Синеокая Тиверь - Дмитрий Мищенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видно, уж слишком уверовала, что будет так, как думает. Когда же за Зоринкой прибыл из Веселого Дола целый отряд конников и Малка не увидела среди них ни Вепра, ни его жены, она словно онемела… Силы покинули ее, она не знала, что сказать и что сделать. Одно, на что была способна, – почувствовать обиду, а вместе с нею боль.
«Как же это? – спрашивала сама себя. – Возможно ли такое? Пусть Вепр не смеет показываться нам на глаза. А Людомила как же? Что она думает? Няню-наставницу прислала. И это к нам, князьям земли Тиверской?!»
Она снова почувствовала прилив сил. Опомнилась – и к князю. А когда предстала перед ним, забыла даже, что она не просто мать, она еще и княгиня.
– Как же так можно, Волот? – спрашивала, не пряча заплаканных глаз. – Ты видел? Они сами не соизволили прибыть за дочерью, няньку-наставницу прислали. И это после всего, что мы сделали для них. Это же позор, бесчестье нам!
– А ты надеялась на что-то другое? – Князь на удивление был спокоен, только его хмурый вид выказывал недовольство. – Это, Малка, не кто-нибудь, это Вепр, от него чести не дождешься. Ну а о бесчестье не думай. Бесчестье если и будет, то не нам. Теперь знаем наверное: примирения как не было, так и не будет. Мы недруги и отныне должны вести себя с Вепрами как с недругами.
– А дети? Что будет с детьми?
– Время, надеюсь, убедит и их, что между ними ничего уже быть не может.
XI
С тех пор как в Подунавье были построены задуманные князем Волотом и одобренные всетиверским вечем сторожевые вежи, старый гостиный путь и прилегающие к нему земли перестали быть доступными для всех. Белгородская твердь вместе с пристанищем и землями, что раскинулись на запад от Днестровского лимана аж до Третьей реки и Третьего озера, принадлежат теперь самому князю; холмскую твердь и земли, лежащие между Третьим и Змеиным озерами, занял воевода Вепр; вежу, возделанную между озером Змеиным и озером-морем и названную Великой Лукой, как и земли, что прилегают к ней, князь отдал старшему на строительстве вежи Чужкраю; Стрельчую же твердь, что оказалась чуть ли не напротив ромейской Тульчи и прикрывала собой земли между озером-морем и Прутом, подарил другому мужу и воеводе – Всевладу. Первое, что сделали воеводы и властелины тех крепостей, – проложили от вежи к веже надежные дороги, чтобы по ним можно было продвигаться не только на конях, но и валками, с едой и питьем для молодой дружины, которая будет нести стражу в Подунавье. Не забыли властелины поставить и знаки, обозначающие границы их земель, бросили, подобно Вепру, клич в обжитые волости Тиверской земли: кто хочет получить приволье и достаток, пусть идет в Подунавье, берет выделенную властелином землю в лесу или на берегу озера, реки и становится ее хозяином. Правда, на тот клич мало кто откликнулся. Во-первых, знали: это приграничные земли, туда совершали набеги и, наверное, не раз еще будут приходить ромеи, а во-вторых, раньше здесь селился беглый люд, который часто беспричинно называли татями. Как жить среди таких, какую славу себе приобретешь?
Может, это и удивительно: Придунавье – богатый край, здесь одной рыбой можно прокормиться. Однако за летом пришла зима, зиму сменило лето, а никто из поселян даровыми землями не соблазнился. Да что там поселяне – даже отроки неохотно шли на сторожевую службу в Подунавье, тем более не спешили поселиться тут. Им предлагают приволье, дарят блага, которых не имели нигде, а они хмурятся, скучают, норовя возвратиться в Черн и другие обжитые людьми места.
Приходилось радеть не так о гридницах, как об отдельных халупах и советовать тем, кто находился на распутье: «Бери себе жену, заводи жилье-пристанище и обживайся тут, ни о чем другом не думая, никуда не порываясь». Да что говорить: из-за тех сомнений и нежелания нередко приходится брать в дружину беглый люд, татей в прошлом и настоящем. Живешь среди них и терпишь, поступаешься то одним, то другим, то третьим.
Князю Волоту, да и тому же Вепру проще: у них кроме твердей и веж есть морские пристанища, а к пристанищам стекается люд ремесленный и торговый, там стоят княжеские сотни, поэтому и нравы отличаются от тех, что у Чужкрая или Всевлада. Приходит кто-то из татей и говорит, словно отцу родному: «Властелин, я согласен взять у тебя жилье и быть тебе верным слугой в этом безлюдье, но в этом жилье должна быть и жена».
Что скажешь такому? Должен закрывать глаза и поступать наперекор закону и обычаям рода-племени: «Смерды и те умеют добыть себе жену, а ты как-никак ходил на промыслы, был причастен к ратному делу. Годится ли такому спрашивать у властелина и надеяться, что жену даст он?»
