот построение гражданской нации способно сохранить Россию в нынешних границах и дать толчок ее децентрализованной модернизации.

Развитие концепции гражданского национализма, предполагающего открытие пути для преобразований общества на основе либерализма, конституционализма и демократии, особенно важно и потому, что ее сегодня почти не принимают всерьез: она мертва не только в обществе, но в интеллектуальной среде сторонников либеральной модернизации. Между тем свято место пусто не бывает: сегодня, в отсутствие интеллектуальной и политической альтернативы, победа различных комбинаций имперского и этнического национализма представляется весьма вероятной. В пространстве политических идей современной России расцветают идеологические гибриды: одни идеологи исходят из имперского (черносотенного) понимания нации (примером может служить имперский православный национал-социализм, представленный в дискурсе провластного сообщества, КПРФ и имперских националистов); другие придерживаются этнической интерпретации нации как государства с господствующим положением одного этноса (такое понимание нации свойственно национал-демократам). Немалую тревогу вызывают и небывалый подъем ксенофобии, и обострение межкультурных, этнополитических противоречий, и рост социального недовольства.

Все континентальные империи распадались в условиях роста ксенофобии и подъема национализмов. Эти процессы, по сути, являются проявлением голода по несостоявшейся нации — по гарантии гражданских прав и равенству, по демократии и подчиненному интересам общества государству, по более справедливому социальному устройству и потребности в безопасности. И российскому «имперскому острову», по всей видимости, не избежать этой участи, хотя запас прочности нынешнего порядка еще не исчерпан. Движение к нации есть до определенной степени отрицание самой России, той России «кормлений» и централизации, что составляет суть «вертикальной» организации общества, лишенного автономного существования. Это заставляет задуматься о том, что будет после коллапса. И готовы ли «мы» к тому, что будет после?