Правила возвышения - Дэвид Коу

— Да.

— А что еще?

Последовала длинная пауза.

— Я буду капитаном королевской гвардии, — наконец сказал Ксавер. — Если верить камню, — поспешно добавил он, несомненно с целью успокоить Тависа.

«Почему я не получил такое пророчество?»

— Это замечательно, Ксавер. — Молодой лорд говорил совершенно искрение. — Я рад за тебя. По крайней мере хоть один из нас получил хорошее пророчество.

— Ты выйдешь отсюда, Тавис. — Ксавер говорил с горячностью человека, старающегося убедить самого себя. — Мы вытащим тебя из темницы.

Тавис не нашел что ответить и потому просто сказал:

— До свидания, Ксавер. Приходи ко мне завтра пораньше.

— Непременно.

Он поднялся по лестнице и два раза стукнул кулаком в тюремную дверь. Через несколько секунд она распахнулась, и Ксавер вышел. Затем дверь с отвратительным грохотом захлопнулась, и Тавис услышал лязг засова.

Он закрыл глаза и прислонился к стене. В тот же миг вопли безумного узника возобновились.

Последним человеком, заставившим Явана сравнительно долго ждать, был Айлин, которому герцог наносил визит во время своего последнего приезда в Город Королей несколько лет назад. Яван никогда не отличался терпением, но в данном случае сумел сохранить самообладание. Айлин был королем, а король имел право тратить на аудиенции столько времени, сколько считал нужным. К тому же он был Торалдом, а все короли из этой династии славились своим высокомерием, что во многом объясняло его пренебрежительное отношение к гостям. Поэтому Яван спокойно ждал и, конечно же, обратился к Айлину со всей подобающей случаю учтивостью и смирением, когда его наконец впустили в приемный зал. Какого бы он ни был мнения о самом короле, он все же находился в Одунском замке и стоял перед Дубовым троном.

Однако сегодня был совершенно другой случай. Яван ждал аудиенции не у короля, а у герцога Кентигернского, и на карту было поставлено нечто гораздо большее, чем его гордость и его время.

Он мерил шагами приемную перед покоями Андреаса уже не один час. Он слышал, как прозвонили утренние колокола, потом полуденные, — но герцог по-прежнему отказывался принять его. Двоих стражников, которые встретили Явана у двери и велели подождать, давно сменила следующая пара часовых, еще более высоких и мускулистых. Близилось время очередной смены караула, а он все еще ждал.

Вероятно, с момента его появления в приемной Андреас уже раз десять выходил из своих покоев и возвращался обратно. В покоях самого Явана в Кергском замке тоже имелось три запасных выхода, дававших возможность избегать встреч с нежелательными посетителями, но от этого ситуация не становилась менее неприятной.

«Его дочь убита, — прозвучал голос в его сознании. Голос Шоны. — Можешь ли ты винить герцога в том, что он не желает видеть тебя?»

— А как же Тавис? — пробормотал Яван, привлекая к себе мрачные взгляды стражников. — Разве он не жертва тоже?

«А жертва ли он?»

Яван вздрогнул и на мгновение замедлил шаг. Вот оно: мучительный страх, гнездившийся в темных тайниках сознания, зловеще смотрел на него, словно один из демонов Байана. А что, если мальчик действительно убил Бриенну? А что, если все улики — запертая дверь, его кинжал в груди девушки, кровь убитой на его руках — являются просто доказательствами его вины, каковыми и кажутся? Что, если недавнее поведение сына в Керге было просто прелюдией к этому зверскому убийству, а не временным отклонением от нормы?

Он сказал Фотиру и молодому Маркуллету, что верит в невиновность Тависа. Конечно, он хотел верить. Но в глубине души он по-прежнему сомневался. А следовательно, тем тяжелее становилась для него предстоящая встреча с Андреасом, которой он добивался.

Разговор с герцогом всего через несколько часов после смерти Бриенны в любом случае обещал быть мучительным и трудным. Несомненно, последуют обвинения, угрозы, разговоры о мести. Но если он войдет в покои Андреаса, продолжая сомневаться в словах сына…

Яван потряс головой, содрогнувшись при одной этой мысли. Но что он мог поделать? Страх оставался в душе, неумолимый и непреодолимый.

Поэтому, когда дверь в покои Андреаса наконец открылась и стражники расступились в стороны, явив взору высокую худую фигуру первого советника, Яван сделал единственное, что ему оставалось. Он отбросил прочь все свои сомнения насчет Тависа и стал думать только о Шоне. Она не сможет пережить смерть сына. Яван знал это наверняка и потому даже не видел смысла задаваться вопросом, виновен Тавис или нет. Он должен был спасти сына, невзирая на все свои сомнения и все свидетельства его вины. Ради Шоны — и ради себя самого.

— Герцог готов принять вас, лорд Керг, — вымолвил Шерик с мрачным и отчужденным видом.

Яван шагнул к двери, но кирси поднял руку, останавливая его:

— Вы должны оставить свой меч в приемной.

Поначалу Яван решил, что ослышался. Эйбитарские герцоги постоянно носили с собой меч — особенно когда встречались с другими знатными особами, будь то герцоги или представители низшего дворянства. Он был при мече даже на приеме у Айлина.

— Вы шутите, — сказал Яван.

— Нисколько. Мы уже видели, на что способны Керги в ярости. Мы не хотим рисковать еще и жизнью нашего герцога.

— Это нелепо! — Яван изо всех сил старался сохранять самообладание. — Мой сын невиновен, а я не убийца!

Мужчина пожал плечами:

— Боюсь, я должен настаивать.

— Настаивайте, коли вам угодно, — сказал Яван. — Но я не расстанусь с мечом. Я — будущий король Эйбитара. И не намерен исполнять ваши прихоти.

Он снова шагнул к двери, но два стражника преградили ему путь, обнажив свои мечи.

— У вас нет выбора, милорд. — Кирси говорил таким невозмутимым тоном, что Явану захотелось его ударить. — Если вы не оставите меч в приемной, герцог вас не примет.

Это было не только поводом для раздражения, но еще и поражением. Оно не имело никакого значения, но все равно оставалось поражением и уязвляло гордость. Яван почувствовал на себе насмешливый взгляд кирси, когда снимал пояс и ножны, и вновь почувствовал желание ударить мужчину. Но вместо этого он отдал свой меч советнику и проследовал за ним в покои Андреаса, словно пленник.

Герцог стоял у окна, спиной к вошедшим, загораживая своим массивным телом почти весь свет.

— Оставьте нас, — сказал он, не оборачиваясь.

Первый советник отвесил поклон и удалился, закрыв за собой дверь.

Услышав стук затворяемой двери, Андреас обернулся. У него были покрасневшие от слез глаза и мертвенно-бледное лицо, если не считать двух алых пятен на щеках. Яван впервые видел герцога таким несчастным.