Глеб Белозерский - Лев Демин

С удалением из Ростовской земли прежнего баскака Фатуллы, стихийные бунты постепенно утихли. Файзулла, сменивший удаленного, оказался человеком более гибким и покладистым. С князьями он ухитрялся ладить и сдерживал явное корыстолюбие своих починенных. Он предпочитал не наведываться самолично в белозерский край за сбором дани, а довольствовался тем, что собирал князь Глеб с помощью своих людей. Это было отступлением от той обычной практики сбора дани, какая существовала при прежнем баскаке: его люди рыскали по поселениям, требовали с жителей ханскую десятину, не забывая при этом и о своей выгоде. Князь Глеб, собирая дань, все же знал меру. Поэтому жители княжества почувствовали некоторое облегчение.

При первой возможности Глеб Василькович совершил поездку в северный край белозерской земли, к озерам Воже и Лаче. Край этот лесистый, болотистый, малонаселенный.

Редкие населенные пункты обитаемы главным образом весью и в меньшей степени русичами.

Князь, сопровождаемый четырьмя дружинниками, отправился на север водным путем. Его постоянного спутника Власия на этот раз с ним не было: он отбыл в Орду выкупать полонян.

Весельная лодка Глеба, управляемая гребцами, двигалась вдоль восточного берега Белого озера до впадения в него речки Ухтомки. Отсюда поднялись вверх. Плыли, пока позволяла глубина и киль лодки не уперся в песчаное дно. Далее начинался водораздел между Ухтомкой и более значительной рекой Ухтомой, принадлежащей уже к Онежскому бассейну. На волоке еще сохранились следы полусгнившего бревенчатого настила. Этим путем теперь пользовались редко, и поэтому он был почти заброшен. Местами просека с гатью заросла кустарником.

С усилием пробились к верховьям реки Ухтомы, вышли к озеру Воже или Чарондскому с низменными болотистыми берегами.

На западном берегу озера раскинулось небольшое село Чаронда, которое охватывало изогнутой дугой опушка ельника. Подплыли к селу. Оно не было волостным центром и поэтому не имело собственного тиуна. Главой села считался староста, выбранный жителями. Его изба, как и соседние избы, русские и весянские, были обычными невзрачными жилищами, топившимися по-черному.

Священник, немолодой отец Гурий, жил возле церкви, названной во имя Преображенья Господня. Ему прислуживал в качестве причетника старший сын, тридцатилетний Евдоким.

Князь Глеб познакомился со священником.

- Завтра девятнадцатое августа. Большой церковный праздник, день Преображенья. Так? - спросил князь.

- Преображение Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, - произнес нараспев священник.

- Как отмечаете праздник?

- Отметим службой по полному чину. Соберется весь приход. А после службы прихожане станут веселиться согласно древним обычаям.

- Поясни, отче. Что это значит - согласно древним обычаям? Каким обычаям? Языческим?

- Как тебе сказать, княже… - священник запнулся.

- Так и скажи.

- Народное празднество это. У людей много всяких празднеств. Они связаны с древними верованиями в силы природы, лесовиков, домовых.

- Ты не считаешь, что такие празднества или обычаи суть проявления язычества и находятся в противоречии с Христовой верой?

- Не знаю, что и сказать… Мне эти празднества и обычаи не мешают отправлять мои пастырские обязанности. Люди, и русские, и весяне, в храм Божий ходят, младенцев крестят, брак церковью освещается. Правда, бывает, некоторые весяне не сразу идут под венец, а сперва сожительствуют в блуде. Таких увещеваю и привожу в храм.

- Выходит, миритесь с язычеством?

- Смотря что усматривать в язычестве..

- Да многое из того, чем грешат твои прихожане. Веру в лешаков, водяных, нечистую силу, например. А еще в священные деревья, камни.

- Я не спорю, княже… А храм Божий прихожане все-таки посещают. И молятся усердно. А потом… - отец Гурий задумался, подбирая нужные слова. - У всякого человека могут быть свои привычки, пристрастия, кои выходят за пределы его религии. Если он перенял их по наследству от старших, впитал с молоком матери…

Священник опять умолк.

- Понятны твои доводы. С тем, что впитал с молоком матери весянин, приходится мириться. Хорошо и то, что он посещает храм, молится на образа. А надавишь на него - отпугнешь от церкви. Потеряешь паству. И пострадаешь от этого ты, отче? Разве не так?

Священник забормотал что-то невразумительное. Глеб понял общую обстановку, в которой бедному приходскому священнику предстояло жить.

