Если завтра в поход… - Владимир Невежин

Имеются многочисленные факты, свидетельствующие о негативных последствиях этой сталинской акции, призванной, как принято считать, лишь выяснить намерения германской стороны. Так, в частях 11-й армии Прибалтийского особого военного округа начавшаяся уже антифашистская пропаганда «сдерживалась»… прибывшими туда работниками ГУППКА: после сообщения ТАСС докладчики изменили тон своих материалов «в сторону успокоения».[651] В клубах пограничников в западных военных округах перестали демонстрироваться антифашистские фильмы, в частности, «Профессор Мамлок».[652]

Но для большинства политработников и после 13 июня 1941 г. директивные установки в антигерманском духе, полученные от командования, оставались в силе. Так, И.И. Азаров, проводивший политработу на кораблях Черноморского флота, которые участвовали в крупных учениях по высадке десанта, вначале пришел в полное замешательство. Вместе с командирами он постоянно разъяснял личному составу дивизии, участвовавшей в десантной операции, что война будет проводиться только на чужой территории, говорил об агрессивности Германии. Сообщение ТАСС поставило его «в нелепое положение». К тому же никаких дополнительных указаний из Москвы, помимо тех, что он получил ранее от И.В. Рогова, не последовало. И.И. Азаров, будучи убежденным, что прежние установки остаются в силе, в своем выступлении перед моряками подчеркнул, что сообщение ТАСС от 13 июня не должно духовно разоружать и что фашизм остается злейшим врагом.[653]

Естественно, эффективность любой политико-идеологической кампании определяется степенью распространения в общественном сознании тех идей, которые выдвигались в ее ходе, пониманием представителями всех социальных групп населения конкретных задач, поставленных перед ними правящей элитой. «Нерешительность кремлевских верхов, – писал Г.В. Костырченко, – привела к тому, что психологическая подготовка населения к войне так и не началась в сколько-нибудь ощутимом виде и широких масштабах».[654]

По этому поводу прежде всего следует отметить, что ввиду непродолжительности конкретной кампании, о которой идет речь (она длилась около полутора месяцев и по объективной причине, а именно ввиду нападения Германии на СССР была прервана), определить степень ее эффективности довольно трудно.

Однако имеется фактический материал, на основании которого можно сделать вывод: идея наступательной войны, являвшаяся основным стержнем политико-идеологической кампании мая-июня 1941 г., несмотря на незавершенность самой кампании, начала проникать в сознание советских людей.

С одной стороны, как среди гражданских лиц, так и в воинских  подразделениях буквально накануне и в первые дни после начала германской агрессии против СССР было распространено мнение, что именно Советский Союз первым начал либо спровоцировал эту войну. Высказывания подобного рода были зафиксированы органами НКВД в июне 1941 г. В этом смысле довольно показательно мнение сотрудника Главного интендантского управления РККА Палеева, который заявил буквально следующее: «…ускорение войны с Германией вызвано нашими провокационными действиями, то есть сосредоточением войск на Западной границе, а главное, выступлением тов. Сталина на выпуске Академиков (5 мая 1941 г. – В.Н.), где он заявил, что вступление СССР в войну – есть вопрос выбора момента. Кроме того, на всех докладах по международному вопросу, особенно закрытых, также говорилось, что война с Германией неизбежна, поэтому было бы странным со стороны Германии ожидать нашего сосредоточения. Надо признать, что удар немцев на нас, с их точки зрения, был единственно правильным решением сложившейся обстановки».[655]

С другой стороны, несмотря на факт нападения Гитлера в первые дни войны наступательный настрой, внедренный пропагандой, был силен как в сознании гражданских людей, так и среди командно-политического состава Красной Армии. Так, ответственные контролеры горкома партии, побывавшие 23-24 июня 1941 г. на крупнейших предприятиях Москвы (заводы «Шарикоподшипник», «Красный пролетарий», фабрика «Большевичка»), зафиксировали распространение среди рабочих и ИТР «слухов» и «разговоров» о том, что якобы Красной Армией взяты Варшава, Данциг (Гданьск) и Кенигсберг и она уже ведет успешное наступление на Румынию».[656]

