Прислуга - Кэтрин Стокетт

Разворачиваюсь и ухожу. Забросив сумку в «кадиллак», закуриваю.

Слава богу, свет у мамы погашен. На цыпочках пробираюсь на заднюю террасу, прикрываю скрипучую дверь и устраиваюсь за пишущей машинкой.

Но писать не могу. Взгляд прикован к мелким квадратикам москитной сетки. Смотрю так пристально, что, кажется, начинаю просачиваться сквозь них. Что-то внутри меня треснуло, и я начинаю испаряться. Я схожу с ума. Не слышу дурацкого телефонного звонка. Не слышу, как маму тошнит где-то в доме. Ее голос из окна: «Все в порядке, Карлтон, уже прошло». Я слышу и одновременно не слышу ничего. Только пронзительный звон в ушах.

Потянувшись к сумке, достаю листок с «туалетной инициативой» Хилли. Листок весь измят и уже отчасти вытерся. На краешек его присаживается ночной мотылек, но тут же взлетает, оставив коричневое пятнышко пыльцы.

Размеренно, неторопливо начинаю печатать информационный бюллетень: Сара Шелби выходит замуж за Роберта Приора; посетите, пожалуйста, демонстрацию детской одежды Мэри Кэтрин Симпсон; чаепитие в честь наших преданных сторонников. А потом я печатаю инициативу Хилли. На второй странице, напротив фотографий. Здесь ее наверняка увидят все — после того, как рассмотрят себя на летнем Празднике. В голове моей при этом только одна мысль: «Что подумала бы обо мне Константайн?»

Эйбилин

Глава 22

— А сколько тебе сегодня лет, моя большая девочка?

Мэй Мобли еще в кроватке. Сонно поднимает два пальчика и отвечает:

— Мэй Мо два.

— Не-ет, сегодня нам уже три! — Отгибаю ей еще один пальчик и напеваю считалку, которую мой папочка, бывало, повторял в мои дни рождения: — Три маленьких солдатика выходят погулять, два говорят — стоять, а третий — ать, ать!

Мэй Мо теперь спит в большой кровати, детскую кроватку приготовили для будущего маленького.

— А на следующий год будет уже четыре солдатика, они примутся искать, чего бы поесть.

Она морщит носик — запоминает, что теперь надо говорить «Мэй Мобли три», а ведь всю жизнь, что она себя помнит, нужно было говорить «Мэй Мобли два». Когда вы совсем ребенок, вам задают только два вопроса — как тебя зовут да сколько тебе лет, и отвечать нужно правильно.

— Мэй Мобли три, — повторяет она.

Малышка выбирается из кроватки, волосенки растрепаны. На макушке опять заметна лысинка. Обычно мне удается причесать ее так, чтоб на несколько минут закрыть проплешину, но надолго не хватает. Волосы у нее тонкие и уже не вьются. К концу дня повисают сосульками. Мне-то безразлично, что Малышка совсем не красавица, но для ее мамочки стараюсь сделать девчушку привлекательнее.

— Пойдем-ка в кухню. Приготовим тебе праздничный завтрак.

Мисс Лифолт ушла в парикмахерскую. Ей и дела нет до того, что надо быть рядом, когда ее единственный ребенок проснется в свой день рождения — первый из тех, что запомнит. Но хоть купила дочке то, что та хотела. Привела меня к себе в спальню и показывала на большую коробку на полу:

— Ей понравится? Она ходит, разговаривает и даже плачет.

Кукла, конечно же. Громадная коробка в розовый горошек, завернутая в целлофан, а внутри — кукла ростом с Мэй Мобли. По имени Элисон. С кудрявыми светлыми волосами и голубыми глазами. В розовом платье в оборках. Каждый раз, как ее показывали в рекламе, Мэй Мобли подбегала к телевизору, обнимала его и прижималась личиком к экрану. Мисс Лифолт и сама готова расплакаться, глядя на эту куклу. Думаю, ее противная старая мамаша никогда не дарила ей то, что она хотела.

Готовлю для Малышки кашу, сверху кладу немножко зефира и ставлю под гриль, чтоб чуть-чуть запеклось и похрустывало. Потом украшаю нарезанной клубникой. Завтракать-то все равно надо, а так оно веселее.

Три маленькие розовые свечки я принесла из дома. Достаю их из сумочки, разворачиваю. Зажигаю свечки, втыкаю их в кашу и несу к белому пластиковому столику.

— С днем рождения, Мэй Мобли два!

Она хохочет и поправляет:

— Мэй Мобли три!

— Правильно! А теперь задуй-ка свечки, Малышка, пока они не растаяли в твоей кашке.

Она смотрит на язычки пламени и улыбается.

— Задувай, моя большая девочка.

И она разом задувает все, потом облизывает донышки свечек и принимается за еду. Через минутку улыбается и спрашивает:

— А тебе сколько лет?

— Эйбилин пятьдесят три.

Глазенки у нее округляются. Для нее это почти тысяча.

— А у тебя… бывают дни рождения?

