Аватар судьбы - Анна и Сергей Литвиновы

К кратеру подошел Ефрем со своей камерой-телефоном, продолжил негромко говорить в нее: «На дне провала мы видим аппарат неизвестного происхождения – возможно, инопланетного. Именно он атаковал сегодня одного из нас. Именно его забросал бутылками с зажигательной смесью второй наш товарищ. А сейчас он зачем-то спустился вниз, в кратер – потом мы спросим его, зачем…»

Варя вернулась к тому месту, где в землю были вбиты крюки. Пропасть пугала ее. Не хотелось оставаться рядом ни минуты. Отошел и Ефрем.

Наконец Данилов крикнул снизу:

– Я закончил! Поднимайте!

Варя вернулась к краю, стала вытаскивать заметно полегчавшую канистру – впрочем, внутри нее еще что-то плескалось. Следом полез по веревочной лестнице Данилов. Спустя минуту его голова показалась над поверхностью. Еще мгновение, и он весь оказался наверху. Машинально отряхнул колени. Сосредоточенно выбрал веревку, потом лестницу. Методично оттащил от провала брезент.

Затем отрезал несколько коротких кусков веревки, связал их все с одного конца, размочалил на противоположном. Получилось подобие факела. Положил его на землю, аккуратно вылил сверху остатки бензина из канистры. Отошел метров на пять, спросил у Вари: «Готова?» – и когда она кивнула, зажигалкой подпалил факел. Он занялся прекрасно, и тогда Данилов размашистым жестом направил фитиль в центр провала. Огонь исчез внутри, а через мгновение раздался звук: «П-пух!» – словно одновременно включилась сотня газовых конфорок, и отсвет огня заплясал на верхней кромке пещеры.

Через минуту отсветы погасли, а еще через пять все было кончено.

Ефрем фиксировал все происходящее на камеру. Они, все трое, снова подошли к краю. Данилов взял девушку за руку. Получался символ: они вдвоем, вместе, против нечисти. Они ее победили. Алексей последовательно пошарил фонарем по всему дну провала. Кажется, живых тварей не осталось. Виднелась лишь черная, обгорелая поверхность земли, да в самом центре – черный обгорелый аппарат.

– Расскажете, что здесь происходило? – в стиле телерепортера спросил Ефрем.

– Не сейчас, – отвел его руку с телефоном Данилов.

Они собрали лестницы, веревки, крючья и вернулись к вертолету.

Связанный пилот, казалось, спит на подстилке. Варвара заботливо пощупала ему пульс на шее: он был ровным, хорошего наполнения. И впрямь спит.

Солнце клонилось к горизонту, становилось все холоднее. По ощущениям, температура приближалась к минус пятнадцати. Вот так сентябрь здесь! Девушка прикрыла Сабурова вторым спальным мешком. Ефрем остановил свою запись, рачительно молвил:

– Батарейка почти села. – Потом добавил: – Я пойду, связь проверю. – И влез внутрь вертолета.

Споро работая вместе, Данилов с Варей поставили палатку. Алексей с топором отправился в поисках дров. Варя открыла в качестве сухого пайка банку тушенки. Алексей вернулся с дровами – низкорослыми сосенками с прижатыми к стволу лапами. Вскоре он соорудил костер.

И вот он заполыхал, отгоняя ночные страхи и неведомых зверей. Они перенесли ближе к огню связанного вертолетчика. У Вари еще достало сил вскипятить воду в котелке и заварить крепкого чаю.

А вскоре из вертолета выскочил ликующий Ефрем.

– Есть! Есть связь! Я послал SOS!

Данилов и Варя переглянулись, но ничего друг другу не сказали.

В девять вечера пришел, наконец, сигнал с аварийного радиомаяка пропавшего вертолета. Потом SOS с координатами крушения был передан по сотовому телефону. В принципе, эта информация ничего не добавляла к имевшейся и ничего не меняла в планах начальника Яранского областного управления тайной полиции. Они и без того собирались завтра утром вылететь, с опрегруппой и группой захвата, по направлению к точке, указанной в полетном плане вертолета. Однако теперь Кротовин с чистой совестью позвонил в столицу Сухотину. Теперь у него имелся прямой мобильный телефон Павла Андреевича – огромное богатство, если вдуматься. Если им правильно распорядиться. И если, конечно, он с честью и без проблем выполнит его задание.

В Москве было три часа дня, вельможа немедленно снял трубку – хороший знак! Но и ко многому обязывающий. В ответ на информацию Сухотин выдал столь точные и четкие указания, что Кротовин даже умилился – как у того в мозгах столько всяких аспектов дела умещается! А ведь история с яранской поездкой двух непонятных людей была явно не единственной заботой заместителя главкома Совета национальной обороны!

