Бабуля-суперопекун - Кейт Лонг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне пришлось дожидаться автобуса в темноте. Я была без пальто, денег хватило только на обратную дорогу. Когда я добралась до дома, стало прохладно. Дом стоял темный, без единого огонька, и, когда я поднялась на крыльцо, меня трясло от холода и волнения.
Я проверила каждую комнату, прошла по всему дому и зажгла везде свет, чтобы убедиться, не залез ли грабитель и не спрятался ли под кроватью, в шкафу, в чулане, под лестницей, за стиральной машиной или за длинными шторами в гостиной. Я старалась не думать об убийцах, скрывающихся в мансардах, и о насильниках, влезающих в дома по трубам.
Наш вход на чердак был над лестничной клеткой и, поднявшись туда и обнаружив нетронутую паутину, я убедилась, что ни один психопат там явно не прячется. Но мысль о человеке, взбирающемся по стене, влезающем в окно и крадущемся за мной в темноте пугала меня так сильно, что я проверила все окна. Потом снова посмотрела в шкафах, под кроватями и т. д., чтобы убедиться, что никто не забрался наверх, пока я была внизу. Конечно, я отдавала себе отчет, как это глупо. Ведь даже если бы вместе со мной была Полл, что мы могли бы сделать против убийцы с топором?
Потом я представила, как на мою защиту бросается Уинстон, слабый и маленький, и почувствовала себя такой несчастной и одинокой, что заплакала. Когда я звонила из больницы, Собачник сказал:
— Ветеринар считает, что Уинстона сбила машина.
Он, должно быть, незаметно удрал за ворота, хотя я никогда не оставляла их открытыми. Может быть, Полл подумала, что закрыла их, а сама забыла. Наверное, он что-то увидел на противоположной стороне дороги и бросился туда. Никто не постучал в дверь и не сказал: «Я, кажется, сбил вашу собаку».
Но, может быть, водитель его даже не заметил, ведь он такой маленький. В его испражнениях была кровь, сказал ветеринар. Это означало внутреннее кровотечение, а когти были стерты на кончиках, как будто его на скорости протащило по шоссе. Собачник сказал, что Уинстон дополз до дома, смог дотащиться до столовой, свалился между диваном и креслом и умер. Я отчетливо представила эту картину. Но как сказать Полл?
Полл, распростертая на полу, Полл под белой простыней на металлической каталке с тусклым остекленевшим взглядом, и эта ужасная рана у нее на лбу… И я, в смятении ждущая приговора врачей. А что, если они ошиблись и у нее что-то гораздо более серьезное? Я приду завтра в больницу, и меня отведут в боковую комнату, как они делают, когда надо сообщить плохие новости, и спросят: «Вы ее ближайшая родственница?»
Теперь я совсем одинока и несчастна, и у меня нет даже собаки. Я никогда не думала, что мне ее будет не хватать так сильно. Я не провела в одиночестве ни одной ночи. Отец сейчас не мог мне помочь, конечно, он только самодовольно усмехался, глядя с фотографий на стене. Большой обманщик. Я не стала говорить с ним, потому что, когда я пришла на кладбище, чтобы спросить о Кэллуме, единственным его ответом был след азбуки Морзе между туч.
— Идиотская символика! — крикнула я в небо. — Почему ты все время говоришь загадками?
Я чуть не позвонила Собачнику еще раз — настолько я была несчастна, хотя, вероятно, тогда возникла бы ситуация «из огня да в полымя». Я представляла, какое утешение он мог мне предложить, если бы ему дали хоть четверть шанса. Ну да, счастливую возможность созерцать достоинства, которые прятались под его старым вонючим пальто.
Вместо этого я позвонила Мэгги и все ей рассказала, хотя я сообщила ей наши новости еще из телефона-автомата в больнице.
— Я разбудила тебя? — спросила я, когда поняла, что она без зубов.
Она сказала, что нет, так что я растянула разговор минут на пятнадцать. Я не понимала половины того, что она говорила, но это не имело значения.
Потом я спустилась на кухню, навалила на тарелку какой-то еды, сделала еще один разведывательный круг по дому и заперлась в своей комнате, для верности подоткнув стулом ручку двери. Я открыла «Гордость и предубеждение», потому что это моя самая любимая книга, при чтении которой мне всегда становится лучше. Мне так хотелось спрятаться в библиотеке мистера Беннета. Но дом скрипел и стонал, будто внизу рыскала целая армия ночных грабителей, и я не могла продвинуться дальше первой страницы. Казалось, я разучилась читать. Прошло много томительных часов, пока за окном снова не рассвело.
* * *
Нет лекарства лучше книги. Я бы умерла, если бы не могла читать.
Глава двадцать первая
Прошла целая неделя, пока Полл наконец вернулась домой (у нее возникли проблемы с давлением и подозрение на черепно-мозговую травму), и десять дней, чтобы понять, что я никуда не еду. До начала занятий оставалось еще полтора месяца, но я знала, что сама мысль о том, чтобы уехать за сто миль отсюда и стать студенткой, всегда была фантазией. Мое предчувствие меня не подвело. Я никогда, никогда не смогу распоряжаться своей жизнью.
Хотя, может, это даже к лучшему, потому что Полл сильно изменилась.
— Не знаю, что они с ней сделали в больнице, — прошептала Мэгги, когда Полл удалилась наверх, хромая, вздыхая и хватаясь за грудь, — у нее продолжаются эти постоянные приступы паники, как она их называет. У нашей Дон были такие же после рождения крошки Кейли. Один раз она не могла выйти из дома, а у нее кончились подгузники. И когда я пришла, то увидела, что она намотала на ребенка бумажное полотенце и прикрепила его скотчем.
Я передернулась. Я ненавидела младенцев. Дон могла бы завернуть его в фольгу, мне это было безразлично.
— Как долго это продолжалось?
— Что? Скотч?
— Нет, приступы паники.
— Она очень долго об этом не говорила, чтобы не подумали, что она никудышная мать и не передали Кайли на воспитание в другую семью. Но, в конце концов, она пошла к доктору, и он дал ей таблетки. Псориаз, они так вроде назывались.
— Псориаз — это болезнь такая.
Мэгги сощурила глаза.
— Ну, не знаю. Что-то в этом роде. Я спрошу, когда ее увижу. Но Полл пришлось пережить потерю своей собаки, это был для
