Собиратель автографов - Зэди Смит

— На свете есть миллионы других девушек…

— Без взаимности, — громко повторил Джозеф, — со стороны человека, которому почти все равно, жив ты или нет. Только представь себе!

Они остановились на перекрестке. Алексу всегда нравилось считать себя жертвой. Любой другой роли он внутренне сопротивлялся. Но сейчас валуны, закрывавшие вход в пещеру, откатились в сторону, и перед ним разверзлась бездна. Моментальными снимками вспыхнули и пронеслись перед глазами, вместе с потоком машин на перекрестке, воспоминания… Из памяти выветрилось все, кроме жестов и мимики. Всего несколько лет назад они с Джозефом были не разлей вода. Вот двое мальчишек сидят в освещенной красным фонарем ванной и смотрят, как проявляются фотографии… А вот их, тинейджеров, возле кинотеатра толпа прижала к малиновому бархатному канату, ограждающему проход, и, вцепившись в медные стойки, они ждут выхода кинозвезд… Уже повзрослев, одновременно перелистывают альбомы в зеленых кожаных переплетах, обмениваясь реликвиями. В каждом воспоминании Джозеф оказывался где-то на краю кадра и протягивал руки, чего-то ждал. А в последние годы они все больше отдалялись друг от друга, встречались реже и реже, едва ли не по обязанности — и эта отчужденность видна на лицах, выплывающих из глубин памяти.

— Это была самая суматошная неделя в моей жизни, — признался Алекс, кивая.

Джозеф рассмеялся — уныло, безрадостно, как умел только он:

— Такая фантастика — и такая мелодрама. Только не впустую ли потрачено время? Или ты к тому и готовился? «Мистер Де Милле, я уже готова для крупного плана…»[95]

Алекса охватила грусть:

— Ну не мазохизм ли это, Клейн? Выбрать меня. Из всех людей.

— Что-что, а это тебе не свойственно. — Джозеф, невесело улыбнувшись, нажал на педаль газа. — Сколько тебя знаю, что бы ты ни творил, всегда искал удовольствий, но не боли.

— Опять ты за старое! Мне это начинает надоедать — что я не страдаю, а значит, я гой и мне лишь бы дурака повалять…

— Нет! — оборвал его Джозеф. — Никогда ничего подобного я не говорил и не чувствовал. Жизнь вообще отрицание, фикция. Бесполезно и напрасно отрицать отрицание. А я весь напрасный. Адам всегда говорил…

— Адам знает?

— Адам догадывается. Он все видит. Он знал, когда мы еще были мальчишками. И сказал, что мне надо найти другой объект для любви, вот и все. Ничего не случилось, просто я так решил, сказал он. Напрасное решение страдать.

Машина перед ними замедлила ход и почти остановилась. Джозеф снова повернулся к Алексу, который невольно отвел глаза. Оба они почему-то уперлись взглядом в Люсию.

— А как насчет Эндельмана? Нуждается в чем-то? В любви?

Алекс в душе молил всех богов, которых только знал, чтобы Джозеф умолк. Он взял Люсию на руки, и она начала примериваться к кожаному набалдашнику на рычаге коробки передач — нельзя ли им закусить.

— Я бы сказал, ему и так слишком многое дозволяется.

— Прискорбно. — Джозеф провел рукой по волосам, словно что-то стряхивая. — О’ке-е-е-е-ей, — вздохнул он. — Лады, лады, лады… Думаю, на сегодня хватит. Надо сконцентрироваться. Смотри на знаки. Нам нужен указатель «В Ист-Энд».

— Это? — спросил Джозеф, пробираясь на свое место. — Это Эндельман. Он евнух.

— А познакомиться с Грейс он не желает? — осведомился Адам, выталкивая из-под стола кошачью переноску. — Или занять ее место?

Рубинфайн приподнялся, давая Алексу сесть слева от себя. На нем были тесные до невозможности джинсы и джемпер с рекламой Маунтджойского конкурса еврейского танца, на котором он в 1989 году встретился с Ребеккой и занял третье место.

Рубинфайн обратился к собравшимся:

— То ли я простофиля, обыватель безо всякого понятия о культуре, то ли это правда сырое яйцо в супе плавает?

— Алекс! — воскликнул Адам, и они обменялись рукопожатиями.

— Адамчик. Как поживаешь!

— Хорошо. И ты неплохо выглядишь. Тебе в этом ресторане понравится. Официанты — настоящие русские. Подозреваю, что негры в это заведение прежде не захаживали. Я заказал первое, так один из них чуть не уронил свой борщ, когда меня услышал. Э-э, мы здесь, сюда, о’кей, о’кей, пиво, да? Будешь пиво, Джозеф? Izvinite… da, о’кей, dva butillky peevo, pojalsta… spasibo, spasibo, da. Итак, — он повернулся назад к столу, — у нас все готово ко вторнику?

