Толкование на четырнадцать Посланий святого апостола Павла - Феодорит Кирский

(2) Вем человека о Христе, прежде лет четыренадесяти: аще в теле, не вем, аще ли кроме тела, не вем, Бог весть: восхищена бывша таковаго до третияго небесе.

(3) И вем такова человека, аще в теле, или кроме тела, не вем, Бог весть: (4) яко восхищен бысть в рай, и слыша неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати. (5) О таковем похвалюся: о себе же не похвалюся, токмо о немощех моих. Апостол видел многие откровения, как и сам о том говорит; прииду бо, – сказал, – в видения и откровения Господня; но, будучи вынужден, рассказал только одно, и то приписал другому лицу, ибо говорит: «вем человека, но это – не сам я». Определяет же время, давая сим знать, что об этом вынужден говорить ради них, потому что в продолжение четырнадцати лет не рассказывал о том, что сподобился видеть. А сие: до третияго небесе, как утверждали некоторые[127], сказал Апостол о третьей части расстояния между землею и небом, до которой он был восхищен и слышал неизреченные глаголы, каких не леть есть человеку; не сказал Апостол: «слышать», но: глаголати. Ибо если бы невозможно было человеку слышать, то как услышал бы он? Но Апостол слышал, пересказать же их не осмелился. А иные говорят[128], что глаголы суть самые вещи, потому что Апостол видел красоту рая, хоры святых в нем и всестройный глас песнословия. Все сие в точности знает сам видевший это, а мы перейдем к истолкованию следующего по порядку.

(6) Аще бо восхощу похвалитися, не буду безумен: истину бо реку. Поскольку Апостол неоднократно называл себя безумным (1 Кор. 4, 10), то, чтобы не почел кто ложным того, что говорит, по необходимости показал истину сего. Щажду же, да не како кто вознепщует о мне паче, еже видит мя, или слышит что от мене. «Поэтому боюсь рассказывать все, чтобы не составил кто о мне большего, нежели о человеке, мнения». Ибо так было в Ликаонии: признав его Богом, намеревались принести в жертву волов, но Апостол, раздрав одежды, вразумил о себе, какого он естества (Деян. 14, 15).

(7) И за премногая откровения да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти, аггел сатанин, да ми пакости деет, да не превозношуся. Сим снова показал Апостол, что сподобился многих откровений. «Посему-то, – говорит он, – Владыка, промышляя о моей пользе, дал мне в удел всякого рода искушения, обуздывая сим мое о себе мнение и не попуская замыслить что-либо непомерное». Аггелом же сатаниным назвал обиды, поругания, народные восстания [против него]. И это яснее излагает в последующих словах.

(8) О сем трикраты Господа молих, да отступит от мене: (9) и рече ми: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается. Апостол показал немощь природы, ибо говорит: «Просил я избавления от искушений». Показал же и утешение от Владыки, ибо сказал, что для утешения достаточно обильного подаяния благодати. А немощь и терпение проповедующих ясно показывают силу Проповедуемого.

Сладце убо похвалюся паче в немощех моих да вселится в мя сила Христова. Объяснил, что назвал аггелом сатаниным; но, чтобы не подумал кто, будто бы немощь сия есть телесный недостаток, выразился об этом яснее.

(10) Темже благоволю в немощех, в досаждениих, в бедах, во изгнаниих, в теснотах по Христе: егда бо немоществую, тогда силен есмь. И не сказал: «терплю», но: благоволю, то есть «радуюсь, веселюсь, благодушно принимаю встречающееся, потому что мнимая немощь доставляет мне истинную силу». Так изложив сие, присовокупил:

(11) Бых несмыслен хваляся. И объясняет причину сему. Вы мя понудисте, то есть поверив клеветам на меня, ибо сие дает видеть в последующих словах.

Аз бо должен бех от вас хвалим бывати. В вас должен был я иметь своих защитников и свидетелей моего образа жития.

Ничимже бо лишихся первейших Апостол; снова умерил похвалу и, понесши большие перед всеми труды, не решился просто приравнять себя к апостолам, но сказал, что ничем не ниже их, и снова возвращается к собственному своему благоразумию.

Аще и ничтоже есмь. (12) Знамения бо Апостолова содеяшася в вас во всяцем терпении, в знамениих и чудесех и силах. «Не меня имейте в виду, но следуйте действию благодати, потому что вы сделались свидетелями апостольского достоинства и стали зрителями духовного свидетельства». Прекрасно же он терпение поставил впереди знамений, потому что преуспеяния воли гораздо ценнее [их].