Глеб не принял приглашения ни священника, ни сельского старосты переночевать у них. Уж очень непривлекательными казались их курные избы с прокопченными стенами. Он предпочел заночевать у костра.

Звонницей с набором колоколов храм еще не обзавелся. Возле паперти на столбе было подвешено церковное било - продолговатый кусок железа, выкованный из болотной руды. Сын священника Евдоким, причетник был и за звонаря. Вооружившись металлической колотушкой, он ударял по висевшему на столбе куску железа, созывая прихожан к праздничной службе. Гулкий звон разносился по окрестностям.

Утром собрались прихожане, русские и весяне, которых было большинство, жители села, окрестных деревень и выселков: всего около сотни человек, не считая детворы. Небольшой храм представлял собой простой прямоугольный сруб с главкой, увенчанной крестом на коньке крыши. Он заполнился до предела. Священник пожаловался Глебу, что в другие дни, когда проходили обычные службы, такая масса богомольцев не собиралась.

Отец Гурий отслужил праздничную литургию в сослужении сына - причетника. Потом богомольцы подходили к нему под благословение. Снова послышались удары церковного била, возвещающие об окончании богослужения.

Священник, разоблачившись в алтаре и оставшись в одной поношенной рясе, подошел к Глебу.

- А теперь, княже, узри, как прихожане наши отметят праздник Преображения общей трапезой.

- Это христианский или языческий обычай? - сердито спросил Глеб.

- Религиозная часть праздника закончилась.

- Значит, начинается языческая часть?

- Я этого не сказал. Нигде в Священном Писании не сказано, что всякие праздничные пиршества запрещены, коли они не совпадают с днями Великого поста.

Тем временем вышедшие из храма люди явно что-то затевали. В стороне разожгли большой костер, над которым подвесили котел с водой. К толпе подошли двое парней, ведя на поводу молодых быков.

- Обещанный скот, - пояснил священник.

- Что значит обещанный? - спросил с удивлением Глеб.

- Это значит - скот, предназначенный на заклание для общей трапезы.

Роль распорядителя взял на себя сельский староста Капитон. Он же был и церковным старостой. Капитон приказал людям принести скамью для князя, покрытую домотканым ковриком.

- Порадовал нас князь своим приездом. Вот тебе почетное место, - произнес он, указывая Глебу на скамью.

Празднование затянулось надолго. Сперва два крепких, коренастых мясника закололи быков точными ударами ножа в шейные артерии. Раздался надрывный рев животных, мигом оборвавшийся. Быки осели на колени и завалились на бок. Из ран животных обильно хлынула кровь.

Быков быстро освежевали. Туши разрубили на куски, требуху бросили собакам, ожидавшим своей добычи. Пока мясо варилось на костре в огромном котле, Капитон занимал князя Глеба разговорами.

- Давний обычай. Не нами выдуман. Старики говорят, в те времена, когда этого храма еще не было и весян еще не крестили, обещанный скот вот так же закалывался на капище. Считалось, что его мясо становится угощением для богов и лесных духов.

- Как же потом поступали с мясом обещанного скота? - спросил Глеб.

- А делили между собой и съедали.

- Значит, вы сохраняете старый языческий обычай жертвоприношений.

- Какие же это жертвоприношения? Устраиваем общую трапезу по случаю праздника Преображения. Вот и батюшка так считает. Праздник-то церковный.

Мясники, убедившись, что мясо сварилось, доложили об этом Капитону. Тот, прежде чем подать рукой сигнал к началу трапезы, приподнес большой кусок лучшего мяса на деревянном блюде гостю, князю Глебу. Потом подал по куску дружинникам. Большой кусок, целая ляжка, предназначался священнику, отцу Гурию: он был отцом большого семейства. Матушка пришла с большой плетеной корзиной, чтобы унести домой свою долю.

Потом староста подал знак, и прихожане один за другим подходили к котлу с деревянной тарелкой или деревянной дощечкой, заменявшей тарелку. Мясники вылавливали им из котла куски мяса, сваренные с луком и зеленью. Люди с едой расходились по поляне, располагались на траве. Все с жадностью набрасывались на молодую телятину, как будто давно не ели ее, обгладывали кости. Когда общая трапеза завершалась, к котлу подошла старая женщина, похожая на нищенку. Когда-то у нее была семья. Муж утонул в озере во время осенней непогоды, дети умерли от какой-то внезапно нахлынувшей на селение хвори. А сама женщина тронулась рассудком и превратилась в нищенку. Ей позволили выскрести со дна котла остатки еды.