Мы здесь - Майкл Маршалл

– Господи, что с вами?

– Не что, – уточнил я, – а кто.

Глава 48

За следующий час произошли три вещи. Во-первых, в меня влили три чашки крепкого кофе, что пошло мне на пользу. Во-вторых, я оглядел себя в зеркале, что на пользу мне не пошло. Мне почему-то казалось, что Кристина и Джефферс в своих тревожных оценках склонны к преувеличению, но уже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы определить: я побывал в потасовке, которая закончилась явно не в мою пользу. Несколько швов от пореза под левой скулой, остальное – синяки и ссадины. На должности, связанные с пиаром, а также в детские учреждения меня в таком виде точно бы не взяли, ну а так в целом я видел случаи и похуже, так что жить можно. А кофе и горсть болеутолителей из аптечки священника сделали мое существование более-менее сносным.

В-третьих, Кристина рассказала священнику то, что рассказала мне, а я пририсовал сюда другие события истекшей недели. Роберт слушал безучастно, как если бы, наверное, выслушивал унылое перечисление каким-нибудь прихожанином своих прегрешений – тягу к спиртному, постыдные мысли о заднице своего соседа, – за чем у пастора обычно следует незлобивое порицание и епитимья за отступление от общепринятых моральных норм. Лишь в какой-то момент он насторожился, когда Крис подтвердила, что нашим первым контактом была Лиззи.

– Вы точно уверены, что это именно она заинтересовалась вашей подругой? – спросил он у нее.

– Да, – ответил я. – Я уже приводил вам этот эпизод, когда нечаянно прервал ваши музыкальные экзерсисы. Но у него была еще и предыстория.

– Что за предыстория? Сколько она длилась?

– Точно не помню, – сказал я. – Но счет идет, во всяком случае, на недели. Как раз это и выбивало Кэтрин из колеи. Так что она, судя по всему, тоже считает, что начало у всего этого довольно давнее.

Удивления у Джефферса это не вызвало. Мы сейчас сидели в его кабинете, мутновато освещенном двумя лампами. По общему настоянию я занял удобное кресло, а отец Роберт и Кристина ютились на двух деревянных стульях.

– Слышать ваши слова мне довольно грустно, – вздохнул наконец священник. – То, что Лиззи снова начала ходить по пятам, – это шаг назад. Надо будет составить с ней на эту тему разговор.

Крис смотрела на него, как будто начиная делать какие-то выводы.

– Ладно, – кивнула она. – Но Лиззи не одна. Есть ведь и другие – Клаксон, например. И вообще все те, кто именует себя Ангелами. В том числе и Медж, друг Лиззи. А еще она упоминала какого-то Гользена.

– Да, я о нем наслышан, – натянуто усмехнулся Джефферс.

– А сколько там вообще всех этих людей? – спросила моя подруга.

– Я за последние три года повстречал с полсотни, ну а в целом их может быть и больше. Причем, подозреваю, намного больше. Кое с кем из них я пробовал работать.

– Каким, интересно, образом?

– Разрабатывал программу адаптации. Чтобы помочь им из их текущего состояния перейти во что-то более позитивное.

– Но кто они в принципе? – задал я новый вопрос. – Просто люди, что угнездились между щелей, – так, что ли?

– Нет, не так, – ответил он. – Это… сложнее, чем кажется. Вы можете просто не поверить.

– А вот вы нас проверьте, – подначила его Крис.

– Вы в самом деле хотите знать?

– Очень.

– Они мертвые.

Мы оба молча вперились в Роберта.

– Ну вот, я же говорил, – вздохнул он удрученно. – Одна из главных трудностей моей работы в том, что слово «мертвый» действует на людей пугающе.

– Очень уж это слово масштабное, – заметил я.

– Ну а вы как думали? Потому что сегодня оно означает глобальное изменение, произошедшее в мире. Раньше все обстояло по-иному. С теми, кто покинул этот мир, у людей была связь. Есть мнение, что человечество как вид сменило кочевой образ жизни на оседлый как раз потому, что мы начали предавать усопших земле: строить им жилища даже прежде, чем себе самим. Ну а если у вас с мертвыми поддерживается стойкий диалог, то вы не желаете от них отрешаться. И для обхода этой деликатной темы существовало понятие Царствия Небесного – некой бескрайней вечной обители там, наверху, откуда умершие могут сверху вниз милостиво на вас взирать везде, где б вы ни находились и куда бы ни держали путь. Тысячелетиями религии поддерживали в людях веру, что мертвые не уходят и остаются на связи. Но теперь наука громогласно заявляет, что, умирая, человек остается единственно в памяти, а сама память – это не более чем электрические импульсы в студенистом, уязвимом комке плоти весом два кило с небольшим. Так смерть, перестав быть связующим звеном, стала грандиозным разрывом. И чем глубже, чем больше эта расселина, тем ужасней она нам видится.

