Киров - Семен Синельников

29 марта он послал в Астрахань прощальную телеграмму:

«Красные бойцы XI армии шлют свой боевой привет астраханскому пролетариату.

Шествуя победоносно по Северному Кавказу, XI армия твердо помнит 18-й год, когда она, усталая, больная, раздетая и голодная, вынуждена была отступить под натиском противника по безмерным астраханским степям в красную Астрахань, где нашла братский приют астраханского пролетариата. Защищая в течение долгих месяцев Астраханский край от контрреволюционных набегов бандитов, она вынуждена была черпать источники питания и обмундирования за счет астраханского пролетариата.

Ныне мощная XI армия отвоевала лучшие источники хлеба и топлива, астраханский пролетариат скоро увидит в своих краях ставропольский хлеб и грозненскую нефть.

Захваченный у противника бронепоезд «Терек», державший в когтях белых грозненскую нефть, назван нами «Красной Астраханью»…

Да здравствует пролетариат красной Астрахани!»

К концу марта деникинцев разгромили на Северном Кавказе. В те дни Киров вновь увиделся с Орджоникидзе — Серго был членом Реввоенсовета Кавказского фронта. Серго был председателем Северокавказского Ревкома, а Киров — заместителем председателя. Их пути сплелись. Киров и Серго были почти неразлучны, работали сообща. Завязалась и крепла их дружба.

В Азербайджане тогда готовилось пролетарское восстание против мусаватистов — местных буржуазно-националистических контрреволюционеров. Бакинские пролетарии по радио обратились к Ленину с просьбой о военной помощи. Оказать эту помощь было поручено XI армии.

28 апреля, незадолго до рассвета, мусаватистское правительство было свергнуто. Тогда же в Баку вступили бронепоезда, а вслед за ними возглавляемые Микояном кавалерия и пехота XI армии.

30 апреля в освобожденный Баку прибыли Орджоникидзе и Киров.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Кирова вызвали в Москву. Ему дали неожиданное назначение. Поглощенный новыми для него заботами, он между делом заглядывал к портным. Его обшивали-одевали по последней моде. Собственно, Сергей Миронович и в осажденной Астрахани хорошо одевался, был всегда в свежей сорочке, при галстуке, чем немало дивил приезжих, как и тем, что не носил военной формы; красная звездочка на фуражке, и только. Теперь — прощайте и фуражка, и кожаная куртка, и сапоги. Заменили их синий костюм, макинтош, мягкая шляпа, перчатки.

Доложили, что на станцию подан салон-вагон. В кармане лежал дипломатический паспорт, написанный по-русски и по-французски:

«Объявляется всем и каждому, что предъявитель сего Российский Гражданин Сергей Миронович Киров, полномочный представитель РСФСР в Грузии, отправляется в Тифлис».

Грузия была тогда меньшевистским подобием отдельного государства; полномочными представителями, полпредами, называли советских послов. Послу полагался салон-вагон. К салону-вагону прицепили два пассажирских, товарный и платформу с легковой автомашиной.

Повсюду у нас еще царила разруха, железная дорога, как говорится, хромала на все четыре колеса. Персональный поезд Кирова с сотрудниками полпредства и торговой миссии шел медленно. На станциях комендант «персоналки» бежал к начальнику или дежурному, возвращаясь сияющим, — все улажено. Сергей Миронович, отрываясь от книг и бумаг, посмеивался, предпочитая дипломатическим изысканностям народную поговорку:

— Не говори гоп…

Стояли и по часу, и по два, и куда дольше. Железнодорожники гнали эшелоны на фронты, где Красная Армия воевала и с панской Польшей, напавшей на нашу страну по наущению империалистов, и с Врангелем, собравшим в Крыму неразгромленные остатки белогвардейщины.

Харьков был запружен эшелонами — придется терпеть чуть ли не сутки. Почти все сотрудники разошлись по городу. Вдруг на извозчике — комендант поезда. Он через местную власть добился немедленной отправки «персоналки». Ее действительно отправили, только без полпреда, без большинства сотрудников.

Никто из отставших не растерялся — с ними был Сергей Миронович. А он пригласил их прогуляться:

— Догоним на станции Основа.

Шагая по шпалам, догнали «персоналку» в Основе.

Бахмут. Поздним вечером обещали сию минуту открыть семафор. Паровоз лихо засвистел. Все легли спать. Наутро пригляделись: та же станция Бахмут. Пассажиров целую ночь убаюкивали, возили по запасным путям, чтобы «персоналка» не мешала эшелонам.

В Ростове-на-Дону Киров переговорил с Владикавказом, с приехавшими туда грузинскими товарищами. Успел с их слов послать телеграмму о положении в Закавказье. Успел навестить бывшего управделами Реввоенсовета XI армии Козлова, чтобы поздравить его и жену — у них родилась девочка. Жалел, что новорожденную не назвали Розой в честь Люксембург. Сергей Миронович никогда не видел Розу Люксембург, погибшую в 1918 году, но нередко вспоминал ее, восхищался ее умом и энергией.

Свою ползучую «персоналку» он бросил и, велев первому секретарю полпредства все оборудовать в Тифлисе, подался в Баку, где были неоконченные дела. Оттуда с Орджоникидзе — во Владикавказ. Серго проводил друга до Дарьяльского ущелья, где в те дни была советская граница.

20 июня, под Тифлисом, церемонно застыли меньшевистские правительственные чины. Встретили советского посла. Поздоровались с ним, обменялись десятком-другим любезных слов. Поехали в город. Две чиновные машины, нарушая дипломатический этикет, шли впереди. На городской окраине Киров обогнал их, и вся автомобильная кавалькада покатила за ним.

У полпредства, на Ртищевской, было полным-полно. Это наперекор воле меньшевистских правителей пришли тифлисские рабочие. Киров мимо почетного караула поднялся на балкон и сказал собравшимся несколько приветственных слов.

После визитов, приличествующих дипломатическим условностям, наступили будни.

Будни полпреда осложнялись с каждым днем.

Меньшевистская Грузия была содержанкой Антанты, блока империалистов Англии, Франции, США и Японии, зачинщиков военной интервенции против Советского государства. А именовали себя грузинские правители социалистами. Это определило их беспринципную двойственность. Ленин говорил:

— Недавно меньшевистская газета в Грузии писала: «Есть две силы на земле: Антанта и Советская Россия». Что такое меньшевики? Это люди, которые держат нос по ветру. Когда мы были в международном отношении слабы, они кричали: «Долой большевиков». Когда мы начали усиливаться, они кричали: «Мы — нейтральны». Когда мы врагов отбили, они говорят: «Да, тут две силы».