Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки - Александр Тюрин

По дороге я заметил, что Крейн стал рослее и шире в плечах, да и краснее кожей. Одежка же была, как у жреца из храма Луны. Вот стервец.

— Так вот, Егор, я действительно не сиганул в то самое облачко марева, обозначающее точку перехода. Это было, конечно, не по-товарищески, но в самый последний момент меня осенило, что… ты мне друг, но истина, извини, дороже. Вспомнил я одно из уравнений и понял: оно имеет не одно, а несколько решений. Вовсе не обязательно перемещать свое физическое тело, — белки, жиры и углеводы, — в периферийный мир. Можно закрепиться непосредственно в точке перепрыга, а это своего рода энергоинформационный узелок, и бесхлопотно пускать свои волны-эманации в «хрональный карман».

— Ты не кидай мне странные словечки, как зерна курочке, я их в любой книжке по мистике-шмистике отыскать смогу. Лучше признавайся, где это ты закрепился?

— Я отыскал другую точку перехода, она локализована не над памятным тебе обрывом, а на твердом грунте. Палатку там установил, добился разрешения на проживания от владельца земли. Он дозволяет мне пользоваться электричеством для компьютера, сортиром и водопроводом, а также рвать яблоки с деревьев.

— Подожди ты со своим сортиром. Ты как-то говорил, что за пределами мира-метрополии во всей Вселенной одни только стринги, сырая эктоплазма, в которой что-то отпечатывается порой. Как мне тут, в этакой «сырости», вообще не захиреть?

— Организованная материя отличается от сырой только тем, что у нее функционирует дополнительное измерение — время — за счет чего и существует «настоящесть», «реальность». Но если в сырой материи образуются нестабильные отпечатки мира-метрополии, то опять-таки начинает течь время, и оттого появляются расстояния, формы, предметы, возникает какая-никакая реальность. Короче, жить тут можно, если недолго.

— Здорово. Только потекло куда-то время и у тебя сразу появилась форма, внешность, внутренность, масса, ты уже куда-то торопишься, нервничаешь, стареешь. А теперь притормози. Какого рожна образуются эти нестабильные реальности, эти несчастные «карманы»? Откуда все-таки энергия берется на такое дело?

— Кажется, с этим я немного разобрался. Сокровище фашистов, вернее золото замученных в войну евреев, стало аккумулятором энергии сдвига. Энергия сдвига — это замороженный концентрированный хронос, сила судьбы, это, к сожалению, то, что теряют жертвы и приобретают палачи. Используя рычаги Поля Судьбы, можно энергию сдвига направить куда-угодно. Она нахлынет волной в самую сырую неорганизованную эктоплазму и запустит в ней время. Такую эктоплазму лучше называть дрессированной, время в ней можно ускорять и замедлять, отчего будут изменяться все ее свойства. Наглядный тому пример, как ты застрял перед эктоплазматическим потолком — вспомни свое полное бессилие и безволие, то есть замедление времени. Но потом ты бодро проскочил препятствие — твоя энергия сдвига ускорила время и, соответственно, движение.

Да, опять без подробностей, призрак Крейна не шибко пытается мне разъяснить правду-истину. Неужели, я такой дуб?

— Но почему периферийный мир Уайна Капака, образовавшийся в сырой материи — отпечаток именно древнего Перу? Говори немедленно, не то упаду лицом в говно.

Отреагировав на страшную угрозу, призрак Крейна поторопился объяснить:

— Потому что на самом-то деле отпечаток случился почти пятьсот лет назад, когда конкистадоры в одночасье уничтожили империю инков и сгребли все ее золото, которое тоже несло энергию сдвига. Второй «фашистский» отпечаток просто наложился на первый «конкистадорский».

— Толково объяснил, Сашок. А как образовался периферийный мир Бормана, то есть Супайпа Уасин?

— Это резонансное явление, вторичный отпечаток, как бы второй круг на воде от брошенного камня. Вторичный, нижний мир — он еще более сырой, демонический, эктоплазменный. Почему в один «хрональный карман» попал полковник Максимов, а в другой — рейхсляйтер Борман, мне никак не разобраться. Может, это связано с персональным уровнем «демоничности» и «злобесности». Но сейчас отпечатки как бы разглаживаются, вторичный мир поглощает первичный и, похоже, не прочь вернуться в метрополию в виде большого «подарка».

— Между прочим, в мире, придуманном Борманом, все как в родной метрополии: и дома, и стулья, и туалетная бумага, — только я играю роль не железнодорожника и даже не водопроводчика, а самого натурального Чудотворца.

— Я догадываюсь, Егор, что творится в бормановском Супайпа Уасин, хотя мне туда доступ закрыт. Едва эта адская реальность достаточно окрепнет, то внедрится в мир-метрополию, также как вирус входит в организм человека. Последствия трудно представить…

— Мне не трудно. Я тут все на своей шкуре испытываю, как белая мышь, пока ты там на компьютере поигрываешь. Хоть бы написал письмо в прессу, заклеймил бы позором то, что здесь творится…

Беспокойный Крейн не дал досказать.

— Да утихни ты… Думаешь, мне тут приятно в палатке прозябать, без вина, без пива? И кроме того, злокозненный «подарочек» пожаловал бы в организованный космос гораздо быстрее, если бы Супайпа-Борман отыскал меня вместе с навигационным прибором. А так ему приходится переминаться с ноги на ногу в ожидании… Пару раз его посланцы чуть не нападали на мой след, но я сплавлял их перуанской полиции как наркоманов и партизан.

— А теперь ты умолкни насчет своего мужества и героизма, я другое скажу…

Тут я заметил, что в тоннеле заметно посветлело, а в свою очередь Крейн стал таять и стремится к полной незаметности.

— Ты куда, Саша? Побудь еще немного, я тебе и чичу скоро налью.

— Я сейчас в хилом эктоплазменном теле, поэтому на свету начинаю распадаться. Кроме того, есть смысл не засвечиваться мне здесь. А тебе, чтобы справиться с «подарком» Бормана, надо уметь обращаться с эктоплазмой. «Дрессировать» ее с помощью энергии сдвига. Использовать энергоинформационные узлы, которые именуются уаками. Один из них «завязан» в храме Луны, тебе больше не стоит туда лезть. Но есть и другие — через которые происходит накатывание нижнего мира. Особенно важна Титикака со священным островом. Наверняка, туда и двинет Уайна Капак, так что поспеши со своим отрядом.

— Обижаешь, у меня не отряд, а целое войско, семь тысяч дубин. К сожалению, не могу сказать, семь тысяч голов.

— Избавься от балласта, в решающий момент он помешает.

— Да и без тебя знаю, умник…

Крейна поблизости уже не было. Растаял. Наверное, в своем организованном, а также расхристанном и уязвимом космосе-метрополии, отправился почитать газетку в сортир.

19

В Мойок-Марке был оставлен гарнизон — примерно пять тысяч удальцов. Имелась уверенность, что за неделю они все разбегутся.