Камень - Станислав Николаевич Минин

— Леш, так как насчет обложки альбома? — спросила меня Леся.

— Точно подходит! — кивнул я. — А на следующий альбом у тебя Хмельницкий есть, что-нибудь придумает.

— Это да, творческая личность в высшей степени! — хмыкнула она. — Даже оторопь порой берет…

— Да нормальный мужик вроде, только с закидонами на почве рисования… — ухмыльнулся я.

В это время Хмельницкий при помощи Сашки Петрова сняли одну из картин в центре экспозиции и повесили туда портрет Алексии. Закончив, Святослав прокомментировал:

— Выставка будет длиться еще две недели, практически все картины распроданы, и работа Александра займет центральное место! — Мой друг на это лишь скромно улыбнулся.

— Алексия, ты не против? — спросил он.

Она опять глянула на меня, и, получив мое молчаливое согласие, кивнула:

— Конечно, не против, Саша, какие могут быть вопросы! Но портрет все равно мой!

— Это даже не обсуждается! — кивнул в ответ Петров.

Весь этот пафос с выражением взаимных чувств и обязательств опять остановил Прохор:

— Вечер-то будет продолжаться?

— Да! — взбодрился я. — Святослав, какие у вас дальнейшие планы?

— В гостиницу ехать. А что? — заинтересовался он.

— У нас по планам культовое место московского студенчества! — усмехнулся я. — Предлагаю посетить его вместе с нами! Где, если не в таких местах, искать вдохновение творческим людям?

— Это да. А Александр поедет?

Я посмотрел на Сашку, который, по моим впечатлениям, был готов меня расцеловать за лишнюю минутку общения с Хмельницким.

— Конечно, Святослав, конечно! — кивнул я. — Так мы едем?

— Я готов! — Художник встрепенулся и направился к выходу.

Пока мы рассаживались в «Волге», Прохор решал все вопросы с администрацией галереи — дал сколько-то денег, предупредил их, что Хмельницкий едет с на ми развлекаться и что теперь центром экспозиции, по воле самого художника, является портрет некой девушки, который не продается, и чтобы они о сегодняшнем визите молодого князя Пожарского забыли совсем и навсегда.

Подъехав к нашему дому, Сашку Петрова и Святослава Хмельницкого оставили в «Русской избе», Прохор загонял «Волгу» в гараж, а мы с Лесей пошли переодеваться наверх.

— Лесь, сама видишь, не получилось у нас с тобой вдвоем сходить в «Приют»… — попытался я извиниться за произошедшее.

— Лешка, ты что такое говоришь! — возмутилась она. — Давно у меня такого веселья не было! Только одно мне пообещай.

— Слушаю.

— Давай больше без этого твоего сиятельного гнева! А то было очень страшно! — Девушка смотрела на меня серьезно.

— Я постараюсь, Лесь, — кивнул я. — И зайди ко мне на секундочку.

Когда мы оказались внутри моей квартиры, я достал заранее приготовленную бархатную коробочку с кольцом и протянул девушке.

— Это тебе.

Она положила подаренную Хмельницким картину на диван, осторожно взяла коробочку и открыла.

— Лешка, какая красота! — Девушка аккуратно достала кольцо и надела на безымянный палец правой руки, не переставая любоваться игрой света в рубине. — Спасибо! — Она кинулась мне на шею.

— Как по размеру? — смущенно поинтересовался я.

Леся разомкнула объятия и продолжила разглядывать кольцо.

— Чуть великовато, — сообщила она. — Но совсем чуть-чуть.

— Потом дам тебе адрес, поправят.

— Хорошо, — кивнула она. — А пока можно поносить? Оно такое красивое!

— Это теперь твое кольцо, Леся. Носи на здоровье, — улыбнулся я.

— Лешка! — Она опять кинулась мне на шею.

Восторги девушки слегка поутихли только тогда, когда в квартиру зашел Прохор. Леся с гордым видом продемонстрировала ему кольцо, тыкая им моему воспитателю чуть ли не в нос.

— Смотри, что мне Лешка подарил! — заявила она ему.

— А знаешь, сколько он его выбирал?! — закатил глаза Прохор и продолжил: — Лешка угадал, тебе очень идет!

— Я знаю! — продолжала любоваться кольцом Леся.

— Вы бы переодевались уже для своего этого «Приюта»… — хмыкнул Прохор. — А то я по дороге в ресторан заглянул, так там эти два художника вовсю водочку понужают и уже руками машут, обсуждая достоинства и недостатки какого-то абстракционизма…

— Уважаемые соседи! — посерьезнела Алексия. — Вот скажите мне, как на духу! А без приключений мы с вами куда-нибудь ходить будем?

Мы с Прохором переглянулись и дружно ответили: — Нет!

— Я почему-то в этом и не сомневалась… — вздохнула девушка и улыбнулась. — Зато весело и с подарками! Пойду переодеваться.

Она взяла с дивана картину и направилась в прихожую. Когда за ней закрылась дверь, Прохор сказал:

— Я же говорил, что кольцо ей понравится! — На что я кивнул. — А Хмельницкого этого ты из-за Сашки потащил?

— Да! — улыбнулся я.

— Молодец, о друзьях надо заботиться, слишком их у нас мало! — похвалил меня воспитатель. — Тогда сделай следующий шаг, позвони деду и скажи, что тот портрет Алексии, который он хотел увидеть, выставлен в этой самой галерее. А еще лучше договорись с этим самым Хмельницким на закрытый показ, он вон как языком чесать навострился, даже я заслушался, Главе рода должно понравиться! — ухмыльнулся Прохор.

— Хорошая идея, — согласился я. — Может, этот закрытый показ деду как подарок преподнести? А про портрет Леськи ничего не говорить?

— Соображаешь, Лешка! Растешь над собой! — опять похвалил меня Прохор. — Переодевайся уже, сейчас Леська прибежит, да и этих двоих в ресторане без присмотра оставлять надолго нельзя.

Алексия явилась в джинсах в обтяжку и темной кофточке и лишний раз продемонстрировала мне кольцо. Когда мы с ней спустились в «Русскую избу», Петров с Хмельницким уже допивали графин с водкой, закусывая груздями в сметане. Если Сашка был в норме, то подобного нельзя было сказать про Святослава: его лицо раскраснелось и покрылось испариной, движения стали дергаными, галстук съехал на сторону и был чем-то испачкан. Однако появление Алексии произвело на него благотворное воздействие — Хмельницкий как-то сразу подтянулся, слегка пришел в себя и даже занялся приведением своего туалета в относительный порядок. Когда мы подошли к «Приюту», художник был уже бодр и весел.

Кафе было забито молодежью до отказа, и нам стоило больших трудов добраться до своего столика. По дороге я даже поздоровался с несколькими