Зеркало - Татьяна Бражник

— Все никак не определяться, кого короновать, а кому уши укорачивать. — буркнул спокойный как камень тролль, стоявший неподалеку.

— Макношка! Макношка! — распихивая односельчан локтями, пробиралась сквозь толпу гномиха. — Только попадись мне, засранец! Ух, я тебе всыплю!!!

— Пирожки! Горячие пирожки! — вопил во всю свою несформировавшуюся глотку подросток, сын местного пекаря, которому была поручена доблестная миссия отвечать за хлеб, раз уж зрелища опять задерживают.

— Тише ты, шайтан! — ругался на него высушенный годами, но все же полный энергии скандалить дедок, которому мальчишка бесцеремонно прошелся по ногам. — Совсем распустились, ироды!

В толпе активно обсуждались последние новости, кандидатуры на пост Игната и осуждалась власть. Не то что Лесным когда-то жилось плохо… но так ведь оно интересней, когда есть что обсудить и осудить.

Казалось, среди всей этой толпы скучно было лишь двум молодым Хранителям, которые печально прислонились к забору. В отличие от многих они ждали ни начала, а конца этого странного эльфийского празднества, дежурство на котором стало для них суровым наказанием за отлучку из общины. Но как было объяснить старому полоумному магу Игнату, что когда тебе восемнадцать и в жилах течет горячая кровь, служба на благо общины и выполнение всех заумных канонов занимает далеко не первое место в списке ценностей. Поэтому теперь эти юные маги осмысляли все содеянное за прошедшие сутки и торчали на площади с неизменно тяжелыми мечами за спиной.

— Ждан, что тут вообще намечается? — без тени интереса обратился к своему закадычному другу рослый парень, с детства привыкший к шумной толпе, которую регулярно образовывали собравшиеся вместе люди и Малые невзирая на то, что их объединило: свадьба или похороны.

— Как я понял, тут сегодня будет открытый суд над несостоявшимся Верховным.

— Неужели этот ушлый змей Азиульдриэн лишился поддержки Совета Старейшин? — с издевкой уточнил Дарен.

— Не… — почесав затылок и припоминая все эльфийские заморочки, связанные с выбором Верховного, все также безразлично отвечал Ждан. — Там вроде этого… который законный казнить будут. Который из Новгородской приехал.

— А-а! — понимающе протянул Дарен. — Хорошо, что ты не эльф, а то я б пока твое имя выговорил, язык сломал от напряга.

— Это точно. И хорошо что я не из благородных эльфов, а то ты еще и мозги б сломал, пока выучил все имя с титулами.

Друзья засмеялись друг над другом, но их напускного веселья хватило ненадолго. После двух бессонных ночей, из которых одна была проведена за гульбой, а вторая — за выслушивание нотаций Игната, который сам не спал и решил другим не давать, сил уже не оставалось даже зубы скалить. Тем более необходимость таскать на себе мечи и стоять на солнцепеке без возможности хоть на полчасика спрятаться от изнуряющего июльского солнца в тень, не повышало настроения.

Толпа уже собралась сама устраивать себе праздник, отчаявшись дождаться представления, как на отстроенную перед сценой ложу для Верховного Эльфа и его приближенных поднялся сам Азиульдриэн, а за ним проследовали две женщины. Одна из них, эльфийка с белокурыми волосами благородной крови, шла с гордо выпрямленной спиной и каменным лицом, как будто она вовсе была выточена из холодного мрамора. Следом за ней ступала девчонка-подросток с перепуганными глазами и ежеминутно оглядывалась, будто ожидая, что вот-вот к ним подойдет кто-то еще.

Толпа замолкла. Будущий Верховный демонстративно широким жестом поздоровался с собравшимся народом и занял свое место. Будто не замечая никого вокруг, эльфийка шепнула что-то на ухо перепуганной до смерти девчушке, и они тоже присели.

— А это кто? — голосом, в котором начала отчетливо слышаться сталь, спросил у своего друга Дарен.

— Это Леокардиэ. — понял с полуслова Ждан. — А девчонка — дочь Сакира от человеческой женщины. Ну, помнишь, я тебе рассказывал как-то?

Дарен утвердительно кивнул, не отводя глаз от эльфийки.

— Так это что, получается… Леокардиэ — мать наследника. И его сейчас будут казнить… — пытался сообразить Хранитель. — Это же зверство!

— Это эльфы. — равнодушно отозвался Ждан. — Восемнадцать лет с ними живешь, а все удивляешься.

— Это же… — Дарен хватал ртом воздух, силясь подобрать слова.

— Да ладно тебе так переживать. Этих ушастых и не жалко. Они один другого достойнее. Убивают друг друга, пытают… Это у них вообще с пеленок. К тому же не факт, что этого наследничка прикончат. Посоха ему не видать — это стопроцентно, но если он сознается, извинится, покается, попросит прощения… И всего-то дел!

— А за что его вообще?

— Нахамил Совету.

— Все? — удивленно уточнил Дарен. — Если бы нас казнили всякий раз, когда мы Игнату хамим, то и у Змея-Горыныча голов не осталось.

— Ушей. — поправил Ждан. — Им сначала уши отрезают, причем без разницы приняли твои извинения или нет.

Дарен посмотрел на Леокардиэ с еще большим ужасом. Даже ребенок в Лесной знал, что с ушами эльф лишается и своего долгожительства. Максимум на что моги рассчитывать «наказанные» — пять, от силы десять лет. Да и те в постоянных болезнях. Еще не факт, что для матери лучше — лишиться ребенка в одночасье или годами наблюдать, как он тает у тебя на руках, угасает, как накрытая банкой свечка.

Толпа начала понемногу оживляться. Сотни любопытных глаз не отрываясь смотрели на сколоченное из досок подобие сцены, где должна была свершиться расправа над несостоявшимся Верховным.

Прошло меньше минуты и два черноволосых эльфа выволокли несостоявшегося наследника на всеобщее обозрение. Толпа заулюлюкала. Кто-то попытался усмирить обрадованных жестоким зрелищем односельчан, но их отчаянные попытки воззвать к милости и благоразумию напросто растворились в неиссякаемом потоке жестокости и беспощадности, которая свойственна всем без исключения расам.

Молодой светловолосый эльф пытался передвигать ногами, но постоянно спотыкался и повисал на руках своих палачей. Когда его наконец вытащили на середину подмостка и заставили принять вертикальное положение, Весея, которой выпало на долю стать свидетелем казни брата, зарыдав уткнулась в плечо мачехи.

Слов было не разобрать, да они и не требовались. Азиульдриэн схватил девчонку за подбородок, принуждая не отводить взгляда от того действа, которое он ждал столько долгих и мучительных лет безвластия.

Леокардиэ даже не шелохнулась — она уставилась на сына в немом оцепенении.

Молодой эльф не без усилий поднял голову и с жестокой насмешкой оглядел беснующуюся толпу. Он не знал здесь почти никого, и его почти никто не знал. Но у каждого из этих созданий нашлась своя причина ненавидеть павшего престолонаследника. За что вот только? Толпа всегда осуждает своих правителей: действующих ругает тихо, а ушедших либо несостоявшихся и вовсе топчет немытыми ботинками.