Двери паранойи - Андрей Дашков

В этой партии слишком много пешек, за которыми не видно крупных фигур. Тут и не пахнет божественной властью – все хаотически движется, объятое кошмаром…

И щенку Максу, вкусившему темной силы, даже немного жаль, что этот сон заканчивается слишком быстро.

Я снова выползаю из щели, как таракан после воздушного налета.

Исход той же ночи. Интерьер, в общем-то, прежний, но слегка приукрашен человеческими телами, застывшими в разнообразнейших и живописнейших позах. Не трепещите – среди них только один мертвец. Тот самый, помешанный на длинноствольных пушках, – он слишком усердно пытался попасть в меня из своей плевательницы. У него свернута шея, а через огромную дыру в груди виден ворс коврового покрытия. Левая рука сожжена до локтя. Испарились даже кости. Несколько мгновений он держал в ней килограммовый плазменный шар, в который превратился его пистолет.

Другие Мамины охранники и сподвижники вырублены мною при скромном участии Фариа. Не спрашивайте, как это получилось, – батальные эпизоды целиком в компетенции босса. Когда у меня перед глазами перестало мелькать, дело уже было сделано. И все из-за груды прессованного углерода и самоуверенности этих смешных ребят! Не хотели платить, мерзавцы. Понятно, платить все равно пришлось – хозяйке, когда мы наконец смогли поговорить тет-а-тет. И не только платить…

(Развязать Маме язык было несложно. Босс провел с нею небольшой сеанс внушения. Через пятнадцать минут она тарахтела, как стукач в следственном изоляторе ГПУ. Еще через десять минут я знал об эмигрантке Эльвире все. Или почти все. Оставалось только взять билеты на самолет. Но вот тут-то и возникли проблемы…)

Не знаю, куда подевался Фариа, но, по-моему, он обеспечивает невмешательство посторонних в наше рандеву. Учитывая, что сейчас около шести утра, это не так уж трудно. Если в других помещениях творится то же самое, что и здесь, то не представляю, как нам избежать огласки, дурацких слухов и эпидемии дремучего мистицизма. Свидетелей более чем достаточно.

Когда началась заварушка, что-то случилось со временем. Я оказался в вялотекущем кошмарике. Людишки Мамы вдруг сделались очень медлительными, и Фариа успел отключить четверых, пока босс, вынырнувший из своего запредельного могильника, занимался ее ближайшим окружением, в том числе Гошей и маленьким гаденышем. Лично я видел только реактивного седовласого призрака с электрошокерами вместо рук. Вполне вероятно, что сам я выглядел еще внушительнее.

Но не все можно свести к вульгарному членовредительству. Имели место массовый гипноз и ритуальные действия, дискредитирующие высокое звание цивилизованного человека. Результаты следующие: на столе рядом с канделябром (бронза, подделка под восемнадцатый век) лежат чьи-то глазные яблоки. Где находится их обладатель, неизвестно. Я поднимаю взгляд и вижу зловещий черный силуэт. Это клон Виктора, неведомым образом подвешенный под шестиметровым потолком, – пародия на пикирующего ястреба. Он еще жив, но не более сознателен, чем насекомое, забравшееся в чучело птицы. Я не понимаю, с какой целью это сделано, да и не должен понимать. Я начинаю побаиваться своей темной половины, чего раньше со мной никогда не случалось.

Не хотелось бы впадать в роковую ошибку инквизиции и приписывать боссу демоническую природу и злой умысел, но от его бурной деятельности становится не по себе. Впрочем, для меня это привычное состояние в течение последних пяти лет – я все время не «в себе», а где-то поблизости. Ладно, проехали.

Пока мамочка отходила после допроса с пристрастием, бросая в мою сторону опасливые взгляды, я потягивал слабый раствор мочи, который в этой стране называют пивом, и размышлял о своем неопределенном будущем. Занятие абсолютно бесполезное, так как босс и Фариа обо всем позаботились.

В Зеленом зале уже нет публики, а крупье и охранники выглядят не более предприимчивыми, чем заспиртованные эмбрионы. Старик прогуливается среди них с бокалом шампанского в руке. Анжелка и Равиль благоразумно испарились до начала бойни.

Мама послушно топает к выходу – она все еще пребывает в легком трансе. Едва ли не впервые в жизни ей пришлось ощутить чье-то абсолютное превосходство. Падение с Олимпа вышибло из нее апломб. Не знаю, надолго ли. Но пока она семенит рядом, как беременная такса, и пытается понять, что произошло с ее охмуренным войском.

Внезапно она останавливается. Ее губы трясутся, а глазные яблоки выкатываются так далеко, что я на всякий случай готовлюсь их подхватить.

Оказалось, один из охранников сидит к нам спиной; небольшой лоскут кожи на его затылке завернут вверх, открывая картинку в духе Дали. В черепе проделано идеально очерченное квадратное отверстие, сквозь которое можно разглядеть серое вещество. По нему (веществу) ползают крупные коричневые муравьи. Черт знает, откуда они взялись зимой в центре города!

Некоторое время я с интересом слежу за ними. На самой толстой извилине торчит регулировщик и движениями усов управляет стройными колоннами рабочих насекомых. Лично я не вижу в их поведении ничего экстраординарного. Идет нормальный процесс переноса информации.

Охранник поворачивает к нам голову. Он – само внимание и жаждет выполнить любое приказание. Фариа приближается к нему сзади и с улыбочкой устраняет демаскирующий фактор, ловко орудуя длинными пальцами без всякого инструмента. Теперь дефект скальпа сможет обнаружить только парикмахер, да и то, если будет стричь его налысо. Мама реагирует адекватно. Из ее подсознания изливается тоскливый ручеек матерщины…

Я и сам с недоверием обвожу взглядом зал, насчитывая не менее десятка человекообразных муравейников. Задаю «консультанту» безмолвный вопрос: неужели все они непоправимо изменены? Вместо ответа Фариа продолжает демонстрировать свои безукоризненные фарфоровые протезы – ухмылку сфинкса-оборотня.

В отличие от охранников, я осознаю степень деформации и глубину зависимости. Я не ощущаю даже элементарной свободы. «Подвигался» внутри тела и понял, как трудно будет слететь с катушек. Впервые за долгое время мне захотелось, чтобы это действительно произошло, чтобы диагноз Сенбернара оказался верным.

Часть седьмая

Крысиные бега

57

Вторую неделю отсиживаемся с мамулей в моей загородной избушке. Выяснилось, что здесь имеется неплохая библиотека. Однажды я забрел сюда от нечего делать, но сразу понял, что с некоторых пор я больше не читатель.

Почти все книги девственны, тома мертво вбиты в тесный строй себе подобных, страницы склеились с того момента, как были сшиты на фабрике. Само помещение весьма удобно – стеллажи до потолка, старинные кресла, письменный стол, камин, лампы с зеленоватыми абажурами. Тот, кто обставлял библиотеку, был педантом – поэзии уделены три отдельные полки. Я нисколько не удивился, обнаружив здесь и близнеца моего многострадального Эдгара Ли Мастерса.