Сказка - Стивен Кинг

матчах мы отставали, особенно на выезде, и сотни болельщиков насмехались над нами. Тогда я фокусировался на квотербеке соперников и твердил себе, что он мерзкий сукин сын, и я собираюсь не просто повалить его, а растоптать ко всем херам. Это не всегда срабатывало, если только соперник не был выпендрёжником, который после своего «спектакля» показывал тебе свою злорадную рожу, но это сработало бы с этим человеком. У него был злорадный голос, и ненависти к нему у меня было хоть отбавляй.

– Хватит тянуть время, парень-парень-паренёк. Открывай сейф или никогда больше не сможешь ходить прямо.

Или не смогу ходить вообще.

Я повернул циферблат в одну сторону… затем в другую… затем обратно. Три цифры готовы, осталась одна. Я рискнул глянуть через плечо и увидел узкое лицо – почти, как у хорька – под ретро кепкой «Уайт Сокс» с высокой тульей и красным кругом, в котором должна была быть буква «О». «Можно мне хотя бы немного?»

Он хихикнул. Противно. «Открывай давай! Хватить смотреть на меня – открывай!»

Я повернул циферблат на последнюю цифру. Повернул ручку. Я не видел, но знал, что он смотрит через моё плечо, чувствовал его запах кислого пота, который почти въедается в кожу, если долго не принимать ванну.

Сейф распахнулся. Я не колебался, потому что тот, кто колеблется, гибнет. Я схватил ведро за край и опрокинул между своих раздвинутых колен. Золотые гранулы хлынули наружу и рассыпались по полу во всех направлениях. В тот же момент я нырнул в шкаф. Он выстрелил, звук был ненамного громче небольшой петарды. Я почувствовал, как пуля прошла между моим плечом и ухом. Подол одного из старомодных пиджаков мистера Боудича дёрнулся, когда пуля прошила его.

У мистера Боудича была гора обуви; Дора бы позавидовала. Я схватил ботинок, перевернулся на бок и метнул. Он пригнулся. Я метнул другой. Он снова пригнулся, но ботинок ударил его в грудь. Он попятился, наступив на катящиеся золотые гранулы, и пол ушёл у него из-под ног. Он жёстко приложился, раскинув ноги в стороны, но удержал пистолет в руке, который был гораздо меньше револьвера 45-го калибра мистера Боудича, что, пожалуй, объясняло негромкий звук выстрела.

Я не пытался встать на ноги, просто присел на корточки и оттолкнулся от пола. Пролетел над катящимися гранулами, как Супермен, и приземлился на него. Я был крупным, он был мелким. Из него со свистом вышел воздух. Глаза выпучились. Его губы покраснели и блестели от слюны.

– Слезь… с… меня! – сдавленно прошептал Румпель.

Ну, конечно. Я хватанул руку, сжимающую пистолет, промахнулся, хватанул снова, прежде чем он смог поднести её к моему лицу. Пистолет снова выстрелил. Я не знал, куда попала пуля, и мне было наплевать, потому что она попала не в меня. Его запястье стало скользким от пота, поэтому я сжал его изо всех сил и вывернул. Послышался хруст. Он издал пронзительный крик. Пистолет выпал из его руки, ударившись о пол. Я схватил оружие и нацелил на него.

Он снова пронзительно крикнул и прикрыл лицо здоровой рукой, будто это могло остановить пулю. Вторую просто уронил; запястье уже начало распухать.

– Нет, нет! Пожалуйста, не стреляй! Прошу!

И никакого блядского «ха-ха».

3

Полагаю, к этому моменту у вас могло сложиться хорошее впечатление о юном Чарли Риде – этаком герое из приключенческих подростковых романов. Я был рядом со своим отцом, когда он пил, убирал его рвоту, молился о его излечении (на коленях!), и получил то, о чём молил. Я спас пожилого человека, который упал с лестницы, пытаясь вычистить водостоки. Навещал его в больнице и ухаживал за ним, когда он вернулся домой. Полюбил преданную собаку старика, и преданная собака полюбила меня. Я нацепил пистолет 45-калибра и храбро прошёл по тёмному коридору (не говоря о его гигантской живности) и вышел в другом мире, где подружился с пожилой дамой с обезображенным лицом, которая собирала обувь. Я тот парень, который одолел убийцу мистера Хайнриха, ловко рассыпав золотые гранулы по всему полу так, что он не устоял на ногах и рухнул. Господи, я даже занимался двумя разными видами спорта! Крепкий и высокий, без прыщей! Образцовый, правда?

Но также я был ребёнком, который подкладывал петарды в почтовые ящики, взрывая важную для кого-то почту. Я был ребёнком, размазавшим собачье дерьмо по ветровому стеклу машины мистера Дауди, и налившим клея в замок зажигания старого фургона «Форд» мистера Кендрика, когда мы с Берти обнаружили его незапертым. Я опрокидывал надгробия. Воровал в магазине. Во всех этих начинаниях меня поддерживал Берти Бёрд, и это он сообщил о заложенной бомбе, в чём я не стал ему мешать. Были и другие вещи, о которых я не собираюсь вам рассказывать, потому что мне слишком стыдно. Скажу лишь, что мы так сильно напугали нескольких маленьких детей, что они разрыдались и описались.

Не очень хорошо, да?

И я был зол на этого коротышку в грязных вельветовых штанах и теплой куртке «Найк», и на его слипшиеся сальные волосы, спадающие на узкое, как у хорька, лицо. Я был зол (конечно), потому что он собирался убить меня, получив золото, – он уже убивал раньше, так почему бы нет? Я был зол, потому что, если бы он убил меня, копы – вероятно, во главе с детективом Глисоном и его бесстрашными помощниками, офицерами Уитмарком и Купером, – в ходе расследования вошли бы в сарай и нашли то, по сравнению с чем убийство Чарльза Рида выглядело бы пустяком. Но больше всего я был зол – вы можете не верить, но клянусь, это правда – потому что вторжение коротышки всё сильно усложнило. Стоило ли мне заявить на него в полицию? Это приведёт к обнаружению золота и вызовет миллиард вопросов. Даже если я соберу все гранулы до одной и уберу обратно в сейф, мистер Ха-ха всё им расскажет. Может быть, чтобы добиться расположения окружного прокурора, а, может быть, просто назло.

Решение моей проблемы было очевидным. Мёртвый – он не сможет никому ничего рассказать. При условии, что слух миссис Ричлэнд не такой же острый, как зрение (те два выстрела были не слишком громкими) и полиция уже не в пути. У меня даже было место, куда спрятать тело.

Не так ли?

4

Хотя он всё ещё держал руку перед лицом, я мог видеть его глаза сквозь растопыренные пальцы. Голубые, с красными прожилками, и начинающие изливаться