Особый отдел и пепел ковчега - Юрий Брайдер

— Долго здесь собираешься висеть? — без тени удивления спросил незнакомец.

Цимбаларь, положение которого не располагало к шуткам, хотел ответить соответствующим образом, но тесёмка мезузы буквально душила его, не давая возможности говорить. Таким образом знакомство с Окулистом можно было считать состоявшимся.

— Чего молчишь? — поинтересовался киллер. — В штаны наложил, гнус ментовский?

— А ты подойди поближе да проверь, — через силу прохрипел Цимбаларь.

— Твои штаны санитары в морге проверят. — Окулист зашуршал одеждой, доставая что-то из-за пояса. — Перед тем как водичкой из шланга обмыть.

Несмотря на мрак, можно было легко догадаться, что в руках Окулиста появилось оружие. Добавив в барабан недостающие патроны, он сказал:

— Впрочем, я человек незлобивый. Могу подарить тебе жизнь... Только подскажи, кто вас навёл на меня?

— С ним ты уже рассчитался, — выдавил из себя Цимбаларь, пальцы которого должны были вот-вот разжаться.

— Такой ответ меня не устраивает, — произнёс Окулист. — А потому отправляйся вслед за своим стукачом.

Револьвер — не пистолет. Чтобы выстрелить из него, нужно приложить к спусковому крючку изрядное усилие, что гарантировало Цимбаларю как минимум лишнюю секунду жизни. Но эта кошмарная секунда ещё не успела окончиться, как повсюду вспыхнули лампы-переноски, развешанные по стенам, словно ёлочные гирлянды.

Окулист невольно вздрогнул, сбив себе прицел, а прозревший Цимбаларь сразу смекнул, что если, раскачавшись, прыгнуть не просто вниз, а чуть-чуть в сторону (метра этак на три-четыре), то, при удачном стечении обстоятельств, можно спастись.

Именно это он и сделал, вложив в мах ногами и в последующий прыжок все свои силы, не только реальные, но и резервные, появляющиеся лишь в минуты смертельной опасности. Со стороны этот кульбит напоминал, наверное, номер воздушного акробата, но, приземлившись на самый край лестничной площадки нижнего этажа, Цимбаларь не мешкая выхватил из наплечной кобуры «беретту».

От такой прыти Окулист, надо сказать, немного опешил. На мгновение их взгляды встретились. Цимбаларь уже успел рассмотреть, что под его расстёгнутой курткой надет лёгкий кевларовый бронежилет, поверх которого болтается на цепочке блестящий округлый предмет, формой и размерами напоминавший карманные часы.

Затем началась пальба. Правда, «смит-вессон» успел рявкнуть от силы раза два. Лихорадочное тявканье «беретты», посылавшей вверх пулю за пулей, отогнало его хозяина к дальней стене. Что ни говори, а беглый огонь сильная штука, особенно в психологическом плане.

Стрельба прекратилась так же внезапно, как и началась. Окулист счёл за лучшее отступить, а Цимбаларь берёг патроны, которых осталось не так уж и много.

Перепрыгнув через коварный провал, едва не стоивший ему жизни, Цимбаларь хотел было пуститься в погоню, но мезуза, уже раскрутившая тесёмку в обратную сторону, не отдавала предпочтения ни одному направлению.

Выглянув в окно, он убедился, что территория стройки ярко освещена прожекторами, а повсюду шныряют агенты наружки и прибывшие им на подмогу сотрудники ближайшего отдела милиции. В такой обстановке сбежать из здания мог разве что человек-невидимка.

Цимбаларь спустился вниз, подобрал свой вполне исправный пистолет и вдребезги разбитую рацию, после чего попросил разыскать Кондакова.

Когда Пётр Фомич, успевший разорвать пальто и потерявший шапку, явился к подъезду, недавно ставшему чем-то вроде поля боя, Цимбаларь сказал:

— Здесь мы его обложили, как хорька в курятнике... Надо вызывать омоновцев в полной защитной экипировке, кинологов с ищейками и прорабов с чертежами здания. Будем прочёсывать этаж за этажом, квартиру за квартирой. Без крови, конечно, не обойтись, но уж такая, наверное, наша планида.

— Крови уже и так предостаточно, — глядя на его ободранные до мяса ладони, мрачно молвил Кондаков. — Все сторожа в подсобке мёртвые лежат. Трое человек... Хорошо ещё, что ты живым ушёл.

— Не ушёл, а, можно сказать, упорхнул. — Цимбаларь передёрнул плечами, будто бы у него вдруг зачесалось между лопатками. — Надо нам на досуге вплотную заняться гимнастикой. Отжимания, подтягивания, подъёмы переворотом... А то, не ровён час, сядем в калошу.

Поиски продолжались до самого утра, но не дали никаких результатов. На память о себе Окулист оставил только четыре трупа, включая и Гукасяна, в общем-то заслужившего такую участь.

