Дикий Огонь (СИ) - Смирнова Екатерина Александровна

Первым островком толерантности на нашем пути стал маленький городок Шуруд. На главной площади взору открывалось народное развлечение, как выяснилось в Хырхе, сильно опережающее по популярности игру в мячик и треньканье на лютне. Кого-то деловито прилаживали на виселицу.

Я втиснулся в толпу рядом с каким-то респектабельным мужиком. Респектабельным по меркам Шуруда: он не слишком смердел и даже не ковырялся в носу.

- Казнят кого-то?

- А то сам не видишь? Колдуна вешают.

- Только за то, что он колдун?

Горожанин подбоченился.

- Обижаешь, добрый человек. За то, что преступление совершил. По справедливости, стало быть.  Это в других каких городах всех колдунов без разбора хватают и на костер. А у нас бургомистр добрый, прогрессивный, самим Светом посланный. Нам что колдун, что не колдун, коли человек хороший, все едино. Только налог плати и отмечаться не забывай. Преступит какой обычный человек закон, так же на эшафот пойдет, мы различий не делаем. В мире живем, да и как не жить, когда через шестьдесят миль Империя. Вот придет Констанс бить-убивать, а мы ей скажем, что братьев ее не трогаем. Что друзья мы каждому колдуну, кто сам с нами дружить хочет. Авось, и Темная нас не тронет.

Палач пинком выбил из-под ног осужденного колодку, тот закачался и задергался. Лицо стало стремительно синеть.

- И правильно делаете, - похвалил я. – Всем бы с вас пример брать. Не так давно на наших глазах ворожея за корову пытались сжечь. И то непонятно, морил он ее или нет. Несправедливо, как по-вашему?

- Несправедливо. Что ж, человека и за корову убивать, хоть и колдун. Высекли бы, да и все. Изверги. У нас такого и быть не может!

- Рад слышать. А этот что совершил? Полагаю, что-то худшее, чем уморить корову?

- Конечно, - серьезно ответил мужик. – Двух коров. И козу еще. В прошлом году на него донос был, так мы к нему по-людски, всыпали батогов да обрили. Думали, угомонится. Так в этом то же самое. Сдохла коза Жучка, любимица наша, брюхо вспухло. А две коровы и коза это уже рецидив называется. Не понимает доброго слова человек. А таких рецидивистов нам не надобно, мы в мире живем. По справедливости!

Тело дернулось в последний раз и затихло. Вывалившийся язык злостного рецидивиста напоминал красного слизняка.

- А казним-то как, - умилялся поклонник мира. – Не костром, не колесованием. Мы вам не Хырх какой-нибудь, где главное не суд свершить, а помучить подольше. Мы токмо ради справедливости убиваем, милосердно. Повесили, подергался чуть-чуть, раз и все. И иди себе спокойно во Тьму, или во Свет, коль мы вдруг ошиблись. Я тебе по секрету расскажу, наш бургомистр, прогрессивный человек, допускает, что чародей может после смерти во Свет пойти. Какого, а? Да такого вольнодумия никто себе не позволяет. Оно и вдвойне лучше, если вдруг невинного казним, а он во Свет, так какая ж разница. Так и так блаженствовать будет вечно. Все-таки прогрессивный у нас город, живу, не нарадуюсь. Мирный. Скажи, а?

- Мирный, - откликнулся я, не в силах оторвать глаз от мерно раскачивающегося тела. - Я восхищен.

В Шуруде мы, потряся пустеющие кошели, раздобыли новых коней и провизию. Ехали дальше. Я молчал и пялился в землю.

- Надо же, де Лантор заткнулся, - съехидничала Сидори. - Не заболел ли?

- Давай просто доедем до Адланиса, - огрызнулся я. Настроение было препоганое.

- Ты же туда не собирался. Перестал сомневаться, можешь ли спасти мир?

- Сказок начитался. Там всегда герой пророчества побеждает злого темного властелина и женится на принцессе, так что мне нечего бояться.

- Разве все это похоже на сказку? – серьезно спросила Сидори.

- Нет. Это похоже на кошмар.

***

Все чаще лавки встречали нас заколоченными дверьми, на постоялых дворах отказывали в ночлеге, а трупы повешенных пялились на нас выклеванными глазами. Все чаще развевалось на ветру, а иногда и валялось на земле Алое знамя. Чего не было совсем, так это костров.

- Через реку же не переходят.

- Иногда, рейдами. В конце концов, река не стена. И не забывай про порталы. Переходят и вешают.

- Назревает философский вопрос. Кто лучше: те, кто всех подряд сжигает, или те, кто вешает тех, кто всех подряд сжигает?

- Лучше нам держаться подальше и от тех, и от других.

- Сидори? Почему все так? Мы почти месяц в пути, и все это время кого-то убивают. Жестоко и бессмысленно. Люди встречают нас, кормят и поят, болтают и смеются. Кажутся людьми. А потом сжигают кого-то, походя, между делом, словно ничего страшного не происходит. И продолжают болтать и смеяться. Как они могут, они ведь не чудовища, Сидори?

Колдунья долго молчала.

- Люди любят уничтожать себе подобных и не любят чувствовать себя плохими. Любой, даже насквозь порочной пьяной от вина и крови скотине в глубине души хочется верить, что она не есть зло, что она не делает ничего ужасного. А убивать, сжигать на костре, забивать камнями ужасно, как ни крути. И тогда люди находят выход. Объявляют, что тот, кого они убивают, не человек. Что он выродок, он отличается. Цветом кожи, именами богов, которым воздает молитвы, местом, где он родился, или способностью к колдовству. И тогда люди перестают быть убийцами. Они всего лишь воздают мерзким выродкам по заслугам. Ломают кости, отрубают пальцы, выжигают глаза, и все это никак не изменяет их представление о собственной хорошести. Потом они приходят домой, обнимают детей и жену, выпивают кружку пива, ложатся спать, и ничто не тревожит их сон. Знаешь, я читала, что в древности животные считались неживыми. Много веков назад тогдашние мудрецы думали, что зверье - это лишь механические создания без разума и чувств. И потому, когда вивисекторы вскрывали заживо кошек и собак, чтобы посмотреть, что у них внутри, когда отрубали им лапы и хвосты, их не трогали вопли боли. Кто будет жалеть машину? Прошло много столетий и теперь, когда колдун корчится на костре, никого не трогают его крики. Кто будет жалеть чернокнижника? А чародеев не трогают крики обычных людей. Кто будет жалеть того, кто еще недавно кидал в тебя камни? Чтобы стать чудовищем, необязательно от рождения быть убийцей, алкающим крови. Достаточно лишь быть достаточно глупым, чтобы позволить себе кого-то расчеловечить.