Шантарам - Грегори Робертс

— Из-за того, что это трущобы?

— Да. Они боятся, что школа придаст им легальный статус. Официально трущобы не признаны, их как бы не существует.

— Мы — несуществующие люди, — вставил Прабакер. — Это несуществующие дома, в которых мы не живем.

— А теперь у нас есть и несуществующая школа, — подхватил я. — Муниципалитет в конце концов пошел на компромисс. Он разрешил открыть даже две временные школы, но они будут закрыты, когда строительство закончится.

— А когда это произойдет?

— Эти башни строят уже пять лет и будут строить еще как минимум три года. А что будет с трущобами после этого, никому не известно. Теоретически они должны быть снесены.

— И все это исчезнет? — спросила Карла, окинув взглядом поселок.

— Все исчезнет, — вздохнул Прабакер.

— Но сегодня у людей большой день. Кампания за открытие школы была затяжной и порой перерастала в военную. Теперь жители трущоб победили и хотят это отпраздновать. Кроме того, у одного из рабочих с пятью дочерьми наконец родился сын, и он пригласил всех по этому случаю на ланч, который устраивает еще до праздника.

— Да, в Небесную деревню! — засмеялся Прабакер.

— Но где это? — спросила Карла.

— Прямо здесь, у тебя над головой, — ответил я, указав вверх.

Мы дошли до стройплощадки, и мегалитические башни-близнецы нависли над нами. Железобетонные стены были возведены уже на три четверти, но окна и двери еще не вставляли, электроарматуру не монтировали, водопровод и канализацию не подводили. Не было ни огоньков, ни облицовки, ни каких-либо иных деталей отделки, способных оживить две серые громады. Они заглатывали свет, гасили его и накапливали, становясь хранилищами теней. Сотни пустых оконных проемов зияли, как входы в пещеры, в совокупности похожие на поперечное сечение муравейника, по которому сновали люди. До нас доносилась прерывистая бьющая по нервам музыка строительного самоутверждения: раздраженное ворчание генераторов, немилосердный металлический лязг молотков, назойливый визг дрелей и шлифовальных инструментов.

Вереницы женщин в сари и с подносами на головах вились по стройплощадке, подтаскивая гравий к бетономешалкам с разинутой прожорливой пастью. Моим западным глазам эти плавно покачивающиеся женские фигуры в красных, синих, зеленых и желтых шелках казались крайне несообразными на грубом фоне грохочущей стройки. Однако, наблюдая их месяц за месяцем, я убедился, что труд их поистине незаменим. Они переносили на своих стройных спинах огромное количество камней, стали и цемента. На верхних этажах еще не было бетонных стен, но каркас из вертикальных стоек, поперечных балок и ферм уже был возведен, и даже там, на высоте тридцати пяти этажей, женщины работали бок о бок с мужчинами. Большинство этих людей приехали из глухих деревень, но ни одному бомбейцу не доводилось увидать панораму города, которая представала перед ними, — ведь Центр мировой торговли должен был стать самым высоким сооружением в мегаполисе.

— И самым высоким во всей Индии, — заявил Прабакер с гордостью собственника, руками показывая высоту здания.

Он жил в трущобах на нелегальных основаниях и не имел никакого отношения к строительству, но был горд так, будто это он спроектировал башни.

— Ну, по крайней мере, в Бомбее — уточнил я. — Тебе повезло: сверху открывается потрясающий вид. Ланч будет на двадцать третьем этаже.

— Вон там?! — воскликнула Карла с испугом.

— Без проблем, мисс Карла. Мы не пойдем пешком на это здание. Мы поедем первым классом, вот на этом лифте.

Прабакер указал на грузовую платформу, подвешенную на толстых тросах и курсирующую вверх и вниз вдоль наружной стены здания. В данный момент платформа, дергаясь и грохоча, поднимала какое-то оборудование и людей.

— Блеск! — восхитилась Карла. — Там, наверно, чувствуешь себя как на седьмом небе.

— Да, я тоже чувствую там как на небе, мисс Карла! — согласился Прабакер с широчайшей из своих улыбок и потянул Карлу за рукав к подъемнику. — Пойдемте, займем очередь на лифт. Это очень красивые здания, да?

— Не знаю… — пробормотала она мне, когда мы вслед за Прабакером направились к платформе. — Они похожи на памятник чему-то умершему. И чему-то крайне непопулярному… Человеческому духу, например.

