Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе - София Шуазель-Гуфье

Несмотря на свое великодушное сопротивление, Николай вступил на опустевший трон, на котором его мудрости предстояло восторжествовать над столь ужасными событиями. Бог поддержал его среди испытаний; Он и впредь поддержит его.

Если император Александр заслужил наименование Благословенного, будем надеяться, что по примеру этого незабвенного государя его августейший наследник, подобно ему, внушит уважение к своему имени и к своей власти; подобно ему, предпочтет любовь своих подданных суетному блеску славы и этим путем когда-нибудь получит от своих современников и потомков имя «Безупречного», — прекрасное наименование, которое сумели заслужить не только немногие государи, но и вообще немногие люди.

Я попыталась в этом скромном очерке изобразить Александра таким, как он рисуется в его собственных деяниях и словах. Я сочту себя удовлетворенной, если те, кто имел счастье знать его, быть к нему близкими, кто любил его и был ему предан, — если они узнают в этом изображении некоторые черты великого и прекрасного его оригинала, достойного иного, более талантливого пера!

1829

Примечания

1

Тот, кто извлек Францию из пропасти революций, кто в течение некоторого времени сумел даже внушить Александру чувство восхищения перед своими дарованиями, — тот, само собой, не был человеком обыкновенным. И, притом, Наполеон доказал, как мало значит человеческое величие!

2

Отец мой, граф Фитценгауз, в то время уже с год как изгнанный в Казань, однажды обедал в многочисленном обществе у местного губернатора, когда, во время трапезы, внезапно доложили о прибытии фельдъегеря. Все гости побледнели; губернатор дрожащими руками раскрыл адресованный на его имя пакет, в котором, к общему успокоению, заключался орден для одного из стоявших в Казани генералов.

3

Другие утверждают, что Пален распорядился сам, чтоб Павлу передано было это тайное извещение.

4

Княгиня Радзивилл, виленская воеводша, мать княгини Чарторыской и моя тетушка, — умная, талантливая и одаренная, с живым воображением, подолгу гостила в Петербурге. Ее милостиво принимали императрица Екатерина, осыпавшая ее милостями и дарами, Павел I и император Александр.

5

Нарышкина.

6

Так сказано в оригинале.

7

Автор говорит о Бородинской битве, которую французы называли сражением под Москвой.

8

По смерти императора Александра ничто не могло заставить Илью расстаться с телом его обожаемого господина.

9

Император, как мне кажется, должен был сказать: «Если бы я не был Александром, я бы хотел быть Моро». Примеч. автора мемуаров.

10

Вероятно, автор разумеет здесь историка Арно, автора книги «Жизнь Наполеона». Примеч. французского издателя.

11

Автор ошибается: Наполеон и его сторонники порицали не капитуляцию Парижа, но оставление позиции при Эссоне после сдачи Парижа. Заметка французского издателя.

12

Чернь, всегда готовая ниспровергнуть идола, которому она кадила накануне, хотела разрушить статую Наполеона. Полиция тотчас издала приказ, объявляющий, что Его Величество, русский император, взял это произведение искусства под свое покровительство, и что статуя Наполеона будет немедленно заменена статуей мира. Равным образом было воспрещено оскорблять и печатно поносить лиц, принадлежавших к прежнему правительству. Великодушный Александр не забывал ничего. Примеч. автора мемуаров.

13

Граф Нессельроде, министр русского императора, тем не менее должен был напечатать заявление, в котором он объявлял, именем государя, что Его Императорское Величество, взяв на себя заботу об интересах Европы во время пребывания своего в Париже, не хочет вмешиваться в дела частных лиц по отношению к законам и местной полиции и поэтому государь предлагает обращаться в таких случаях к местным властям.

14

При этом я не могу не обвинить в несправедливости великого писателя, который в своей «Истории Наполеона», столь недостойной его громадного таланта, следующим образом объясняет великодушный и бескорыстный образ действий императора Александра в указанную эпоху: «Мы не оскорбим память императора Александра, государя, одаренного такими прекрасными, благородными качествами, если выскажем предположение, что на нем отразилось влияние его воспитателя, француза Лагарпа. Александр не мог сбросить с себя ту соединенную с тщеславием чувствительность, которая превращает доброжелательный поступок в театральную сцену и опьяняется аплодисментами. Заразный воздух Парижа, лесть, неожиданный успех, желание устранить всякую тень недовольства, одним словом, стремление выказать великодушие в минуту торжества, — все это, по-видимому, увлекло Александра за пределы благоразумия и осторожности».

В этих немногих словах проглядывает чувство ревности, характеризующее английскую нацию. Последняя не могла простить Александру его успехи и могущественное его влияние, оскорблявшие гордость англичан и их стремление к преобладанию. Наконец, его благородный отказ от должности тюремщика Наполеона — является осуждением некрасивого поведения английского правительства по отношению к несчастному и слишком доверчивому врагу. Примеч. автора мемуаров.

15

При этом уместно будет, я думаю, привести здесь выдержку из замечательной речи, произнесенной г-ном Монморанси во Французской академии: «Мы уверены при этом, что получим одобрение короля. Воздавая должное его верному союзнику, государю, которому предстояло исполнить высшее назначение и которого мы так рано и так жестоко лишились, мы исполняем благородные намерения короля. Поверьте, господа, тем сообщениям свыше, которые еще звучат в глубине моей души; теперь, не боясь быть нескромным, я могу открыть с глубокой скорбью, что все интересы человечества были дороги и священны для великодушного сердца Александра. В эпоху Реставрации один член старинной Французской академии, отличавшийся тонкостью вкуса и ума, был представлен Его Величеству, русскому императору. „Ваше Величество, — сказал императору Сюар, имя которого привлекло благосклонное внимание государя, — Вы находитесь в стране, которую должны любить, так как в ней воздается должное той славе, которую любит Ваше Величество. Если Ваша августейшая бабка стала бессмертна в России, она этим обязана Франции“. Слышавшие эту речь, столь привлекательно изящную, проникнутую тонким патриотизмом, стремившимся использовать для Франции тайну великого сердца, заметили, что государь улыбался, без сомнения, думая при этом как о Франции, так и об этом обещании славы. Обещание это дано и принято не всуе: потомство выполнит его. За тот пример, который Александр дал престолам, за его стремление к миру, ко всеобщему благоденствию, за его великодушие, бескорыстие и заслуги перед Францией, — за все это воздастся его памяти поэзией и историей, которые восхвалят его и обессмертят его имя. Примеч. автора мемуаров.