Граница льдов - Дуглас Престон

— Капитан, я хочу, чтобы вы знали, что нам, я имею в виду офицерам и мне самому, все это не нравится. Это неправильно, что с вами так обошлись. Мы стопроцентно за вас. Скажите только слово, и…

Нужды заканчивать предложение не было. Бриттон осталась в прежней позе.

— Благодарю вас, мистер Хоуэлл, — ответила она тихо. — Это скоро кончится.

Помедлив, Хоуэлл отступил назад. Бриттон глубоко вздохнула. Время для действий прошло. Теперь у них были связаны руки. Метеорит больше не был проблемой, которую можно оставить на берегу. Он был на судне. И единственный способ от него избавиться — привести «Ролвааг» в док Нью-Йорка. Опять она подумала о Глинне, о том, как он уговаривал ее принять командование «Ролваагом», как он знал о ней все, как он доверился ей на таможне в Пуэрто-Уильямсе. Они были хорошей командой. Интересно, правильно ли она сделала, уступив ему командование, хотя и временно? Но, собственно, и выбора у нее не было. Думая обо всем этом, Бриттон продолжала стоять не двигаясь.

Снаружи донесся резкий скрежет: в клубах дыма блестящие титановые опоры верхнего звена башни разлетелись. Они крутились, сверкая в тумане, медленно исчезая из поля зрения. Метеорит опустился на следующий уровень башни. Снова содрогнулся весь корабль, когда заработали помпы. Снова раздались взрывы, тонкое звено башни сложилось внутрь, и метеорит на несколько дюймов стал ближе к танку.

Бриттон понимала, что она наблюдает за удивительной инженерной работой, совершенно оригинальной, прекрасно спланированной, превосходно исполняемой. Но что-то внутри ее не позволяло этому радоваться. Она посмотрела вниз на всю протяженность судна. Туман становился более неоднородным. Дождь со снегом струился по иллюминаторам почти горизонтально. Скоро туман разойдется. Тогда начнется потеха. Валленар — не инженерная задача, которую Глинн может решить с помощью логарифмической линейки. А их единственный козырь находится в глубине «Ролваага», и не на гауптвахте, а в морге у доктора Брамбелла.

«Ролвааг»

2 часа 50 минут

Словно дикий зверь, посаженный в клетку, с незатихающим бешенством Ллойд мерил шагами свой темный кабинет на средней палубе мостика. Ветер набирал силу и каждые несколько минут обрушивался на корабль с такой силой, что стекла со стороны кормы дрожали и прогибались. Ллойд это едва замечал.

Он остановился, посмотрел через открытую дверь кабинета в гостиную, едва освещенную красным светом аварийных ламп. Стена телевизионных экранов, черная и унылая, словно в насмешку, беззвучно отсвечивала сотней слабых отражений его самого.

Он отвернулся, содрогнувшись. Его тело буквально разбухало от гнева, натягивая дорогую ткань. Это было непостижимо: человек, которому он заплатил триста миллионов долларов, выставил его с мостика собственного судна. Отключил питание в его личном отсеке, превратив его в глухого, немого и слепого. У него были дела в Нью-Йорке, требовавшие внимания, очень важные дела. Вынужденное молчание стоило больших денег. Но было и другое, что трогало его гораздо больше, чем финансовые потери. Глинн унизил его перед офицерами на мостике и перед его собственными людьми. Ллойд мог простить многое, но только не это. Перед Палмером Ллойдом трепетали президенты и премьер-министры, шейхи и индустриальные магнаты, главари банд. Но этот человек был другим.

В приступе гнева он отшвырнул одно из вращающихся кресел, опрокинув его на пол. И вдруг замер, чутко прислушиваясь.

Завывания ветра и слабое тарахтение машин на фиктивном рабочем участке не прекращались, но появился другой, более близкий звук, который Ллойд не сразу уловил из-за клокотавшей в нем ярости. Вот снова стаккато взрывов. Совсем рядом, прямо на корабле, потому что он чувствовал легкие сотрясения палубы под ногами.

Ллойд ждал в сумеречном свете. Его мускулы напрягались. Но к гневу примешивалось теперь любопытство. Снова за звуками следует сотрясение.

Что-то происходило на главной палубе.

Он быстро прошел через гостиную по коридору в центральный офис, где его секретари и ассистенты сидели перед молчавшими телефонами и темными экранами компьютеров и тихо переговаривались. Разговоры прекратились, когда он проходил по длинному низкому помещению. Из тени бесшумно выскользнул Пенфолд и ухватил его за рукав, но Ллойд отмахнулся, прошел мимо закрытого лифта к звуконепроницаемой двери в свои личные апартаменты, открыл ее, прошагал через комнаты к наружной переборке надстройки. Рукавом пиджака протер запотевший иллюминатор и посмотрел через него.

