Влюблённые - Лина Вальх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как будто это могло помочь ей избавиться от застрявшего комка воздуха.
Ошибка…
— Это определённо достойно осуждения, но вопрос остаётся открытым: как ты прошла через барьер? — Кончик ручки нетерпеливо постучал о бумагу, оставляя на ней несколько ярких цветных дыр.
— Прошла через что? — Висок Эйлин запульсировал; боль растеклась от него по лбу, стягивая глаза и кожу, а затем перебросилась на затылок, обхватив раскалённым обручем всю голову. В ушах зазвенело, под кожей зачесалось, а из-за стены донеслись тихие отдалённые голоса. — Послушайте, это определённо очень глупая шутка. Если это больница, то вам стоило бы навести небольшой порядок в палатах. Аскетизм — это хорошо, но не настолько же. Кстати, а где мы?
Почти пустая комната ничего не говорила Эйлин о ее расположении, на стене не висело огромного цифрового табло, как в аэропортах, чтобы поприветствовать, а единственное маленькое окошечко где-то под потолком навевало мысли о катакомбах. Слишком очевидно и банально, но голова от этого болеть начала только сильнее. Она гремела клубными басами, взрывалась неоново-оранжевыми кругами перед глазами, и людских голосов вокруг становилось все больше: они перешёптывались, хихикали, что-то рассказывали Эйлин, но она не понимала ни слова, цепляясь одной рукой за голову, а другой царапая горло. Словно эта боль могла отпугнуть голоса.
— Я уже говорил, что вопросы тут задаю я. — Щелчок ручки хлопнул, а шорох листов походил больше на шум самолётного двигателя. — Но на этот могу ответить. Мы в крипте Ордена белой лилии. В Париже.
— В Па… Но как?
— Как что?
— Как я оказалась здесь? Я очнулась в мотеле. И тот парень!..
— Какой парень?
Эйлин замерла на мгновение. Мотель, парень, их поездка. Она помнила каждую деталь, но не знала, что из этого было правдой. Голоса не смолкали. Некоторые из них внезапно заговорили на английском, перекрикивая друг друга, отражая от стенок черепа и растворяясь в разуме, опутывая своими длинными черными щупальцами. Эйлин… не помнила внешности того парня: кто-то одёргивал нить, стоило ей только потянуться пальцами к очередному кусочку мозаики, — но чужое имя легло на язык в ожидании, когда же его назовут.
— Джеймс. Его звали Джеймс.
Сидящий напротив мужчина напрягся: его плечи распрямились, спина натянулась тетивой, а секундный испуг во взгляде был готов в любую секунду сорваться с невидимого лука и стрелой пронзить Эйлин.
— Джеймс. Это весьма… — он что-то чиркнул, закинув ногу на ногу, — интересная информация. Но мы все еще не выяснили главное. Как ты оказалась здесь? Как прошла через границу?
— Почему они не замолкают?
Казалось, вопрос Эйлин застал ее «инквизитора» врасплох. Он открывал и закрывал рот, как рыба, пока она стискивала виски пальцами. Да, это определённо могло помочь избавиться от боли — не сдавливай сейчас собственная рука дыхание, Эйлин бы без сомнения посмеялась собственной глупости. Но обруч сжимался, кости черепа хрустели, а голоса становились только громче. Они окружали Эйлин, дотрагивались до ее плеча и обращали на себя внимание. Они хотели, чтобы она заметила их, ответила и… Нет, это было бредом. Ладонь судорожно дотронулась до ледяного лба — у Эйлин не было жара, а значит и бредить она не могла.
Парень на стуле оглянулся и, не найдя никого, обвёл её скептичным взглядом.
— Кто? Мы здесь одни.
— Голоса. Эти, — Эйлин оперлась локтями о колени, снова схватилась руками за голову и зарылась пальцами в короткие волосы, — голоса. Они не затыкаются. Я не хочу их слышать. Почему они просто не могут заткнуться.
— Что они говорят?
Ей хотелось взвыть от боли. Хотелось стянуть с черепа этот бесполезный волосатый кусок кожи, разломить кости по швам, как орех, и выкинуть. Лишь бы только эта пытка прекратилась. Ногти впивались в кожу, входили в неё, оставляя раны, и Эйлин чувствовала, как по пальцам потекли тонкие струйки крови. Голоса становились громче, сливались в единую какофонию уродливой суспензией. Они царапали ее сознание, разрывали его яркими всплесками и подпитывались болью. Они гоготали, кричали и плакали, сцепляясь в единое целое. Как маленький ребёнок, что не в силах определиться, чего он больше хочет: есть или новый подгузник. Кто-то снова пытался окрикнуть Эйлин в этой толпе звуков, но она слышала только собственный воющий от боли голос.
— Я… пусть они просто заткнутся. Это так сложно? Вы можете мне помочь? — Она резко вскинула голову, едва удерживая себя в сознании, и уставилась на незнакомца. — Прошу.
Ошибка…
— Как же больно.
Повторная инициализация…
— Пусть оно прекратится.
Слабое соединение с сервером…
— Хватит!
Связь прервана…
Темнота оказалась спасением. Она тонула в ней, пока та вытягивала из неё боль. Темнота была другом, в котором даже мягкий пушистый снег был способен смыть с рук всю кровь. Эйлин смотрела на указатель перед собой, нервно поправляла очки и выпускала вверх колечки сигаретного дыма. До Инвернесса шестьдесят семь миль, а машина назло заглохла. Полицейский остался где-то там, в двух милях от неё, он лежал в снегу, припорошившем его тёплым одеялом. Наверно, нужно было помочь ему. Но вместо этого Эйлин продолжала тонуть, цепляясь пальцами за полы кофейного пальто.
Темнота была для неё спасением.
Но ненадолго.
— О, ты снова очнулась! — незнакомый голос раздался в ее голове интонациями диктора во время матча.
Чья-то рука мягко похлопала ее по щеке, заставляя распахнуть веки и уставиться в незнакомые ярко-голубые глаза. Темные каштановые волосы, ямочки от лёгкой полуулыбки, застывшей на лице, и внимательный взгляд — кажется, он уже успел остановиться на каждой детали Эйлин Маккензи, прежде чем вернуться к ее вытаращенным глазами.
— Отлично. — Мужчина распрямился, нависая над распластавшейся на койке Эйлин и скользя взглядом по всему ее телу: она только сейчас поняла, что кроме идиотской больничной рубахи на ней абсолютно ничего не было. — С тобой хотят поговорить. Очень срочно. Прости, я бы хотел, чтобы это отложили на некоторое время, но… — он притворно поднял взгляд к потолку и вздохнул, — у нас его практически нет. Они знают о тебе, и хотят больше информации. Лучше расскажи, как ты прошла через барьер.
— Прошла через что?
Если бы Эйлин давали доллар каждый раз, как она слышала сегодня про какой-то барьер, шоколадный батончик из ближайшего автомата уже был бы ее. Она вытаращилась на стоящего перед ней человека сквозь толстые стекла очков, ощущая,
