Большая тайна Малого народа - Игорь Шафаревич

Мы приведем некоторые цифры, относящиеся к вопросу об образовании. Это, конечно, лишь один из многих аспектов проблемы, но он типичен для общего положения, и, пожалуй, именно по этому поводу тогда было больше всего протестов. При этом, чтобы наши сведения были гарантированно непредвзятыми (или, вернее, чтобы их предвзятость могла быть лишь односторонней), мы будем брать их только из еврейских источников.

В издающемся в Израиле на русском языке журнале «Время и мы» опубликована статья И. Домальского. В ней автор сообщает (ссылаясь на советский статистический ежегодник «Народное хозяйство СССР»), что в 1972/73 учебном году в СССР было 4630,2 тыс. студентов, из них евреев – 88,5 тыс., т. е. 1,9 %. Если учесть, что по переписи 1970 г. евреи составляют 0,8 % населения, то мы видим, что даже по этим данным процент евреев среди студентов более чем в два раза превосходил их процент среди населения. О доступе к аспирантуре и далее к научной деятельности говорят другие сведения из той же статьи (здесь автор ссылается на не поступившую в открытую продажу брошюру «Статистические материалы к юбилею Академии наук СССР»). Среди научных работников в 1973 г. евреи составляли 6,1 %. Значит, их процент был в 7,5 раза больше, чем их доля в населении! (Интересно, что автор, видимо с неодобрением подчеркивает, что русские составляли 66,7 % научных работников, составляя лишь 53,0 % населения страны, т. е. их процент в 1,2 раза больше доли в населении!)

И в более поздней книге Р. Рывкиной сообщается, что процент еврейских студентов постоянно сокращался – с 7,5 в 1927 г. до 3,7 в 1959-м и 2,18 в 1962-м. В то время как доля евреев в населении была меньше 0,2 %. Она пишет:

«Они активно использовали предоставленные им права и за годы советской власти, успешно интегрировавшись в социальную структуру советского общества, достигли многого.

Первые послевоенные годы вызвали грандиозный всплеск социальной активности евреев».

Этот «всплеск», как она говорит, и позже создал своего рода каналы для последующей, более плавной интеграции евреев в российское общество.

Автор приводит резюме:

«Евреи занимали весьма видное место в структуре советского общества: доля евреев среди ученых, работников вузов, медицинских работников была значительно большей, чем в среднем среди городского населения страны».

(Заметим, что сравнение происходит только с городским населением). Например, научных работников и преподавателей вузов среди евреев было почти в пять раз больше, чем среди городского населения.

В другом номере того же журнала «Время и мы» приведено интервью с социологом Зеевом Кацем, преподающим советскую социологию в Иерусалимском университете. Упомянув, что в Соединенных Штатах от 80 % до 90 % евреев получили за последнее десятилетие высшее образование и что положение примерно таково и во Франции, Италии, Аргентине, Румынии, автор продолжает:

«То же относится к молодому поколению евреев в Советском Союзе. Примерно 70 % заканчивает университеты и институты, являясь наиболее образованной частью молодежи в СССР (выделено мною. – И.Ш.)».

Все факты, которые мне известны, подтверждают верность последнего наблюдения. И даже гораздо шире: евреи в СССР в 70-е и 80-е годы являлись самой привилегированной социальной группой в области образования, доступа к престижным сферам деятельности, материального благосостояния. Они жили в городах, в основном крупных, и почти они одни обладали возможностью эмиграции. Конечно, это положение они отстаивали в борьбе и соревновании с сотрудниками других национальностей советского и партийного аппарата, видевших в них опасно влиятельных конкурентов и соперников. Но насто сейчас интересует результат этой конкуренции…

Да и в самой власти позиции еврейства были весомы. Например, у Брежнева были два внешнеполитических советника. В обязанности одного входило формулировать внешнюю политику СССР по отношению к Западу, другого – к Востоку. Оба они – евреи.