Внизу кипела работа. Матросы закрепляли палубное оборудование, проверяли соединения, задраивали люки, занимались последними приготовлениями к выходу в море. Но его внимание было приковано к причудливой башне, торчавшей из танка. Она стала ниже, чем раньше, гораздо ниже. Она была окутана дымом и паром, которые, смешиваясь с туманом, создавали облака, медленно стелившиеся по палубе. Пока он смотрел, последовала новая серия взрывов. Метеорит немного опустился, корабль снова задрожал. Группы рабочих поспешили собрать свежие обломки перед сериями новых взрывов.

Теперь Ллойд окончательно понял, что Глинн имел в виду под контролируемой аварией башни. Они взрывали ее ряд за рядом. Пока он наблюдал, Ллойд осознал, что это был лучший способ, а может, и единственный, погрузить в танк такой тяжелый объект. У него захватило дух от блистательности и дерзости такого решения. При этой мысли его охватил новый приступ гнева. Ллойд закрыл глаза, отвернулся, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

Глинн просил его не прилетать, Макферлейн просил о том же. Но он все равно прилетел. Поступил вопреки просьбам и предупреждениям, точно так же, как приник к метеориту, когда его откопали. Ллойд представил себе то, что случилось с Тиммером, и вздрогнул.

Вероятно, не следовало нестись сюда, угрожать и размахивать кулаками. Ллойд хорошо себя знал — обычно он не склонен действовать по первому побуждению. Это вышло спонтанно. Беда в том, что он принимает это дело слишком близко к сердцу, оно стало очень личным. Великий банкир Дж. Морган как-то сказал: «Если вы хотите что-то очень сильно, вы не сможете этого добиться». Ллойд всегда придерживался этой философии: никогда не боялся отказаться от сделки, какой бы прибыльной она ни была. Способность бросить карты даже при наличии четырех тузов была его самым ценным деловым качеством. Сейчас, первый раз в жизни, у него на руках такие карты, которые он не в состоянии бросить. Он должен играть до конца, сорвать куш или все потерять.

Ллойда раздирали несвойственные ему противоречия. Он пытался привести свой ум в порядок. Он говорил себе, что не сделал бы тридцати четырех миллиардов долларов, будь он безрассудным и вспыльчивым. Он всегда избегал пересматривать решения нанятых им профессионалов. В этот ужасный момент унижения, поражения и самобичевания он понял, что, отослав его с палубы и лишив связи с миром, Глинн действовал в его же интересах наилучшим образом. Но даже эта мысль послужила запалом для новой вспышки гнева. Лучшие интересы или нет, но этот человек был высокомерным и деспотичным. Холодная расчетливость Глинна, невозмутимость, захват лидерства бесили Ллойда. Он был унижен перед всеми, и никогда этого не простит. Когда все кончится, он с Глинном рассчитается во всех смыслах, включая деньги.

Но сначала нужно вывезти метеорит отсюда. И Глинн, по-видимому, единственный человек, который может это сделать.

«Ролвааг»

3 часа 40 минут

Как и остальные, Макферлейн наблюдал за медленным последовательным погружением метеорита в чрево «Ролваага».

— Капитан Бриттон, метеорит будет в танке через десять минут. Корабль будет ваш, и мы можем отплывать.

Слова Глинна нарушили долгую тишину на мостике.

Примерно минуту или две Бриттон стояла неподвижно, подобно статуе, глядя в иллюминатор, как она стояла с момента ухода Ллойда. Наконец она повернулась и посмотрела прямо на Глинна. После долгой паузы она обратилась ко второму помощнику:

— Скорость ветра?

— Тридцать узлов с юго-запада, порывами до сорока. Усиливается.

— Течения?

Обмен репликами продолжался. А Глинн наклонился к человеку у компьютерного терминала:

— Вызовите сюда Паппапа и Амиру, пожалуйста.

Послышалась очередная серия взрывов. Корабль накренился, заработали помпы, компенсируя крен.

— Приближается грозовой фронт, — проговорил Хоуэлл. — Мы теряем туман.

— Видимость? — спросила Бриттон.

— Приближается к пятистам ярдам.

— Позиция военного корабля?

— Не изменилась, двадцать две сотни ярдов, ноль-пять-один.

Порыв ветра яростно ударил по танкеру. Затем послышался сильный глухой удар, отличный от всего, что испытывал Макферлейн раньше, содрогание прошло, казалось, по самому хребту корабля.