Обрадуется тот да и пойдет, а через седмицу-другую видишь: есть уже жена, теперь стоит перед тобой, просит жилье. Знает Чужкрай, больше чем уверен: где-то плачет мать, угрожают, ища сестру, братья. А что он сделает, если стража ему нужна…
Правду говоря, Чужкраю и самому не очень весело здесь. Но уж тогда, как создаст стражу и будет уверен, что она надежная опора в придунайской веже, поедет и привезет жену с детьми, появятся хлопоты, а с хлопотами не будет чувствовать себя таким одиноким. А пока ничего не остается другого, как приказывать свободным от службы людям заканчивать недоделки в обнесенной стеной гриднице или ловить рыбу в Дунае, а самому заглушать тоску медом, который не забывали поставлять Чужкраю.
– Что изволите, воевода? – егозит, бывало, угодливый медочерпий.
– А у тебя есть из чего выбирать?
– А как же? Есть мед, есть и вино ромейское.
Чужкрай не спешит выказать удивление.
– Правда?
– Разве воевода не уверился еще: если говорю, то говорю только правду? Огнищный нашел дорожку, которая ведет за Дунай, а уж там, за Дунаем, много таких, которые меняют вино на мех.
– Те менялы из ромейской крепости?
– Да нет, даки. До крепости еще не добрались.
– Ну тогда наливай, попробуем задунайского.
Он был действительно внимателен, пил и прислушивался.
А тем временем из вежи подали голос стражи:
– К острогу направляются конные воины!
Воевода услышал, но спешить не стал. И только когда сами пришли и доложили, поинтересовался:
– Откуда направляются?
– С востока.
– И сколько их?
– Десятка два наберется.
– Вооружены?
– Да. И щиты, и мечи, и луки имеют.
– Наблюдайте.
А сам продолжал сидеть в медуше, смакуя задунайское. Но ему не дали как следует насладиться, прибежали от ворот и сказали:
– Просят, чтобы впустили в острог.
– Спрашивали, кто такие?
– Воевода Вепр с дружинниками.
– А что тут нужно Вепру?
– Не ведаем.
– Так пойдите и узнайте. Если действительно у него дело к нам, тогда впустите.
Дозорные пошли, а Чужкрай повернулся к медочерпию:
– Чем же оно лучше нашего меда, это задунайское?
– Вы не чувствуете чем, достойный? Вкус же не тот…
– Вкус не тот, но чтобы лучше – не сказал бы.
Вепра принимали за тем же столом. Не поднялся и не пошел навстречу, хотя знал его давно. Велел медочерпию:
– Налей нам своего хваленого, – и пригласил бывшего содружинника к трапезе. – Скажи, у тебя дело ко мне?
Вепр был хмур.
– Дело, Чужкрай. Но не знаю, говорить ли сейчас…
– Почему так?
– Принимаешь не радушно, вон сколько за воротами продержал, потом допытывался, кто такие и что нужно.
– А ты как думал? Стоим на приграничье, ромеи рядом.
– Вроде не видно, кто мы.
– Пусть привыкают быть осторожными и внимательными. Дружина у меня так себе, должен учить да учить. Поэтому не гневайся, бери, выпей с дороги.
Вепр присматривался, что наливали ему в братницу, однако прикладываться к ней не спешил.
– Разговор наш не для всех, – сказал негромко.
– Пусть будет так. Возвратимся к нему потом, а сейчас угощайся. Угощайся и рассказывай, где бывал, что видал, как живешь в своем Холме и за Холмом?
– Почему за Холмом?
– Потому что имеешь еще один дом – Веселый Дол.
– Если чистосердечно, я тем и живу, что разрываюсь между двумя домами. Холм забирает у меня годы, силы, а выгоды никакой не вижу.
– Разве? Все говорят: настоящий острог соорудил, с Черном скоро можно будет сравнивать. А кроме острога, еще и морское пристанище у тебя есть. Поговаривают, ромеи уже наведываются, приезжают за товарами, привозят свои.
– Не прославился еще мой Холм так, чтобы сюда наведывались ромеи. Кроме даков и ромейских славян, никого не бывает.
– Будут еще, не все сразу.
Вепр пригубил братницу, подумал и немного погодя сказал:
– Не очень верится, воевода, в то, что так будет… Для того и приехал к тебе, чтобы вместе поразмыслить. Может, пойдем поговорим? – понизил он голос до шепота.
– Ну, если так настаиваешь, то и пойдем.
Чужкрая заинтересовало, о чем хочет поведать воевода-сосед. Видимо, недаром приглушал голос и говорил шепотом: разговор не для всех. Вот и поведет туда, где их никто не услышит.