Корабль-призрак - Виктор Точинов

— Положите оружие! — настойчиво повторил мичман. Холодка в голосе прибавилось.

Лесник засунул руку под накидку, медленно, без резких движений извлек автомат, осторожно опустил на палубу.

Затем Казакевич повернулся к арабу:

— Попрошу вас сделать то же самое.

— Он не понимает по-русски, — пояснил Лесник. И повторил слова мичмана на английском — судя по первой прозвучавшей фразе, полиглот из моряка был никудышный.

Юхан Азиди немного поколебался, переводя взгляд с Лесника на мичмана и обратно. Затем тоже сунул руку за отворот пиджака и осторожно вытащил оттуда пистолет с непропорционально длинным и тонким стволом. Положил на палубу.

Казакевич обернулся к матросу, намереваясь что-то приказать — но тут со стороны ходовой рубки раздался треск автоматных очередей: одна, вторая… Затем все перекрыл громовой звук выстрела из оружия, которое Лесник не смог опознать. Грохнуло несколько винтовочных выстрелов, и вновь наступила тишина.

Мичман насторожился, будто принюхиваясь к воздуху. Затем махнул правой рукой, в которой все еще сжимал револьвер, в сторону открытой двери:

— Пилипенко, осмотри помещение!

Пилипенко… Лесник вспомнил генерал-майора с той же фамилией — еще не появившегося на свет. А ну как сейчас грохочет ботинками по трапу его родной прадедушка?

Спустя пару минут матрос доложил:

— Пусто, ваше высокоблагородие! Баталерка, не иначе, — свертки лежат, ящик какой-то… Люк, две двери, — все задраены, но запоры с нашей стороны. Дальше идти, ваше высокоблагородие?

— Отставить! Нечего в глубь в одиночку соваться… Шагайте вперед, к баку, — сказал мичман уже Леснику, а Юхану Азиди сделал недвусмысленный жест наганом. — Пилипенко, приглядывай за ними.

— Да куды ж они сбегут, ваше высокоблагородие! — отозвался матрос, но тем не менее вновь угрожающе поднял винтовку.

Так гуськом они двинулись в сторону носа корабля — впереди араб с поднятыми руками, за ним Лесник, позади — матрос и мичман, подобравший с палубы оружие задержанных.. Поднимать руки вверх полевой агент Новой Инквизиции счел ниже своего достоинства.

Лесник, покидая их убежище, ни о чем с Дианой не договаривался. Похоже, у напарницы созрел собственный план действий, не предусматривавший близкого знакомства с русскими моряками — и отвела глаза мальчишке она легко и просто. И от себя, и от двух арабов, — мертвого и связанного.

Проходя мимо открытой двери, Лесник сделал незаметный со стороны условный знак, означавший: каждый действует по обстановке, на свое усмотрение. И пошагал в сторону бака.

Дела минувших дней — VII Северное море, октябрь 1904 года

Из рассказа боцмана картина прояснилась несколько более полная, чем из сбивчивого рассказа матроса.

Обыскивая носовые надстройки, группа под водительством Кухаренки натолкнулась на помещение, где неизвестные люди, числом около полутора десятков, и в самом деле совершали мусульманский намаз. «Нагляделся я в Туркестане на такое, — пояснил боцман Старцеву. — У них не забалуешь, Аллаху аллахово отдай и не греши, по пять раз в день на карачки становятся…»

Молящиеся встретили пришельцев весьма недружелюбно, тут же похватали оружие, о боевых качествах которого Кухаренко отозвался достаточно высоко: «пули мечут, как горохом сыплют…» Но в тесном замкнутом пространстве преимущество в скорострельности не помогло скучившемуся противнику: моряки огнем очистили помещение, без потерь уложив пятерых «басурманов». Те отступили в коридор, туда же на плечах противника ворвался и боцман с товарищами.

Но здесь характер боя изменился: «басурманы» действительно облачились в некие плащи — волшебные они или нет, Кухаренко не знал, но ружейный и револьверный огонь на самом деле потерял какую-либо результативность.

Моряки, не долго думая, ударили в штыки — и вновь опрокинули неприятеля. На сей раз без потерь не обошлось: один матрос убит, другой ранен… Когда к противнику, по всей видимости, подошло подкрепление (по крайней мере ответный огонь стал куда гуще), боцман, потерявший треть группы, счел за благо отступить. Отходя, моряки задраили перекрывавшую коридор дверь — «без пироксилину не отопрут, нехристи», — выразился Кухаренко.

Оставалась возможность, что оправившиеся враги попытаются контратаковать, найдя обходной путь из блокированной части корабля — во избежание неожиданностей боцман расставил троих оставшихся в строю людей у ведущих вниз трапов. Однако какой-либо уверенности, что перекрыты все возможные подходы, у него не было.

Пока боцман рассказывал, подтянулись еще четыре матроса, присланные на подмогу Казакевичем, — тоже какое-то время плутавшие по коридорам корабля.

— Пойдемте, осмотрим убитых и трофеи, — сказал капитан-лейтенант Буланскому.

Старцев, надо сказать, испытывал изрядную растерянность, переходящую в ощущение нереальности, иллюзорности происходившего. Боцман и матросы, похоже, не понимали: всего, что их окружает, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ, попросту не может… Мало ли, дескать, нехристи-иноземцы всяких диковинок выдумывают, негоже православному человеку на их диавольские игрушки смотреть, рот разинув… Но Старцев-то осознавал прекрасно: не бывает, не бывает, НЕ БЫВАЕТ!!!

— Скажите, Богдан Савельевич, — негромко, чтобы не услышали матросы, обратился он к Буланскому, — вы, хоть человек светский, все-таки служите в учреждении, занимающемся делами, кои не только к миру сему относятся. Не думаете ли вы…

Он сбился, не зная, как лучше выразить смутные, неоформившиеся ощущения.

— …Что мы на борту судна, Князю Тьмы принадлежащего? — Буланский сам закончил вопрос. — Или что все здесь наблюдаемое — видимость и кажимость, иллюзия больного мозга? Нет, не думаю. Впрочем, сейчас сами взглянем на здешних демонов.

Они зашли в «басурманскую молельню». Свет здесь не горел — шальные или рикошетящие пули разнесли все лампы. Место побоища освещалось двумя ацетиленовыми фонарями. Старцев нагнулся над трупом «нехристя» — на вид человек как человек: окровавленный, изломанный последним криком рот, густая шапка темных вьющихся волос, на щеках — запущенная, многонедельная щетина.

Он провел ладонью по шевелюре мертвеца, затем перевернул тело, ощупал нижний отдел позвоночника… Капитан-лейтенант и сам понимал, что выглядят его действия странно, но не смог удержаться.

— Пожалуй, не стоит их разувать на предмет наличия копыт, — сказал Буланский. — Хотя ботиночки сами по себе любопытные — и не кожа, и не каучук, не пойми что…