– Но какое отношение это имеет к Лиззи и ее друзьям?

– Они призраки, – просто ответил священник. – Люди, что умерли в городе, но никуда не ушли.

– Какой же Лиззи призрак, – вступилась за новую подругу Кристина, – если она вот она, здесь! И ее друзья тоже. Да мы с ними нынче два часа тырили по барам выпивку – и хоть бы что! А вы говорите…

– Никто не утверждает, что призраки не могут взаимодействовать с физическим миром, – заметил Джефферс. – Баек о том, как они проходят сквозь стены и самопроизвольно исчезают, не счесть, только вот сама способность исчезать связана с тем, замечают вас или нет. Это могут проделывать и вполне обычные люди. А кроме этих баек, есть еще истории с полтергейстами – духами, способными, пусть и неуклюже, манипулировать предметами, – а также про домовых и эльфов, что вытворяют в домах всякие шалости, и просто про привидения, что ледяными пальцами проводят вам сзади по шее.

– Вы считаете, что это все фокусы из одной шляпы?

– Что они схожи по принципу. Кого-то из этих духов мы иногда, при определенных обстоятельствах, способны видеть. Бывают такие, которых мы не видим, но чувствуем на себе их воздействие – только ведь такое происходит и в обычной жизни. Если, скажем, кто-то вне поля нашего зрения хлопает в ладоши, мы это действо все-таки слышим. Нам необязательно его видеть или ощущать, чтобы чья-то рука в подтверждение непременно хлопала нас по одному месту. Точно так же, как в жизни существует множество людских типажей с разными способностями и внутренним устройством, то же самое можно сказать и про души.

Я все не мог взять в толк, говорит он серьезно или это все так, церковная заумь, которая мне, усталому, не по зубам.

– Так почему эти духи все еще здесь? – решил я все-таки поддержать разговор.

– Неоконченные дела. Или потому, что кто-то из них все еще жив. Все еще не может до конца уйти, поддерживает связь, слишком крепкую для того, чтобы он наконец порвал эту удерживающую его пуповину и тронулся дальше, в русле естественного порядка вещей.

Мне вспомнилось, что этим вечером, несколькими часами раньше, я дал адрес пастора Лидии. Неизвестно, настолько ли это умный шаг…

– Но как такое, собственно, происходит? – задал я еще один вопрос.

– Странно, – улыбнулся Джефферс. – Я, признаться, не считал вас ярым приверженцем науки.

– Я им и не являюсь. Но почему я обязан верить всяким старым россказням? Нет, правда: как такое может происходить?

– А вам известно, как происходит любовь? Или ненависть? Или надежда? Тем не менее вы же не станете отрицать их существование или силу их воздействия на человеческое поведение.

– Ну так то эмоции, а не состояния бытия…

– Мне это видится как ошибка в философской категории. Впрочем, те заблудшие души вряд ли подпадают под определение практичных мыслителей, да и в нашем реальном мире большого отличия чего-то не заметно. Вселенная – совсем не одно и то же место для влюбленного и для того, кто терпит горести, это совсем разные миры, и вместе с тем они существуют бок о бок. И тому и другому жизнь дает эмоция. Спрашивается: если эмоция способна структурировать реальность, то почему она не может сподобить какую-нибудь отдельно взятую душу вытянуться за изначально предназначенные для нее рамки?

Я покачал головой, чувствуя, что суждение это протекает, как дырявая кровля. И вместе с тем я не мог толком указать ни на одну из дырок.

– Состояние это не перманентное, – продолжал свою мысль Роберт. – Оно нестабильно, и в первую очередь потому, что зиждется на эмоции. Некоторые из их числа – их называют Полыми – ближе других к тому, чтобы изойти. Они уединяются, дистанцируются от мира, часто обосновываясь на кладбищах, как будто смутно припоминая сам факт своего погребения, и желают воссоединиться с процессом перехода. Есть, наоборот, такие, которые даже не сознают, что умерли, – их кличут «незнайками». По другую сторону того спектра стоят Наконечники – сильные, прошедшие путь самопознания мертвецы, владеющие способностями полтергейстов воздействовать на объекты реального мира. Есть еще разряд особо неугомонных духов, их еще называют Странниками: они отличаются непоседливостью, нежеланием оставаться рядом с удерживающим их по эту сторону человеком. И наконец, есть Угловые, которые удерживаются на одном месте подолгу, словно привязанные к конкретной местности. Они распространяют послания среди остальных призраков. С некоторых пор среди всех этих душ наблюдается усиленное брожение. В сущности, мертвые были с нами всегда. И среди духов всегда были такие, кто сбился с пути, потерял ориентир. Ну а теперь, когда общество посбивало дорожные указатели, такое будет происходить все чаще и чаще.