Есть, господин президент! - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятнадцать минут я упражнял мышцы рук, ног и брюшного пресса, затем минут десять плескался под душем и все это время думал исключительно о кофе со сливками, брауншвейгской колбасе на бутерброде и хрустящей от крахмала белой рубашке в еле заметную серую клетку. Никаких мудрых — или пусть даже глупых, но новых — мыслей о папках с диска номер девять у меня не возникало.
Прежде чем завалиться на диванчик, я вчера, помнится, открыл еще несколько файлов, но нисколько не продвинулся на пути к истине. Ну еще два раза, в 1967-м и 1973-м, тот же упорный коллекционер зазря тратился на газетные объявления. Ну еще разок нарисовался Арманд Хаммер: в 70-е годы то ли штатовская, то ли израильская газетка на русском клеймила толстосума за непосещение синагоги, давнее пристрастие к свиным отбивным и несоблюдение шаббата. Как я погляжу, друг Ленина был никудышным евреем… В двух папках были горные виды, украшенные иероглифами — без перевода, то ли китайскими, то ли японскими. Я поэтому не понял, где конкретно эти вершина находится. Для Эвереста вроде низковато, для Фудзиямы — высоковато. Может, пик Коммунизма? Но красного флага на макушке что-то не наблюдается… Далее я обнаружил неплохую черно-белую фотографию ракеты «Фау-1» — конус носовой части кто-то обвел в красный кружок и поставил рядом жирный восклицательный знак. И что мне с него? Будь моя воля, я добавил бы туда же большой знак вопроса. А лучше — дюжину вопросов…
Пока я причесывался и одевался после душа, у меня в кабинете деликатно зазвякала посуда: Софья Андреевна предупреждала, что мой кофе уже налит, три кубика рафинада положены в чашку, а три ломтика колбасы — на хлеб. Я отправился навстречу завтраку, сел в кресло и на столе рядом с чашкой сразу же заметил два пластиковых бокса с DVD. Странно, почему сегодня два? Обычно для записи с эфира ночных и утренних новостей Худяковой хватало одной типовой болванки. На компакте вполне умещались и Си-эн-эн, и Евроньюс, и РБК, и «Аль-Джазира», и основные вести центральных каналов. Не пропустил ли я, зачитавшись за компом, чего-нибудь важного и увлекательного, типа второго 11 сентября?
Я съел бутерброд, вытер пальцы салфеткой и, осторожно приподняв за уголки, рассмотрел оба пластиковых бокса. К двум коробкам были приклеены аккуратные бумажные бирки с числами: на первой значилось только вчерашнее, на второй — вчерашнее и нынешнее.
— Неужто, Софья Андреевна, — спросил я секретаршу которая тем временем молча подливала мне в кофе сливки, — в мире случилось так много событий? Или я вдруг прошляпил что-то крупное? Северная Корея с Южной обменялись наконец ядерными ударами? В Кейптауне произведена успешная пересадка мозгов? Вице-спикер Госдумы оказалась транссексуалом? А-а, понял! В горах нашлись таки два бедных альпиниста, и их холодные трупы никак не поделят наши партийные некрофилы?
— Тех альпинистов с Тибета, Шалина и Болтаева, все еще не обнаружили, — доложила мне Худякова, — но поиски продолжаются и надежда остается… В целом же везде все по-прежнему. Ничего особо скверного или чересчур хорошего в мире не произошло.
— Славно-славно. — Я отложил коробочки, помешал ложкой в чашке и отпил. Кофе был в меру горячим и в меру сладким, самое то. — Значит, Дальний Восток не взорвался, Госдума спокойна, с мозгами в Кейптауне без происшествий… Что же тогда на втором диске?
— Я тут записала полностью программу «Дуэлянты», с участием Погодина, — объяснила мне секретарша. — Думаю, вам будет очень интересно взглянуть. Вы же ее вчера не видели, правильно?
О черт! Похоже, у Вани Щебнева все-таки потихоньку прогрессирует ранний склероз. Я же действительно загнался с дурацкими файлами и напрочь упустил из виду телебитву двух жирняг в программе Журавлева. А вот Худякова, золотко, ничего не забыла: все для меня зафиксировала и подала к столу на блюдечке. Как же, однако, здорово, подумал я, что мне удалось вовремя увести у Мосэнерго такое чудо! Если когда-нибудь я потеряю голову, секретарша ее непременно найдет, почистит, помоет и приладит на прежнее место.
— Спасибо, миленькая Софья Андреевна. — Я не поленился встать с кресла и отвесить секретарше вежливый поклон. Заодно и мышцы шеи слегка размял. — Без вас я бы вообще пропал, честное слово… И как вам, кстати, вчерашние «Дуэлянты»?
Вопрос мой был продиктован больше вежливостью, чем желанием всерьез узнать ее мнение. Тем более что Софья Андреевна, держа в голове великое множество фактов и фактиков, обычно уклонялась от их конкретных оценок. Не считала нужным вмешиваться. Она хоть и состояла на службе у кремлевского функционера неплохого ранга, но сама политика ей, подозреваю, была глубоко по барабану…
— Прекрасная была передача. Изумительная, — без колебаний, словно всю жизнь только и ждала этого вопроса, ответила мне Худякова. — Ничего лучше я уже много лет по ТВ не видела.
— Правда? — удивился я. Ну и чудеса! Давненько секретарша не говорила «изумительный». Последний раз, по-моему, она называла этим словом игру покойного Жана Габена. — Интере-е-е-есно.
Кто же из дуэлянтов понравился сильнее — Погодин или Старосельская?
Этот элементарнейший вопрос внезапно поставил Софью Андреевну в тупик. Словно бы я, вредный дядька, захотел узнать у образцовой детки, кого та больше любит — маму или папу? Над моими словами Худякова размышляла не меньше минуты и ответила неуверенно:
— Думаю, Погодин… Да, наверное, Погодин. Он говорил просто потрясающе… Но, с другой стороны, — после томительной паузы добавила секретарша, — и Старосельская тоже была потрясающей… Ой, я даже не могу выбрать, Иван Николаевич. Они мне оба так понравились, так понравились! Просто замечательно выступали.
Чисто теоретически, прикинул я, даже аполитичный человек может за вечер приобрести какие-нибудь убеждения. Но чтобы и Тима, и бабушка Лера смогли нравиться человеку одновременно? Нонсенс! Такого просто физически быть не может. Это вам даже не конь в упряжке с трепетной ланью, а чистые лебедь, рак и щука за штурвалом одного истребителя. Вероятность аварии — 100 %. Дедка Крылов не зря предупреждал о вреде плюрализма в одной голове.
— И что в их выступлениях вам запомнилось? — попробовал я выспросить у Худяковой. — Может, какие-нибудь ударные реплики?
Софья Андреевна честно напряглась, стараясь ответить. На лице моей вышколенной секретарши отразилось сперва недоумение, потом страдание, и я вдруг понял, что сейчас она, как ни старается, не может вспомнить ничего конкретного из вчерашнего телешоу. Это, в принципе, не странно: наш дорогой Тима Погодин — не Демосфен, а граммофон. Правда, и Лера Староселькая уже лет сорок, не меньше, проигрывает одну и ту же пластинку с либеральным лейблом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});