Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

пили. Впрочем, Автолик знал, что им это вообще не свойственно. Вот Аргей с несколькими ближними воинами, те да, гульнули до совершенно невменяемого состояния

Наутро дом Аргея был завален десятками похрапывающих тел. Немногие, кто нашёл в себе силы разлепить веки, тут же норовили поздороваться с кувшином. Некоторые ещё ночью обняли горшки, но не с тем, чтобы влить в себя спасение от похмелья, а наоборот, кое-что вылить, отчего по дому распространялся кислый запах.

Послы прибыли задолго до полудня. Как видно, выехали на рассвете, а ехать тут недалеко и дорога накатанная. Как их встречали, ни Автолик, ни сыновья Алкмены не видели, из дома не вышли. Врач с флотоводцем стоически принимали почести, а Миухетти, конечно же легко сей участи избежала и быстро выяснила, куда делся её мужчина. Заявилась к Аргею, как к себе домой. А вот от её поведения, едва она переступила порог мегарона (где женщинам вообще-то не полагалось появляться) Автолик дар речи потерял.

— Иолай! — Миухетти едва не завизжала от восторга, — вымахал-то как! Дай-ка я тебя!

Она в одно мгновение оказалась возле юноши, сидящего на лавке, и заловила его в объятья. При этом нос юного отрока ткнулся прямиком в обнажённую грудь тёти Амфитеи.

— Вот это свезло мелкому! — заржал Алкид.

— Сам ты мелкий, дядя, — возмущённо огрызнулся Иолай, сын Ификла, освободившись.

— Уж я-то да! — продолжал хохотать Алкид.

— Амфитея! — Ификл оторвал женщину от сына, подхватил, как пёрышко и закружил по комнате, — как ты здесь оказалась?!

— Она со мной, — сказал Автолик, — я же говорил, что удивитесь.

— С тобой? — переспросил Алкид.

— Она — моя женщина.

— Да ладно? — Ификл поставил Амфитею на пол и уставился на неё так, будто впервые увидел, — ты спуталась с этим проходимцем?

Она со смехом кивнула.

— Я возмущён, — заявил Ификл, — я был уверен, что ты любишь только меня.

Забулькало вино. Алкид наполнял чашу. Миухетти покосилась на него и сказала:

— Я вас обоих люблю. Как братьев. И вы это знаете. Всегда знали.

— Всё-таки свезло мелкому, — сказал Ификл, и мотнул головой, вот только в сторону Автолика, а не Иолая.

«Сам себе волк» в сравнении с могучими братьями и правда выглядел не слишком внушительно, хотя тощим его никак нельзя было назвать. Просто эти двое — что циклопы.

— Благословляю вас, дети мои, — сказал Алкид странным голосом, как показалось Автолику мрачным, и выпил.

— Чего это с Палемоном? — спросил Автолик Миухетти позже, когда они покинули дом Аргея, — вроде рад был тебе… а вроде и нет.

— Мегару вспомнил, как видно. И Теримаха, — ответила Миухетти.

— Он что, тебя винит?

— Нет, конечно. Просто… если бы Мерихор не появился в Фивах… А я просто напоминаю Палемону об этом. Одним своим существованием.

— Он подкатывал к тебе?

— Оба подкатывали. В прошлой жизни.

— И почему ты их отшила?

— Я не знаю, — вздохнула Миухетти, — это не объяснить.

— Про Эдипа тоже не объяснить? И Сфингу?

Она посмотрела на него исподлобья, но ничего не ответила.

Братья совсем не удивились тому, что посол — Амфитея. А вот Эврисфею ещё только предстояло это осознать.

После торжественной встречи, когда послам фараона оказали все положенные почести, когда вручены были подарки микенскому ванакту, выпиты реки вина, произнесено множество здравиц в честь гостей и хозяев, царь задался вопросом — что же на самом деле нужно было посольству великого правителя Чёрной Земли?

Ради чего посольство проделало весь долгий путь, что же явилось истинной его причиной. Конечно же, не желание фараона донести, что он здоров и благополучен и желает всяческих благ ахейскому собрату.

Потому царь Микен и пригласил Ассуапи для беседы в свои личные покои. Конечно, их встреча состоялась не наедине. Как всегда, рядом с царём находился Амфидамант.

Царь любезно встретил Ассуапи и по своему обыкновению предложил ему чашу вина с диковинной закуской — сыром из дальних северных краёв. Чтобы не оскорбить хозяина, Ассуапи пришлось отведать странное кушанье. Тут же он решил про себя, что ремесло лекаря куда безопаснее, чем высокая должность посланника. Ведь лекарь всегда может наставительно рассказывать, какие блюда полезны для здоровья, а какие нет. А не травиться неизвестно чем ради обычаев гостеприимства.

Эврисфей и Амфидамант вопросительно смотрели на него, ожидая, когда же посланник перейдёт к настоящему делу. Ассуапи не привык вести разговоры подобного рода. Потому тут же и решил снять с себя ответственность и препоручить дело настоящему послу.

— Если царь желает услышать слова его величества, господина моего, да будет он жив, невредим и здрав, то пусть призовёт к себе достойнейшую Миухетти. Ибо её прислал сюда его величество, дабы она донесла их до слуха его царственного брата.

Эврисфей и Амфидамант переглянулись, так как не ожидали подобного развития событий. Чудо из чудес — царь великой страны отправляет своим посланником женщину! Каких только странных вещей не бывает на свете. Только вчера им казалось, что самой необычной вещью была шкура лошади, в чёрную и белую полоску, подаренная фараоном.

А вот и нет! Бывают вещи на свете куда удивительнее. Но на то и чужедальние страны, чтобы жизнь в них отличалась во всём от жизни на родине.

— Говорить с бабой?! — бушевал Амфидамант наедине с зятем, — неслыханно!

Вновь надев маску любезности, врача попытались образумить, воззвали к его самолюбию, что в общем-то можно было счесть оскорблением.

Безрезультатно. Пришлось принять всё, как есть. Послали за Миухетти. Фигура посла Асклепия в глазах ванакта и геквета была умалена до полного ничтожества.

В это время достойнейшая госпожа Миухетти, тайный посланник фараона, спешно переодевалась в своих покоях. Как только Ассуапи позвали к царю, она поняла, что наступил решительный день. Сегодня и следовало уговорить Эврисфея начать поход против врагов фараона.

Но стоит поторопиться, и тут же всё пойдёт не так. То ожерелье никак не желало застёгиваться, то и дело соскальзывало с шеи бирюзовой змейкой. То браслеты куда-то запропастились из шкатулки с украшениями. На их поиски Миухетти потратила немало времени, пока не обнаружила, что успела их надеть первыми. К счастью, белое льняное платье и такая же накидка, были на месте. Она хотела ещё подвести глаза, нарисовав знак уаджат, но поняла, что не успеет. На пороге её покоев появился слуга, присланный Эврисфеем.

С ним Миухетти и отправилась к царю. Зачем было ей наспех переодеваться?

Что же, тому была причина. Когда она ходила в ахейском платье, все были добры и любезны с ней. Старались угодить и понравиться. Вот только ахейскую женщину никто не воспринимал всерьёз.

Ей же требовалось иное отношение. Миухетти надеялась, что наряд