Кремль 2222. Юго-Восток - Виталий Сертаков

Поле маленько подползло к нам. Пока туча перегораживала ворота в цех, новых мороков можно было не опасаться. Мы с Иголкой дернулись, Сто второй тут же упер в меня пушку.

— Драться будем наружи. На крыше этого цеха удобная площадка. Но убить других хомо мне ничто не мешает. На всякий случай ты это не забудь.

— Не забуду, — пообещал я. — Я те, ешкин медь, ничего не забуду.

Вышла смехота. Вроде как это я Иголку и рыжего от смерти спас. Пока что спас. Хотя вообще-то странно, кио просто так на людей не кидаются, они же сурьезные вояки и человечину не коптят. Решил я еще раз ласково разобраться:

— Сто второй, тебя глисты кусают, что ли? У нас своя дорога, у вас — своя, Пепел большой…

— Вы следили за нами, — перебил вояка. — Вы шли по нашим следам. Вас подослали выведать про наше новое оружие. Не пытайтесь меня обмануть. Твердый, если ты сдаешься без боя, я беру тебя в плен. Ты будешь обездвижен и доставлен в штаб для допроса.

— Без боя? Да хрен тебе в дышло, — рассердился я. — Вас трое, вот друга дружку и допрашивайте…

— Он дурной… Слава, не спорь… — Иголка опять закашлялась, потом стала рыться у себя в коробочках и пузырьках. Подползла к рыжему, намазала ему харю.

У Сто шестого пальцы уже не дымились. Ясное дело, целоваться он со мной не стал, отобрал и печенег, и двустволку Головы, и ножи в кучу забрал. Хорошо, хоть в мешках рыться не стал. Голова один ножик хотел под коленкой спрятать, так этот гад его ногой в грудь пихнул. Вот сволочь, ешкин медь, я еле сдержался, так и вбил бы ему башку в плечи. Сто шестой и Сто девятый хором заржали, стали печенег ковырять, пока ихний командир нас на мушке держал.

— Кио, ты не будешь с ним драться, я сам его убью!

Ешкин медь, час от часу не легче! Сквозь пролом, где кольцами лежал свернутый конвейер, на склад запрыгнул старый нео. Это был папаша Тырра, который в лесу подвешивал меня башкой вниз и собирался откусить мне ноги. А я его культурным считал, выходит, что зря. Папаша косо поглядел на черную тучу, что клубилась в дальних воротах, видать, не шибко хотел в рыбу превращаться. За старым нео в пролом сунулась толстая харя Тырра.

— Эй, новый, ты меня помнишь? — заговорила Иголка. — Чего рожу отвернул? Ты ведь знаешь, я дочь лесника Архипа. Скажи воякам, чтоб нас отпустили. Получишь три бочки меда!

— Хо-хо-хо, пчелиная прислужка! — заржал лысый обезьян. — Я тебе не верю!

Прошло почти два месяца, как лесник Архип травил обезьян пчелами. Ясное дело, я надеялся, что лесные огородники меня маленько подзабыли. Зря надеялся, ешкин медь.

— Вставайте и идите! — Командир вояк помахал нам стволом, затем обернулся к нео: — Новый, не лезь не в свое дело.

Поднял я рыжего, он вроде очухался. Зато Иголку скрутило, рвать начало, чуть кишки из себя не выплюнула. Обнял я ее, она мне и шепчет:

— Славушка, дай я тебя молочком натру, потрись об меня, я пчел выпущу!

— Не, — говорю, — погоди, как бы хуже не вышло!

— Эй, вы, не болтать!

После темноты глазья слезились все сильнее. Тряпка у меня на лице засохла, без нее дышать было совсем невмоготу. Но когда Иголка полезла к себе в коробок за снадобьем, Сто девятый ткнул ей в бок стволом. Дай мне до тебя добраться, подумал я, до конца дней ссать сидя будешь. Потому как пальцы я тебе, железяка клятая, повыдергаю!

— Не трожь ее, тупорылый!

Ясное дело, Иголка перепугалась. Но я еще сильнее испугался, когда про пчел услыхал. До чего девка смелая, убивцев серых у отца сперла, ведь ей еще рано свой улей таскать. Я, конечно, особо в ихних делах не соображаю, но вроде как серый улей к себе уже в старости приручают, молодые девки точно с ними на горбу по грибы не ходят. Дык ведь, кто их разберет, серых пчел? Вдруг они на нас тоже кинутся или Сто второй от злости во всех палить начнет?

— Нет, кио, это ты не лезь! — уперся старый обезьян. — Этот хомо растоптал мой огород!

— Папа, он мне но-ос сломааал! — басом запищал Тырр.

— Это они меня выследили, — Иголка вдруг сильно выругалась, по-мужицки, я от нее даже не ожидал. — Меня выследили еще на Пасеке. Я как чуяла, что следят позади. Могла ведь следы запутать, да больно к вам торопилась.

— Ты все правильно сделала, — сказал я. — Ты вывела нас на фабрику.

— Может, как-то с ними полялякаем? — спросил Голова. — У меня на Автобазе кое-чего зарыто.

Рыжий — смешной, его небось кверх ногами не подвешивали!