(13) Что бо есть, егоже лишистеся паче прочих церквей, разве точию яко аз сам не стужих вам? «Какого же духовного дара не приняли вы от нас, разве укорите нас единственно за то, что не пользовались мы от вас телесною услугою?» Потом, как бы посмеиваясь, просит:

Дадите ми неправду сию. «Признаю́сь, не прав я в этом, и прошу извинения». Но, чтобы не подумали иные опять, будто бы говорит сие в упрек и имеет в помысле получить от них, обещается и на последующее время сохранить сие намерение.

(14) Се, третие готов есмь приити к вам, и не стужу вам. Потом смягчает сие суровое слово:

Не ищу бо ваших, но вас. Употребляет же выражение, показывающее естественные отношения.

Не должна бо суть чада родителем снискати имения, но родителе чадом. Не денег желаю, но домогаюсь душ ваших, ибо знаю, что и отцы детям всегда собирают богатство, а я обещаюсь сделать нечто большее по сравнению с отцами по естеству.

(15) Аз же в сладость иждиву и иждивен буду по душах ваших, то есть себя самого отдаю за вас.

Аще и излишше вас любя, менше любим есмь. С угождением соединено и обвинение, ибо и опечалил их, обвинив в скупости любви, и обрадовал, показав самую сильную свою к ним любовь.

(16) Буди же, аз не отягчих вас: но коварен сый, лестию вас приях. (17) Еда коим от посланных к вам лихоимствовах вас? (18) Умолих Тита, и с ним послах брата: еда лихоимствова чим вас Тит? Не темже ли духом ходихома? Не темиже ли стопами? «Но, может быть, скажет кто, что, употребив хитрость, когда был у вас, ничего от вас не брал, но принимал подаяния ваши через тех, которых послал к вам. Поэтому скажите по самой истине: кто из посланных нами, Тит или другой кто, воспользовался властью, данною проповедникам?» Подаяние же назвал Апостол лихоимством, потому что естественно как-то человеку, который дает против воли, хотя бы уплачивал он и долг, думать, что берут с него по лихоимству. Так сказав сие в обличение лжеапостолов, показывает коринфянам свое учительское достоинство.

(19) Паки ли мните, яко ответ вам творим? Быть может, говорит Апостол, и оправдание почтете вы за признак низости.

Пред Богом, о Христе глаголем. Но мы говорим это при свидетеле Боге, просвещаемые заповедями Владыки Христа. Ибо сие: о Христе — значит: по законам Христовым; Христов это закон: Аще убо принесеши дар твой ко олтарю и ту помянеши, яко брат твой имать нечто на тя: остави ту дар твой пред олтарем и шед прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой (Мф. 5, 23–24); и еще: Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела: и прославят Отца вашего, иже на небесех (Мф. 5, 16). То же говорит здесь и Апостол.

Вся же, возлюбленнии, о вашем созидании; унижаемся ли мы или говорим возвышенно, обвиняем ли или хвалим – все делаем для вашей пользы.

(20) Боюся же, еда како пришед, не яцех же хощу, обрящу вас, и аз обрящуся вам, якова же не хощете. Говорит же, чего не желает им.

Да не како рвения, зависти, ярости, рети, клеветы, шептания, кичения, нестроения. В этом обвинял Апостол коринфян и в Первом Послании.

(21) Да не паки пришедша мя смирит Бог мой у вас, и восплачуся многих прежде согрешших и не покаявшихся о нечистоте и блужении и студоложствии, яже содеяша. Апостол смирением своим назвал беззаконие коринфян, подтверждая сказанное им уже прежде:

Кто изнемогает, и не изнемогаю? Кто соблазняется, и аз не разжизаюся? (2 Кор. 11, 29). Сказал же, что будет оплакивать не просто согрешивших, но тех, которые после греха не воспользовались врачевствами покаяния. Так апостольское учение явно обличает высокомерие Новата[129].

Глава 13

(1) Третицею се гряду к вам: при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол. Апостол вместо лиц представил события, призывая свидетелей, на пренебрегающих покаянием, и устрашая их.

(2) Прежде рех и предглаголю, яко у вас быв второе, и отсутствуя ныне пишу прежде согрешившым и прочым всем, яко аще прииду паки, не пощажду. Павел обнаружил апостольскую власть, пытаясь страхом положить преграду силе греха, потому что апостолам нетрудно было и вразумлять своих, и наказывать чужих. Ибо божественный Петр одним словом предал смерти Ананию и жену его, бывших уже в числе учеников (Деян. 5, 1–10). А Елиму, как неверного и прекословящего, сам блаженный Павел погрузил во тьму, угасив чувство зрения (Деян. 13, 11).