После краха коммунистического строя возникла целая литература, описывающая притеснения, которым евреи тогда подвергались. Типичным примером является книга с драматическим названием «В плену у красного фараона», из которой мы приведем несколько выдержек (они относятся, правда, только к периоду до смерти Сталина). Там приводятся письма-доносы в «вышестоящие инстанции» или заключения комиссий, созданных в ответ на подобные «сигналы». Вот примеры содержащихся там утверждений:

«В Большом театре:

Директор (и.о.) – Леонтьев – еврей

Главный дирижер – Самосуд – еврей

Дирижер – Файер – еврей

Дирижер – Мелик-Пашаев – армянин

Дирижер – Штейнберг – еврей

Дирижер – Небольсин – русский

Замдиректора филиала Б.Т. – Габович – еврей

Худ. рук. балета – Мессерер – еврей

Зав. хором – Купер – еврей

Зав. оркестром – Кауфман – еврей

Главный концертмейстер – Жук – еврей

Главный администратор – Садовников – еврей

В редакции «Комсомольской правды»: половину среди руководящих работников составляли русские и половину евреи.

В редакции газеты «Труд» в результате гонений численность евреев, работавших в редакции, с 50 % в 1950 г. сократилась до 20 % в 1951 г.

В медицине: в Москве имеется 3 института психиатрии, 4 клиники и 5 нервно-психиатрических больниц.

В руководстве всех этих учреждений, за исключением одного института, стоят врачи еврейской национальности».

Я сам был современником таких кампаний, часто, в их индивидуальном аспекте, очень несправедливых, так как сплошь да рядом с работы увольняли (или переводили на другую работу) как раз более порядочных людей. Много раз я тогда задавался вопросом: что это такое? Инициатива снизу или инструкция сверху? И в конце концов пришел выводу, что и то и другое. На всех уровнях шла борьба за «место под солнцем», и не только для себя, но и для своих детей.

Процесс, собственно говоря, был совершенно естественный, начавшийся еще во время Великой Отечественной войны. Масса русских стала пробиваться к власти, в частности, в партию. Возникла еврейско-русская конкуренция, в основном не называемая вслух, долго продолжавшаяся с переменным успехом. Эти партийные русские, лишенные национального самосознания, робко останавливавшиеся перед ясной формулировкой своей идеологии, казалось бы, не имели никаких шансов против еврейской сплоченности, несущей еще следы «классического иудаизма» и кагальной организации. Но в их руках оказались механизмы, созданные гораздо раньше, в 20-е и 30-е годы, для борьбы, в основном, с русскими социальными группами: потомками дворян, священников и т. д. Это была всепроникающая система детальных анкет, «спецотделов» во всех учреждениях и т. д. Они и воспользовались этим орудием для борьбы со своими еврейскими конкурентами. Их предки, русские дворяне, священники, крестьяне, может быть, побрезговали бы использовать такие средства. Но это было поколение, уже рассматривавшее сложившийся стиль жизни как нечто заданное. Да и во власть, в партию, как правило, стремились не самые чистоплотные. В результате еврейство оказалось в основном вытесненным из некоторых сфер жизни, которые оно рассматривало как законно себе принадлежащие: верхи КГБ, армии, дипломатического корпуса, из некоторых престижных столичных вузов. Конечно, это было совсем не похоже на истребление дворян, священников, «старых интеллигентов» 1918–1920 гг. или коллективизацию. Но для «еврейства», для тех, кто находился «в еврейской сфере», это воспринималось как нечто чудовищное, неслыханное (думаю, вполне искренно). И еврейство с возмущением отшатнулось от коммунистического строя. Это был поворот, заметный во всей жизни. Я помню, как обратил внимание: раньше (например, до войны) в присутствии еврея (или состоящего в браке с еврейкой или евреем) отрицательно о строе старались не говорить. И далеко не всегда из страха, что донесет, но это казалось нетактичным, как говорить при человеке о легкомысленных похождениях его жены. А в 1960-70-е гг. еврей – это был обычно скептик, ничего хорошего не ожидавший от «этого строя» или «этого народа».

Тогда появилось так (впоследствии) называемое правозащитное движение. Казалось бы, в жизни действительно было много несправедливостей и, в основном, касающихся вовсе не евреев: колхозники не имели паспортов, притеснялась религия и т. д. Но в этом «движении» евреи оказались представленными совершенно непропорционально. Взять хоть нашумевшие процессы того времени: Даниэль и Синявский, Гинзбург и Галансков и т. д. То есть положение было похожим на то, что было в революционном движении до 1917 г. И, что важнее, в результате из всего движения стали слышны лишь требования свободы эмиграции – в основном это была еврейская эмиграция.