Цимбаларь лично обошёл все подъезды, но мезуза висела на его шее совершенно свободно, не подавая никаких предупреждающих сигналов.

Заспанный прораб, которого спешно доставили из подмосковного санатория «Берёзки», пояснил, что в подвальных помещениях возводящегося здания берут своё начало технологические коммуникации, тянущиеся далеко за пределы строительной площадки.

Цимбаларь, в сопровождении группы омоновцев, похожих на инопланетных захватчиков, прошёл до самого конца узкого бетонного туннеля, уже обжитого крысами, и оказался в котловане другого строительства, ещё только начатого. Собака-ищейка взяла след Окулиста, но довела опергруппу только до ближайшей улицы, по которой потоком неслись автомашины.

Шашлычных дел мастер, задержанный спустя несколько часов, мешая вполне интеллигентную русскую речь с армянской бранью, пояснил, что этот проклятый мобильник ему вручил сам Вартан Ованесович. «Пользуйся, брат, на здоровье, — сказал он. — Но если кто-то вдруг спросит меня — позовёшь». Таких звонков за всё время было три или четыре, и в эту пору Вартан Ованесович всегда сидел в ресторане за своим любимым столиком и кушал своё любимое блюдо — пряную форель. Правда, никогда прежде он алкоголь не употреблял. Вах, кто же знал, что так случится!

На теле Гукасяна мобильника не нашли — видимо, его унёс с собой Окулист.

Все концы, ведущие к убийце, вновь оказались обрубленными. Цимбаларь даже напился с горя, благо хозяин армянского ресторанчика, опечаленный трагической гибелью постоянного клиента, открыл ему неограниченный кредит.

На очередном совещании планов на будущее не строили, а только обсуждали предшествующие события.

— Так ты, значит, стал первым из нас, кому сподобилось узреть бетил в натуре? — не без ехидства поинтересовался Кондаков.

— Особой радости при этом я, прямо скажем, не поимел, — признался Цимбаларь. — Тем более что на меня пялился зрачок шпалера. Вот такой. — Он кивнул на горлышко пивной бутылки, которую сжимал в забинтованных ладонях. — Но в общем, это действительно похоже на никелированный корпус карманных часов.

— Странно, что Окулист носит бетил на груди, совсем как мы мезузу, — сказала Людочка.

— Вот в этом как раз и нет ничего странного, — возразил Цимбаларь. — Таскать с собой сумку киллеру несподручно. Положить бетил в карман — останется метка на всю жизнь. Поэтому он и вешает его поверх бронежилета. Двойная выгода — и пуля не возьмёт, и на шкуре клейма не будет.

— Как ты сам считаешь, защищает его бетил? — спросил Кондаков.

— Конечно, защищает, — кивнул Цимбаларь. — Тут двух мнений быть не может... Сам-то он стрелок незавидный, это я сразу понял. Недаром всегда старается в упор приложиться. И первая его пуля, и вторая от меня, наверное, в метре легли. Аж искры из бетона посыпались. Результат аховый. Но ведь я шмалял, можно сказать, наверняка. По крайней мере, трём первым пулям просто деваться было некуда. А ни фига! Он змеёй извернулся и был таков.

— Пуля, как известно, дура, — задумчиво произнёс Ваня. — Особенно пистолетная... Ты бы лучше в него камнем швырнул. Типа, как Давид в Голиафа. А потом бы ещё псалом под кифару спел... Так сказать, для исторической достоверности.

— Эту честь я предоставлю тебе, — отрезал Цимбаларь. — Можешь загодя положить камень за пазуху... И всё же я не врубаюсь, зачем Окулист пришил Гукасяна. Ведь можно было спокойненько увести его по туннелю. И тогда ищи-свищи!

— Ну, во-первых, Окулист, словно тот вампир, уже не может обходиться без человеческой крови, — сказал Кондаков. — А во-вторых, с точки зрения преступного мира, это была вполне обоснованная расправа над строптивым подпаском, то бишь помощником... По бандитским законам шмотки, в которых ходили на мокруху, подлежат уничтожению. А Гукасян не только сберёг милицейскую форму, засвеченную возле «Бункера», но ещё и оставил себе сумочку жертвы. Иначе говоря, оказался крысой. Такое крутые урки не прощают.

— Между прочим, вкус у покойника был отменный, — заметила Людочка. — Я бы от такой сумочки тоже не отказалась. Но боюсь, что всей моей зарплаты не хватит даже на её ремешок.

— Можешь взять эту сумочку из моего сейфа, — буркнул Цимбаларь. — Всё равно как вещдок она не оформлена.

— Зато её двойняшка, которую Гукасян по кусочкам спустил в унитаз, оформлена в бухгалтерии как имущество особого отдела, — возразила Людочка. — А на носу ревизия. Что мы тогда предъявим?