Н.К. Попель, начальник политотдела механизированного корпуса, дислоцировавшегося в Западной Украине, 22 июня 1941 г. наблюдал, как советские танкисты писали мелом на бортах своих боевых машин лозунг «Даешь Берлин!». Из разъяснений командира танкового батальона Попель уяснил, что «сочинял» такого рода лозунги замполит, который надеялся в скором времени «прикончить Гитлера» и пройти по главной берлинской магистрали – Унтер ден Линден. Да и сам Н.К. Попель не сомневался: «бои из приграничной полосы перенесутся вскоре на территорию сопредельных государств, а затем – Германии».[657]

То, что ответственные политработники в действующих воинских частях, вопреки логике развития событий, продолжали придерживаться прежних наступательных установок, приводило порой и к трагическим результатам. На заседании военного совета Юго-Западного фронта 23 июня 1941 г. после получения указаний из Москвы о начале наступления начальник штаба фронта генерал-лейтенант М.А. Пуркаев высказал обоснованное мнение: поставленная боевая задача в условиях, когда враг быстро продвигается вперед, является невыполнимой. В ответ член военного совета фронта корпусной комиссар Н.Н. Вашугин с возмущением парировал: «А вы подумали, какой моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитывавшие Красную Армию в высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной обороне?».[658] После провала попыток контрнаступления фронта Н.Н. Вашугин 28 июня 1941 г. покончил жизнь самоубийством.[659]

Все вышеизложенное, на наш взгляд, дает основания, во-первых, признать сам факт начала развертывания политико-идеологической кампании под лозунгом наступательной войны, исходным пунктом которой явились выступления Сталина в Кремле перед выпускниками военных академий РККА. Однако говорить о том, что эта кампания была завершена, достигла своей цели, мы, естественно, не можем, поскольку она была прервана начавшейся германской агрессией против СССР.

Трудно отрицать факт начала развертывания в СССР в мае-июне 1941 г. политико-идеологической кампании под лозунгом наступательной войны. В отличие от кампаний 1939-1940 гг., о которых упоминалось выше, когда в роли инициаторов выступали сталинские «соратники» (Молотов, Жданов, Мехлис), а сам вождь оставался как бы «в тени», в мае 1941 г. Сталин публично «озвучил» новые задачи, стоящие перед партийными и армейскими пропагандистскими органами. Секретари ЦК ВКП(б), которые возглавили работу по непосредственному практическому воплощению в практику сталинского лозунга наступательной войны, а также руководство ГУППКА стремились внедрить в сознание руководителей пропагандистских структур РККА, что речь идет о новом, коренном повороте в советской пропаганде.

В то же время говорить о том, что политико-идеологическая кампания, развернувшаяся в мае-июне 1941 г., приняла большие размеры, а тем более достигла своей цели, естественно, нет оснований. Кремль дал «добро» на ее развертывание. Однако в сложнейшей международной обстановке следовало соблюдать строгую конспирацию (прежде всего, в публикациях в открытой печати). Поэтому для развертывания этой кампании на всю мощь политико-пропагандистского аппарата не было возможностей. В конечном счете она была прервана начавшейся 22 июня 1941 г. германской агрессией против Советского Союза.

Проекты подготовленных ГУППКА директивных материалов, в основу которых был положен лозунг «наступательной войны», оказались невостребованными и сданы в архив.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Конец 1930-х – начало 1940-х гг. – важная веха в развитии сталинской системы в целом и ее пропагандистского механизма, в частности. В  этот период большевистское руководство ставило перед собой важные внутриполитические и внешнеполитические задачи, при решении которых пропаганда использовалась как своеобразный «приводной ремень» между властной элитой и обществом.

Структура пропагандистских органов была сложной и разветвленной. Этот организм являлся весьма громоздким, но строго централизованным и контролировался лично Сталиным. Непосредственное руководство пропагандистской сферой лежало на ближайших сталинских «соратниках». Наиболее преданные ему люди (А.А. Жданов, Л.З. Мехлис, А.С. Щербаков и другие) составляли «высший эшелон». «Среднее» и «низовое» звенья пропагандистских органов заполнялись сталинскими «выдвиженцами», занимавшими вакантные места, которые освободились в результате репрессий.