Другой взгляд на Сталина - Людо Мартенс

Георгий Соломон

Рассмотрим другое показательное дело. Карьера его автора, Георгия Соломона, даже более интересна. Соломон был кадровым членом большевистской партии, назначенным в июле 1919 года помощником Народного комиссара торговли и промышленности. Он был близким другом Красина, старого большевика, который был одновременно Наркомом торговли и промышленности и Наркомом железных дорог и связи. Короче, перед нами два члена «старой гвардии героических времен», так дорогой сердцу Анри Бернара из Бельгийской военной академии.

В декабре 1919 года Соломон вернулся из Стокгольма в Петроград, где он поспешил к своему другу Красину и спросил его о политической обстановке. В изложении Соломона ответ был таков:

«Ты хочешь, чтобы я прокомментировал ситуацию? …сейчас идет непосредственное установление социализма… воплощенная утопия, включающая самые крайние виды глупости. Они все обезумели, вместе с Лениным! …Забыв о законах естественного развития, забыв наши предупреждения об опасности проведения социалистического эксперимента в настоящих условиях… А что касается Ленина… он страдает от постоянного расстройства сознания… в действительности мы живем при полностью деспотическом режиме»{392}.

Этот анализ ничем не отличается от меньшевистского: Россия не готова для социализма, а те, кто хочет установить его, будут вынуждены применять диктаторские методы.

В начале 1918 года Соломон и Красин вместе были в Стокгольме. Немцы начали наступление и оккупировали Украину. Антибольшевистские мятежи вспыхивали все чаще и чаще. Не было до конца ясно, кто будет управлять Россией – большевики или меньшевики и их союзники. Соломон подытожил свои разговоры с Красиным.

«Мы понимали, что новый режим провел ряд абсурдных мер, разрушив технические средства, дискредитировав технических специалистов и заменив их комитетами рабочих… мы понимали, что линия на полное уничтожение буржуазии была не менее абсурдной… Эта буржуазия могла еще принести нам много положительного… мы нуждались в том, чтобы этот класс исполнил свою историческую цивилизующую роль»{393}.

Казалось, что Соломон и Красин сомневались, не стоит ли им присоединиться к «настоящим» марксистам, меньшевикам, с которыми у них было одинаковое мнение о роли буржуазии, которая должна была принести прогресс. Что могло произойти без ее участия? На самом ли деле не будет развиваться страна с «заводами, управляемыми невежественными рабочими»?{394}

Но власть большевиков устояла:

«Наша оценка положения постепенно менялась. Мы спрашивали себя, а имеем ли мы право оставаться в стороне… Не стоит ли нам в интересах народа, которому мы готовы были служить, поддержать Советы своими знаниями и опытом для внесения в это дело некоторых здравых моментов? Не будет ли для нас лучшим шансом борьба против этой политики полного разрушения, которой отмечена деятельность большевиков?.. Мы могли бы также противостоять полному уничтожению буржуазии… Мы полагали, что восстановление нормальных дипломатических отношений с Западом… придало бы нашим вождям силы, чтобы встать в один строй с другими народами и… что тенденция к немедленному установлению полного коммунизма начнет уменьшаться и полностью исчезнет навсегда…

Под действием этих мыслей мы решили, Красин и я, присоединиться к Советам»{395}.

Итак, в соответствии с этими словами Соломона, он и Красин сформулировали тайную программу, следуя которой, они и добились постов министра и заместителя министра в правительстве Ленина: они всячески противодействовали диктатуре пролетариата, они защищали, как могли, буржуазию, и они были намерены укрепить связи с империалистическим миром – все это для того, чтобы «постепенно полностью уничтожить коммунистическое направление партии»! Настоящий большевик, товарищ Соломон.

1 августа 1923 года во время визита в Бельгию он установил связь с другой стороной. Его признания появились в 1930 году и были изданы бельгийско-французским «Международным центром активного противодействия коммунизму». Старый большевик Соломон теперь выдвинул такие идеи:

«Московское правительство сформировано небольшой группой людей, которые с помощью ГПУ внедряют рабство и террор в нашей великой и замечательной стране»{396}.

«Советские деспоты уже видят себя окруженными со всех сторон гневом, всеобщим коллективным гневом. Охваченные сумасшедшим террором… они проливали реки крови»{397}.

Те же слова использовали меньшевики несколькими годами раньше. Вскоре они были подхвачены Троцким, а пятьюдесятью годами позже – и шефом по идеологии Бельгийской армии, не придумавшим ничего лучше этих слов. Важно отметить, что слова «сумасшедший террор», «рабство» и «реки крови» использовались «старым большевиком» Соломоном для описания положения в Советском Союзе при Ленине и в либеральные времена периода коллективизации 1924–1929 годов. Вся клевета о «террористическом и кровожадном режиме», с которой буржуазия выступала против Сталина, была запущена, слово в слово, против Советского Союза еще при Ленине.

Соломон представлял собой интересный случай «старого большевика», который, по существу, противостоял ленинскому проекту и который избрал путь его разрушения и «извращения» изнутри. Уже в 1918 году некоторые большевики перед Лениным обвинили Соломона в том, что он являлся приверженцем буржуазии, дельцом и германским шпионом. Соломон все отрицал, но интересно заметить, что как только он покинул Советский Союз, он публично объявил себя антикоммунистом.

Фрунзе

Упоминавшаяся выше книга Бажанова содержит один особенно интересный эпизод. Он рассказал о встрече с высшими офицерами Красной армии:

«Фрунзе был, возможно, единственным человеком среди коммунистических вождей, который хотел ликвидации режима и возврата России к более гуманным формам существования.

В начале революции Фрунзе был большевиком. Но, находясь в армии, он попал под влияние старых офицеров и генералов, перенял их традиции и стал солдатом по убеждениям. Насколько возросли его чувства к армии, настолько выросла ненависть к коммунизму. Но он знал, как скрыть и спрятать свои мысли…

Он чувствовал, что его убеждения должны привести его к роли Наполеона…

Фрунзе имел хорошо продуманный план. Он стремился, прежде всего, ограничить роль партии в Красной армии. Начав действовать, он сумел упразднить комиссаров, которые в качестве представителей партии стояли над командирами…

Затем, энергично следуя своему плану бонапартистского переворота, Фрунзе осторожно поставил на некоторые командные посты своих доверенных людей, настоящих военных… так, чтобы армия могла способствовать успеху переворота. Но нужна была исключительная ситуация, например, могло быть введено военное положение…