Том 8. Кингсблад, потомок королей. Рассказы - Синклер Льюис

При виде Нийла она поднялась, спокойная, безмятежная, такая же высокая, как Вестл, в распахнутом на груди длинном халате, лиловом с золотыми прожилками. Она сдвинула брови, заметив, что он почти шатается, она сказала шепотом:

— Ах, бедный ребенок! — и раскрыла ему объятия, и он спрятал лицо у нее на груди.

Когда они уселись на тахте, доверчиво обнявшись, она заговорила с нежностью в голосе:

— Досталось вам, бедняге, в этой попугайной лавке, а? Я нарочно не заходила, боялась, что вам будет еще тяжелее. Но зато вы уже достигли предела и ниже падать вам не придется. Вы первый раз заглянули людской злобе в глаза. В другой раз это будет уже не страшно. Теперь я могла бы полюбить вас, могла бы. Но — вы ведь сами сказали — слишком мало во мне осталось от диких джунглей. Со всем этим я покончила ради миссионерского долга. Да ведь и вы тоже. А потому поцелуйте меня и отправляйтесь домой. О господи, до чего ж я устала быть добродетельной и работящей! До чего устала!

Этому типичному представителю мужского пола до сих пор не приходило в голову, что и у Софи могут быть свои минуты уныния. Слегка удивленный, он положил ее голову к себе на плечо, вместо того чтобы сделать наоборот, и ласково погладил ее:

— Вы просто разнервничались.

Она из богоматери превратилась в младенца. Она протянула жалобно:

— Разнервничаешься… За что вы так любите эту женщину?

— Ну, во-первых, вы же сами сказали: она красива, как скаковая лошадка.

— Таких ног у нее нет! — Софи говорила без задора, но вытянула вперед блестящую бронзовую голую ногу, по-балетному выгнув подъем.

— У нее не хуже!

— Нет, серьезно, за что?

— Мне кажется, самое подходящее слово для Вестл — «молодец». Она очень честная; она всегда за то, чтоб каждый получил, что ему причитается.

— В том числе и она сама.

— А почему же нет?

— Слушайте, дурачок вы мой маленький, я совсем не сержусь, что вы так обожаете Вестл. Уж если она должна отнять вас у меня, — а, видимо, так оно и будет, — так я хочу, чтобы она была как можно лучше. Я не желаю знать, что меня оттерла какая-то бесхвостая мартышка. — Софи теснее прижалась к его плечу. — Ладно, ладно. Она — восьмое чудо света. Ее единственный недостаток в том, что она ходила в школу, вместо того чтобы учиться у жизни. Она никогда не принимала ребенка в такси, никогда не должна была думать о том, как бы выгнать из своей спальни хозяина кафе и при этом не потерять у него работу. Может быть, для вас она именно то, что надо, и…

Софи помолчала; потом сказала почти робко:

— Нийл, мне, правда, хотелось бы когда-нибудь с ней познакомиться. Едва ли это удастся, но бог с ней и бог с вами, и оставайтесь при ней… вы, плоть от плоти белых банкиров!.. питомец Йеля!

— Я вовсе не учился в Йеле.

— О господи!

— Софи, но что, если она не захочет со мной остаться?

— Так сумейте заставить ее, черт вас возьми! И не бегайте за советом и утешением к тетушке Конкорд! А то в ней есть еще очень много от легковоспламеняющейся девицы Софи. Возвращайтесь к своей маме Вестл, наследнице пилигримов, и пусть вас выберут в члены общества Сыновей Американской Революции! Чучело!

Он поцеловал ее сдержанным, пристойным поцелуем. По дороге домой он с чисто мужской неблагодарностью думал не о Софи, и не о Вестл, и не о женщинах вообще, а о хорошей, честной, зверской драке с мужчинами вроде Харли Бозарда, Уилбура Федеринга и орденоносного майора Роднея Олдвика.

Когда он пришел, Вестл сказала ему серьезным тоном:

— Я вела себя непростительно и очень жалею об этом — честное слово, жалею. Но не могу я со всем этим примириться. Что-то тут надо изменить.

Недавно повзрослевший Нийл ответил ей торопливым поцелуем, но разговаривать не стал. Его ждали не терпевшие отлагательства боевые подвиги.

46

В воскресенье он весь день раздумывал о своей работе в «Beaux Arts», об этой неделе унижений, которую он провел, точно большая хохлатая птица в тесной золоченой клетке, выставленная на посмешище любопытным. Он решил, что как негр-рабочий он не должен ни плыть по течению, ни мириться с вызывающей наглостью. Он отыщет путь и сумеет пойти этим путем.

В понедельник утром, не заходя в табельную, он сразу отправился к Харли в кабинет и сказал ему почти весело:

— Это была несерьезная затея, Харли. Позвоните мне летом, если захотите, чтобы я потренировал вас в гольф, а пока — всего хорошего.

