Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Политработники госпиталя, опираясь на факты, разоблачали вздорность этих слухов, которые зачастую передавались со вторых и третьих уст.
В этой работе были большие трудности. Политотдел армейской группы находился от нас далеко, связь с ним была недостаточной, информацию о положении на фронте мы получали нерегулярно. Это сильно тормозило политическую работу среди раненых.
В госпитале мы не давали раненым скучать. Часто демонстрировались кинофильмы. Широко использовались музыкальные инструменты и патефоны. Между палатками то и дело возникали импровизированные концерты.
Политико-моральное состояние раненых было очень высоким. Это прежде всего выражалось в упорном стремлении во что бы то ни стало возвратиться на фронт. Многие раненые часто не желали сдавать оружие, заявляя, что через два-три дня они обязательно вернутся в свою часть. Нельзя без волнения читать письмо раненого командира бронемашины Федора Ефимина:
«28–29 мая я участвовал в боях с японо-манчжурскими захватчиками. Вражеская пуля попала мне в ногу. Меня отвезли в госпиталь. Там пролежал я день и не вытерпел. Мои товарищи сражаются с японскими налетчиками. Пойду и я бить гадов. Выписался я из госпиталя и снова сел в свою боевую машину.
С 2 по 5 июля я снова участвовал в боях. В эти дни мы немало покосили японских гадов. Двумя снарядами я поднял в воздух противотанковую пушку врага. Вывез с поля боя двух раненых товарищей.
В этом бою меня ранило японским снарядом. Четыре осколка попали в грудь. Но и на этот раз я не хочу долго лежать в госпитале. Хочу сесть на свою машину и громить врагов».
И Федор Ефимин в третий раз отправился на фронт. Таких случаев множество. Они свидетельствуют о высоком боевом духе раненых, о патриотических чувствах и настроениях, которыми жил фронтовой госпиталь в Тамцак-Булаке.
Красноармеец Н. ФОМИН
СМЕРТЬ, НО НЕ ПЛЕН!
Никто из нас не видел, как погиб экипаж танка, которым командовал кандидат ВКП(б) старший лейтенант А. В. Чернышев. Когда мы нашли подбитый танк, вокруг в песках валялись трупы японцев, и нам стала ясной картина, как умирали три танкиста.
Японцы со всех сторон окружили подбитую орудием машину. Они били прикладами, требовали, грозили, приказывали экипажу выйти, но в ответ раздавались выстрелы, и враги, как скошенные, падали на песок.
Но вот умолк пулемет. Три танкиста расстреляли почти все патроны. Тогда японские офицеры и солдаты, убедившись, что советские танкисты не сдадутся, пошли на последнюю подлость. Несколько солдат взобрались на башню и миной подорвали люк. Но экипаж оставался в машине. Раненые танкисты не сдавались. Истекая кровью, они лежали в машине и отстреливались из пистолетов. А когда отгремели выстрелы и японские хищники забрались внутрь, три танкиста лежали мертвыми.
Они лежали, прижавшись друг к другу, и такими застали мы их в изуродованном японцами танке. На стене танка сверху донизу были выведены три надписи:
«Ст. лейтенант А. В.Чернышев
кандидат ВКП(б)
Башенный стрелок Верягин В.Д.
Мех. вод. Сафронов А.Ф.
Комсомольцы в плен не сдаются».
Когда зажгли в танке свет, мы присмотрелись и увидели растекшуюся по стене кровь. Эти надписи три танкиста сделали своей кровью.
К. СИМОНОВ
ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
Посвящается памяти тов. Пономарева
Мы думали, пуля его не берет,
Ни пуля, ни штык, ни граната,
Когда он, бывало, со словом «Вперед!»
Водил нас в атаку, ребята!
Но снайпер под самое сердце попал.
Упав, приподнялся он снова,
Вперед! — закричал нам. — Вперед… и упал,
Не кончив любимого слова.
И там, где от пули запекшийся след,
Прижатые к сердцу вплотную,
Нашли мы его комсомольский билет
И книжку его записную.
Ее прочитали мы всю, до конца,
Мы лучше от этого стали,
Великое честное сердце бойца
Сквозь слезы мы в ней прочитали.
Он матери адрес и адрес жены
В углу написал аккуратно.
Он верил в победу, но знал, что с войны
Не все возвратятся обратно.
И песня записана в книжке была,
Простые душевные строки,
О дружбе, о том, чтоб подруга ждала,
Не глядя на версты и сроки.
Последнюю запись мы стоя — прочли,
Без шапок стояли в молчанье;
Лишь дети великой советской земли
Так пишут свои завещанья:
«Я умер за русский великий народ,
Давал я присягу отчизне,
Согласно присяге, со словом «Вперед!»
Я шел, не щадя своей жизни.
Я партии, Сталину это пишу,
Дела мои строго проверьте,
И если достоин, партийцем, прошу,
Считать меня в случае смерти!»
Прочли мы священные эти листки.
Читали их скорбно и жадно.
Товарищ! Порукою — наши штыки,
Что мы отомстим беспощадно!
Мы всякую жалость забудем в бою,
Мы змей этих в норах отыщем,
Заплатят они за могилу твою
Бескрайним японским кладбищем!
Старший политрук И. ПЕРЕВАЛОВ
ДЕЛЕГАТСКОЕ СОБРАНИЕ
Делегатское комсомольское собрание назначено на 19 августа.
Время—15 часов 30 минут. Место — лощина на правом берегу реки Халхин-Гол.
…Вооруженные винтовками, с гранатами за поясом пробираются люди через барханы и манханы. Чтобы остаться незамеченными для врага, идут в одиночку, нередко ползком.
Враг — рядом. Всего 600–800 метров отделяют наш батальон от японских позиций.
В лощине становится людно. Вот появились неутомимый разведчик Полиенко, замечательный снайпер Колесников, боевой заместитель политрука Промышленников. Собрались все сорок семь делегатов.
Крепкие рукопожатия, приветствия. На загорелых, чуть усталых, обветренных лицах — молодые улыбки. Как радостно встретиться на поле битвы с боевыми друзьями, поделиться мыслями и чувствами, еще и еще раз, здесь, под огнем, сказать товарищам о своей решимости, не жалея крови и жизни, служить Родине…
Собрание как собрание: президиум, повестка, докладчик. Тема доклада: авангардная роль комсомольцев в прошедших боях и задачи в окончательном разгроме