— Эта машина, Адамчик… — начал Алекс, но не смог сдержать улыбки и замолчал.

Адам пожал плечами:

— Машина и есть машина. Важнее то, что мы собираемся сделать во вторник, и все неплохо складывается, правда, просто классно — все уже организовано, дело только за тобой. Но не будем здесь об этом, просто посидим и выпьем водки. О’кей? Круто?

Алекс подцепил вилкой кусок хлеба в фарфоровой чашке с ободком в виде золотых листиков — такие стояли на всех столах. Откусил немного, а потом поинтересовался, как он называется по-русски.

Адам издал невразумительный горловой звук.

— Зачем ты учишь этот язык? — неприязненно спросил Рубинфайн. — Такой вялый. — Он протянул официанту свою тарелку с супом, из которой не съел ни ложки.

В приливе благодарности Алекс похлопал его по спине:

— Рубинфайн, долгих тебе лет жизни. Вроде я твой должник. Спасибо за организацию… ну, Грин и Дарвик рассказали мне, что, по сути, именно ты все устроил. Рабби Барстон там будет, да?

— Сделал, что в моих силах, — с деланной скромностью промолвил Рубинфайн и откинул голову назад, при этом слегка въехав затылком в стоящий рядом гигантский самовар. — Хотя пришлось поломать голову, потому что его в этот день ждали на одной свадьбе, да и вообще буквально на части разрывают.

Адам всегда считал лишним тратить время на соблюдение этикета. Он поддел ножом для масла немного переливающейся осетровой икры и положил ее себе на язык:

— Вкуснотища! Хорошо, что ты не заморачиваешься по поводу рабби Барстона, то есть вроде и нет для того причин, дело яйца выеденного не стоит… хотя, по правде говоря, больше в Маунтджое и не к кому обратиться, а он — человек передовой, так что насчет женщин вопроса не возникло, и можно ему только за все спасибо сказать.

Джозеф подавил смешок. Алекс, который в это время извлекал Грейс из переноски, вскинул голову:

— Заморачиваться? О чем там можно было заморачиваться?

— Да совершенно не о чем, правда. Ни на минуту не сомневался, что ты примешь все с легким сердцем. Джозеф, позови-ка официанта! Пусть принесет что-нибудь нашей псине, пока она киску не слопала.

Грейс закрутилась вокруг ног Алекса и вытянула одну лапу, намереваясь цапнуть Люсию. Та приподнялась и лизнула Алекса в нос шершавым язычком.

— По-прежнему не врубаюсь. Какие могут быть проблемы с Барстоном?

— А разве Грин?.. Или…

Подошел официант с квадратным подбородком и, кивая на кошку с собакой, начал о чем-то просить Адама по-русски.

— Ooh-litsa, — проворчал Адам, когда официант повернулся на пятках и строевым шагом отправился на кухню. — Это, определенно, значит «улица». Еще он какое-то длинное слово сказал, не понял какое, хотя… Может, зоопарк или зверинец, а здесь не место для…

— Адам, какие все же могут быть проблемы с Барстоном?

— В общем, никаких, — вставил Джозеф, и в его глазах мелькнули озорные искорки. — В воскресенье я заскочил в один подвальчик, на сельский праздник с танцами, и он там был, причем не в первый раз. Поговорили с ним о комедиях Престона Стерджеса, он живо всем интересуется, особенно разным еврейским подтекстом в голливудских фильмах. Здорово во всем рубит, по-моему…

— А что он делал на этих танцах?

Адам вытер рот салфеткой и сказал:

— Знаешь, Ал, что он мне поведал? Мы с ним давно о каббале дискутируем, так теперь он заявил фантастическую вещь: «Бог есть глагол». Прямо так и сказал: «В одном с тобой соглашусь: Бог есть глагол». Классно, да?

— Парень умеет танцевать контрданс, — добавил Джозеф. — Искренне верит в Бога. И танцует с каждой…

— Он ведь карлик, не так ли? — Алекс уронил подбородок на грудь.

Ненадолго повисла тишина.

— Нет, вернее сказать… — начал Рубинфайн, но Алекс жестом руки остановил его.

— Какого роста? Ну, какого он роста?

— Вполне подходящего, дружище. — Адам озабоченно посмотрел на приближающегося официанта, недовольного присутствием животных, и человека с внешностью метрдотеля. — Думаю, чуть выше… метра сорока?

Люсия игриво подбежала к метрдотелю и лизнула его пахнущие кухней ботинки. Дальше последовала впечатляющая сцена. Адам попросил всех своих друзей помалкивать, а сам получил неплохую возможность попрактиковаться в русском языке. Однако метрдотель, судя по суровому выражению его лица — такое у всех русских с рождения, — крайне пессимистически оценивал умственные способности оппонентов. Взмахом руки он отослал прочь второго официанта, направлявшегося к их столику с подносом, уставленным пивом и тарелками с блинчиками.