– Задержать всех четверых, – спокойно, но с непреклонной волей в голосе приказал Павел Андреевич. – Вертолетчиков изолировать, каждого в одиночную камеру. Хорошо с ними обращаться. Не допрашивать. А вот двоих москвичей, Данилова и Кононову, также не допрашивать, но немедленно переправить в Москву. Под конвоем, разумеется. Лучше – каждого на отдельном борте. Никакого расследования на точке не проводить. Ничего не осматривать. Объявить место в радиусе тридцати километров от точки аварии вертолета запретной зоной. Докладывать по операции только лично мне и никому другому. По команде не докладывать ни слова. Как хотите, объясняйте своей службе нецелевое использование вертолетов и людских ресурсов. Все вам ясно?

– Так точно, – вытянулся в струнку, хоть и пять тысяч километров разделяло их, начальник яранской тайной полиции.

Вот бы все удалось! Такой, как Сухотин, ничего никогда не забывает. И если ему угодить, с таким, как он, покровителем можно остаток жизни провести и спать спокойно!

Вечером они использовали вдруг заработавший спутниковый телефон еще по одному назначению. Раньше Варя, воспитанная на категорическом уважении к секретности, ни в коем случае не позволила бы ни кому-то другому, ни себе самой ничего подобного. А сейчас то, что они совершили, показалось ей единственно возможным и правильным.

А когда совсем стемнело, возлюбленные опять, как тогда на берегу реки в Краснодарском крае, забрались в один спальный мешок и крепко прижались друг к другу. Только неделю назад им казалось, что продолжается лето, а здесь и теперь наступила зима.

Техник, тем временем, развязал пилоту рот и ноги. Сводил до ветру, покормил с ложечки. Тот больше не кричал, не рвался. Впал в глубокую апатию, почти прострацию. Ничего не говорил, не отвечал ни на какие вопросы, даже самые простые.

Костер догорел. Вертолетчикам ничего не оставалось делать, как залезть вдвоем во второй спальник – иначе бы закоченели.

Варя с Даниловым к тому моменту давно спали. Где только не соприкасались друг с другом их тела, немедленно в них рождался отклик. Но сейчас опять – как в той же самой палатке на берегу южной речки – они не могли дать себе волю. Да и вымотаны оба были безмерно. Поэтому просто обнялись и погрузились в глубокий сон. И никому ничего не снилось.

…Утром их разбудил стрекот вертолетных винтов. Отчего-то он казался ужасно громким, и двигателей вроде бы слышалось не один, а целых два. Данилов, чертыхаясь, вылез сперва из спальника, а после из палатки.

– Что там? – крикнула изнутри Варя.

– Ты не поверишь, милая, – сказал он внезапно севшим, но делано веселым голосом. – Кажется, нас арестовывать летят.

За ними прибыли два вертолета, и не пижонские штатовские «Робинсоны», а старые добрые «Ми-восьмые». Из каждого выпрыгнуло по восемь человек, на одного арестованного по четыре спецназовца в масках и с укороченными «калашами», да еще опера в штатском и с пистолетами. Заставили выйти из палатки, уложили всех четверых на землю. Варя, правда, разорялась:

– Вы не имеете права! Что вы делаете?! Я майор тайной полиции! Позвоните немедленно моему начальству!

На это дородный мужик с седым ежиком – очевидно, командующий операцией, – вытащил из кобуры скрытого ношения свой пистолет и приставил ей к виску:

– А ну закрой пасть, сучья душа, а то застрелю!

Ведь вчера Сухотин обмолвился Кротовину, что с вертолетчиками следует обращаться бережно. А про москвичей ничего такого не сказал. Однако люди такого полета, как Павел Андреич, ни слова не молвят просто так! Вот и понял Кротовин, что столичных штучек можно маленько попрессовать. Поэтому он девчонке от души въехал вдобавок по ребрам. Тут ее дружок взвился – ну, и ему досталось. Следовательно, ничего не оставалось москвичам, кроме как заткнуться.

Потом все тоже происходило быстро. Арестованных грубо раздели. Прошерстили белье, штаны и куртки, кинули назад, позволили одеться. Потом защелкнули наручники – за спиной, больно. Пошвыряли вещи в рюкзаки и палатку собрали. Разворошили даже мирное кострище. Что искали, непонятно, но проследили, чтоб ни одной вещички не осталось.

Ему помогли влезть в вертолет. Наручники не сняли, положили боком на скамью. Не допрашивали и ничего не вызнавали. Здесь же везли пилота, но тот по-прежнему пребывал в глубокой прострации. Варю, видимо, доставляли другим бортом. Больше он ее на яранской земле не видел.