Рабочие, управлявшие подъемником, с очень важным видом проинструктировали нас, как следует себя вести на этом виде транспорта. Мы поднялись на качающуюся платформу, где, кроме нас, было еще несколько мужчин и женщин, а также тачка, загруженная инструментами, и несколько бочонков с заклепками. Оператор дважды пронзительно свистнул в металлический свисток и рычагом привел в действие электрогенератор. Мотор взревел, платформа затряслась, мы ухватились за специальные ручки для паникеров, прикрепленные к вертикальным стойкам, и платформа со стоном двинулась вверх. С трех сторон на уровне пояса ее огораживал трубчатый поручень. Через несколько секунд мы были уже на высоте пятидесяти, восьмидесяти, ста метров.

— Тебе нравится? — прокричал я.

— Это грандиозно! — откликнулась Карла, сверкнув глазами. — И страшно до жути.

— Ты боишься высоты?

— Только когда нахожусь на ней. Надеюсь, ты заказал столик в этом поднебесном ресторане? А вообще-то тебе не кажется, что сначала надо построить дом, а потом уже устраивать в нем званые обеды?

— Они работают на верхних этажах и обычно поднимаются туда пешком, а платформа используется только для материалов и оборудования. Каждый день им приходится совершать подъем на высоту в тридцать этажей, и местами он довольно опасен. Поэтому многие рабочие предпочитают почти никогда не спускаться на землю, так и живут на верхотуре. Работают, едят и спят там. Оборудовали кухни, развели домашних животных — молочных коз, кур-несушек. У них там что-то вроде промежуточного лагеря альпинистов на Эвересте.

— То есть, небесная деревня в буквальном смысле?

— Вот именно.

Платформа остановилась на двадцать третьем этаже, и мы ступили на бетонный пол, из которого торчали, наподобие сорняков, гроздья стальных штырей и проволоки. Перед нами простиралось обширное пространство с равномерно расположенными опорными колоннами; между ними кое-где виднелись темные пещеры, а сверху нависал бетонный потолок, украшенный гирляндами кабелей и проводов. Все поверхности были монотонного серого цвета, и фигуры людей и животных выделялись на их фоне необычайно ярко. Большой участок вокруг одной из колонн был огорожен прутьями и бамбуковыми шестами — это был загон для скота, устланный соломой и мешковиной в качестве подстилки. Козы, куры, кошки и собаки спали на подстилке или кормились рассыпанными здесь же объедками. Возле другой колонны были сложены свернутые матрасы и одеяла, служившие постелью для людей. Около третьей на циновках были разбросаны игрушки — тут находилась детская площадка.

Приблизившись к группе людей, мы увидели, что на расстеленных чистых циновках накрыт роскошный стол. Тарелками служили огромные листья банана. Бригада женщин раскладывала на них рис, сдобренный шафраном, картофель со шпинатом, жареные овощи, хлебцы и прочую еду. Целая батарея керосинок выстроилась неподалеку, на них готовилось еще-что. Вымыв руки в баке с водой, мы уселись на циновки между Джонни Сигаром и Кишором, другом Прабакера. Еда, щедро приправленная чили и карри, была намного вкуснее, чем в любом ресторане города. В соответствии с обычаем, женщины накрыли для себя отдельный стол рядом с мужским. Карла была единственной женщиной среди двух десятков мужчин.

— Нравится вам наш банкет? — спросил Джонни у Карлы после первой смены блюд.

— Да, ужасно нравится, — ответила она. — Чертовски вкусная еда и совершенно уникальная обстановка!

— А вот и наш свежеиспеченный папочка! — сказал Джонни. — Дилип, иди сюда. Познакомься с мисс Карлой, она друг Лина.

Дилип склонился перед Карлой в традиционном приветствии, сложив ладони перед собой, а затем со смущенной улыбкой отошел, чтобы проследить за приготовлением чая на двух больших плитках. Он работал на стройке такелажником. Начальство дало ему выходной день, чтобы он мог отпраздновать знаменательное событие с родными и друзьями. Его хижина стояла очень близко от моей, но по другую сторону проволочного заграждения.

Позади женского банкетного стола и плиток с чайниками два человека соскребали со стены слово САПНА, которое кто-то написал на ней краской, большими английскими буквами.

— Что это за надпись? — спросил я Джонни. — В последнее время я натыкаюсь на нее повсюду.

— Это плохая надпись, Линбаба, — ответил он, перекрестившись. — Это имя одного вора, гунды. Это очень плохой человек. Он совершает преступления по всему городу — вламывается в дома, крадет вещи и даже убивает людей.