В то время каждому негру, даже такому новоиспеченному, как Нийл, пора было делать выбор — бунтовать или дать себя сломить. В штате Теннесси уже разыгрались первые после окончания второй мировой войны серьезные расовые беспорядки — самые настоящие боевые действия одетых в форму полисменов против перепуганных темнолицых граждан, их жен и детей.

Нийл решил, что у него будет легче на душе, если он хоть раз со вкусом позавтракает, прежде чем вновь начнет гранить обледенелые мостовые в погоне за работой. Он отправился в «Пайнленд», в «Фьезоле», мысленно убеждая себя: «Я вовсе не ищу неприятностей; я просто отстаиваю свои права». Другими словами, он именно искал неприятностей и бравировал своими правами.

Дрексель Гришпо явно заколебался, допускать ли его в помпейское святилище, но в конце концов, ограничившись легким кивком, повел Нийла к третьеразрядному столику за колоннами, в глубине, из тех, что были отведены для фермеров, провинциального духовенства, святых и тому подобного сброда. Но негр-официант прислуживал ему проворно и вежливо, и Нийл, благодушествуя, подумывал уже, не спросить ли хорошую сигару. В это время он увидел Глена Тартана, управляющего, который, должно быть, появился из затейливого восточного сосуда и теперь стоял рядом, учтиво осведомляясь:

— Как вы, всем довольны? Жалоб нет?

Нийл сердечно ответил:

— Нет, Глен, все в порядке, спасибо.

— Тогда прошу вас отметить, что мы в точности выполнили предписания закона. Наши постоянные клиенты энергично протестуют против того, что вы, цветные джентльмены, являетесь сюда завтракать и портите им аппетит, но тем не менее мы вас приняли и обслужили. А теперь наша убедительная просьба — больше никогда сюда не являться.

Глен повернулся и быстро пошел прочь.

Нийл еще не успел опомниться, как Дрексель Гриншо, тот самый Дрексель Гриншо, который еще недавно с таким подобострастием кланялся молодому банкиру мистеру Кингсбладу, шагнул к нему и сказал весьма решительно:

— Позвольте дать вам добрый совет, Нийл. Найдите себе постоянную работу, будьте почтительны с белыми людьми, знайте свое место, не лезьте, куда вас не просят, и держитесь подальше от таких заведений, как наше. У белых власть и сила, и неразумно восстанавливать их против себя. Вот я отлично знаю, как себя вести с ними; у меня и неприятностей не бывает. Меня никогда не уволят с работы — как вас из «Beaux Arts».

— Откуда вы знаете?

— Мы, негры, все должны знать, чтобы как-то ужиться в этом подлом белом мире. Образумьтесь, сынок, и оставайтесь там, где вам положено оставаться. Может, если вы прослывете благоразумным негром, со временем ваша дочка опередит вас, как мои меня опередили, и сможет найти себе чистую приличную работу. Конечно, положение цветных должно измениться, но сейчас для этого не время. А все эти революционные разговоры и бессмысленны и вредны — и кстати, перестаньте вбивать всякие крамольные идеи в голову Филу Уиндеку. Фил — мой будущий зять, и я не хочу, чтобы вы его совращали!

— Я его совра…

— Да, вот именно. Вы себя ведете очень неразумно. Поймите, Нийл, — чем вы были раньше, теперь роли не играет. Сейчас вы негр, такой же, как все негры. Берите с меня пример и не искушайте судьбу. А сейчас ступайте. И так уже я рискую многим, стоя тут и разговаривая с вами.

«Моя дочь, моя ясная, быстроногая Бидди на «чистой, приличной работе» — может быть, в кухне у Рода Олдвика!»

Повинуясь настояниям Софи, он в конце концов отправился на Майо-стрит, к мистеру Вандербильду Литчу, влиятельному цветному члену ордена Лосей, успешно занимавшемуся погребальным делом, страхованием и рулеткой. Мистер Литч принял его в красном с никелем кабинете, в присутствии изящной цветной стенографистки, и холодно разъяснил, что не расположен принимать на работу белых, которые нарочно прикидываются неграми, чтобы пролезть в страховой бизнес.

«Ну что ж, тем лучше, если кое-кто из цветных достиг уже такой высокой ступени культуры, что может отшить просителя с не меньшим блеском, чем дядюшка Оливер Бихаус».

Он все же нашел в Файв Пойнтс кое-какую сдельную счетную работу, которой с грехом пополам пробавлялся. Работодателями его были два самых преуспевающих чернокожих дельца в городе: Аксель Скагстром, глава компании Лодка-Молния, и Альберт Вулкейп, хозяин прачечной Нек-Плюс-Ультра, люди, никак не подходившие под федеринговское представление о незадачливом негре.