— Да, — усмехаюсь я. — К сожалению, бывают. На следующей неделе у меня день рождения. — Подумать только, мне будет пятьдесят четыре. Как время летит…

— А у тебя есть детки? — спрашивает Мэй Мобли.

— Целых семнадцать, — смеюсь в ответ.

Она пока не умеет считать до семнадцати, но знает, что это много, и по-своему рассуждает:

— Они всю кухню займут. — И опять карие глазки удивленно округляются: — А где же эти детки?

— По всему городу живут. Все детишки, которых я нянчила.

— Почему они не приходят поиграть со мной?

— Потому что они уже выросли. А у кого-то уже и свои детки есть.

Малышка совсем запуталась, пытается разобраться в этом деле. Спешу ей на помощь:

— Ты тоже мой ребенок. Всех деток, которых нянчу, я считаю своими.

Она кивает, довольно скрестив ручки.

Принимаюсь за посуду. День рождения сегодня будут праздновать своей семьей, и мне надо испечь торты. Сначала клубничный, с клубничной глазурью. Для нашей Мэй Мобли все должно быть клубничным. А потом уже займусь остальными.

— Давайте испечем шоколадный торт, — предложила вчера мисс Лифолт. Она на седьмом месяце, ей хочется шоколаду.

Я все подготовила еще на прошлой неделе. Слишком важное дело, чтобы заниматься им в последний момент.

— Хм-м. А может, клубничный? Вы же знаете, Мэй Мобли больше всего его любит.

— О нет, она хочет шоколадный. Я сегодня схожу в магазин и куплю все, что нужно.

Шоколадный — как бы не так! Поэтому я решила, что просто сделаю оба. Ничего страшного, задует свечки на двух тортах.

Убираю тарелку из-под каши, наливаю Малышке виноградного соку. Рядом с ней сидит старая кукла, Клаудия, с раскрашенными волосами и закрытыми глазами. Если уронить куклу на пол, она жалобно хнычет.

— А это твой ребеночек, — говорю я, и Мэй Мобли кивает, похлопывая куклу по спине, будто помогая срыгнуть.

А потом и выдает:

— Эйби, ты моя настоящая мама. — И даже не смотрит на меня, будто о погоде говорит.

Опускаюсь перед ней на коленки.

— Твоя мамочка ушла в парикмахерскую. Маленькая, ты же знаешь, кто у тебя мама.

Но она упрямо мотает головой, прижимая к себе куклу.

— Я твой ребенок.

— Мэй Мобли, ты же понимаешь, я просто пошутила про семнадцать детишек. Они не по-настоящему мои. У меня только один свой ребенок.

— Это я твой настоящий ребенок. Другие просто понарошку.

У меня и прежде детки путались. Джон Грин Дадли, к примеру, — первое слово мальчонка произнес «мама», а смотрел прямо на меня. Но потом он всех вокруг, и собственную маму, стал называть мамой, и папочку своего тоже. Долго это продолжалось, и никто не волновался. Но конечно, когда он начал наряжаться в юбки своей сестры и душиться «Шанель № 5», мы все немножко забеспокоились.

Я долго работала в семье Дадли, больше шести лет. Папаша, бывало, затаскивал его в гараж и лупил шлангом, чтобы выбить девчонку из парня, — а потом я больше не могла это выносить. Я в тот день так крепко обняла Трилора, вернувшись домой, что едва не задушила бедняжку. Когда мы начали работать над книжкой, мисс Скитер спрашивала, какой день был самым тяжелым в моей жизни. Я тогда сказала про ребеночка, родившегося мертвым. Но это не так. Самыми тяжелыми были все дни с 1941 года по 1947-й, когда я стояла у двери и ждала, чтобы избиение поскорее закончилось. Я молила Господа, чтобы тот внушил Джону Грину Дадли, что он не попадет в ад. Что он вовсе не последний урод только потому, что любит мальчиков. Молила, чтобы Господь вразумил его, как я сейчас пытаюсь вразумить Мэй Мобли. Но сама я тогда просто сидела в кухне, дожидаясь, когда смогу намазать бальзамом рубцы от ударов шланга.

Подъезжает машина мисс Лифолт. Я волнуюсь, что сделает мисс Лифолт, если услышит вдруг все эти разговоры насчет «настоящей мамы». Мэй Мобли тоже побаивается. Всплескивает ручками, как цыпленок — крылышками:

— Ш-ш-ш! Не говори ей! Она меня отшлепает!

Значит, она уже говорила это матери. И мисс Лифолт явно не понравилось.

Мисс Лифолт с новой прической появляется на пороге, а Мэй Мобли даже не здоровается с ней, убегает к себе в комнату. Будто боится, что мама сможет услышать, о чем она думает.

День рождения Мэй Мобли прошел замечательно. По крайней мере, так на следующий день сказала мисс Лифолт. Пятница, утро. Три четверти шоколадного торта так и остались на кухонном столе. Клубничный съели без остатка. Днем приходит мисс Скитер, передать какие-то бумаги мисс Лифолт. Пока мисс Лифолт в туалете, мисс Скитер проскальзывает в кухню.