— Не, с этими нам не договориться, — сказал я. — Я вон тому симпатишному огород подавил.

— Ой, точно, они самые! — теперь вспомнила Иголка. — Эй, нео, отец ведь вам заплатил! Мы вам меду дали и шкурок…

— Все, что растет на Пасеке, и так наше! — оскалился папаша.

— Хомо, ты сдаешься? — Командир вояк сделал вид, что не замечает обезьян.

— Железный, подумай крепко. Второй раз отложить бой у тебя не получится, — посулил я.

Толстый Тырр сбросил с плеча здоровый мешок, набитый чем-то твердым и угловатым. И кинулся откручивать мне башку. Наверняка бы открутил, но получил от папаши пинка.

— Не лезь! Ты раз уже отличился, хватит с тебя!

Вытолкали нас сквозь дыру на край здоровой ямищи. Ну и ямища, дна не видать, вдоль краев заборчик хлипкий, и дымит снизу. Тут еще горячее стало, чем прежде. Стены этого цеха заросли лишаями, поперек висели трубы толстые, но прогнили насквозь, кусками осыпались. Далеко наверху свет попадал в разбитые окна. С другой стороны ямы торчали приспособы всякие, шестерни, лебедки, не разобрать, для чего.

— Хомо, идите вверх, руки держать за головой!

Сто девятый первый полез на лестницу. Лестница крепилась на железных шкворнях, змейкой бежала вверх, до самых поперечных балок. С потолка сыпалось птичье дерьмо, еще мыши летучие писк подняли. Не такие, как рукокрылы, ага. Эти мелкие, серые были, но тоже не шибко симпатичные. Разом в окна сиганули, аж потемнело вокруг.

Нам на лесенку зайти не дали. Папаша нео встал поперек прохода, перекинул на грудь ружье, показал клыки. Сто шестой положил на локоть наш печенег, грамотно щелкнул затвором.

Ну чо, поскольку он толкался позади, выходило хреново. Так и так мы под пули втроем попадали.

— Вот зараза, — прохрипел Голова. — Ребята, может, вы без нас полялякаете, а?

Тут позади загремело, все обернулись. Из ямы выбрался братишка Тырра, весельчак Рырк. В левой лапе он держал стальную хрень, похоже на рессору, ага, но вдвое длиннее моего меча. В правой лапе нес что-то живое. Живое дергалось, обливалось кровью, не разобрать, кто это. Потому что голову Рырк откусил и как раз грыз. Иголка, как этот симпатишный хруст услыхала, опять пополам согнулась.

— Новый, уйди с дороги! — Сто девятый помахал автоматом. — Мы с тобой в расчете. Ступай к себе в лес.

Папаша заржал. Он повернулся ко мне боком, я увидал, что у него стало со спиной. Дык он и прежде на кудрявого Бельмондо не шибко походил, но нынче просто стал ангел чистой красоты, как рыжий говорит. Видать, маленько в то черное Поле угодил, кожа со спины кусками слазила вместе с шерстью.

— Кио, здесь наше место для охоты, это вам тут нечего делать! — зарычал братишка Рырк.

— Последний раз вас предупреждаем…

— Жену свою предупреждай, — заржал папаша. — Вы свое получили — проваливайте.

Я подумал, что обезьян, как всегда, показал свою глупость. Нет у кио никаких жен. То есть, девки среди них есть, и говорят, вполне себе малинки встречаются, но семьями вояки не живут. Дык зачем им семьями, если не стареют ни фига? Ни бабы, ни детки не нужны, ага. Им бы строем ходить да оружие чистить. Еще я подумал — антиресно все же, чо они тут прожигали, гады такие? А после стал про жратву думать, чтобы клятые нео наши запасы в мешках не разворошили. Ну так чо, я, ежели волнуюсь, завсегда про жратву думаю.

Тырр вылез из кучи мусора, куда его затолкал отец. Рожа его покрылась золой, стал он еще антиреснее. Я гадал, куда делся пятый нео, ведь вначале их было пятеро. Один растворился, стал рыбой, но где-то еще пятый…

— Новый, можешь забирать себе этих двоих, — Сто второй указал на Голову и Иголку.

— Сам девку жри, больно тощая, — сплюнул папаша. — Мне вот этого, твердого, на засол, гы-гы-гы!

— Ой, это кто тощий? — разозлилась Иголка. — У меня все на месте, это вашим бабам надо меньше жрать!

Сто второй незаметно сделал еще шажок. Целил он в меня, но теперь легко доплюнул бы до папаши огнем.

— Как нос, не болит? — вежливо спросил я у Тырра.

Тырр зарычал, стал брызгаться слюной, но на пулю не полез. Нос у него так и остался маленько набок, но красоту нео ничто испортить не могло.

— Славка, кажись, рукокрыл пролетел… — краем рта прошептал Голова. — Надо лялякать с ними, авось…

Наверху за окнами что-то мелькнуло, это точно. В дальнем от нас углу цеха крыша обвалилась, туда вылетали и вылетали вороны. А может, вовсе и не вороны, уж больно толстые да шершавые. Но глядеть долго я не мог, глазья от дыма слезились.