Голос над миром - Тоти Даль Монте

Столь же успешны были выступления в Неаполе, Генуе, Венеции, Милане. Я безмерно радовалась, что удачно «отправила в плавание» две лирические оперы: «Травиату» и «Чио-Чио-Сан», и решила добавить к ним еще парочку. Мой выбор пал на «Богему» Пуччини и «Манон» Массне.

Разучивая партию Манон, я отправилась за советом к Розине Сторкьо, в ее уютную, приветливую миланскую квартиру. Знаменитая певица встретила меня очень радушно и горячо поздравила с успехом в «Чио-Чио-Сан».

— Я уверена, — сказала она, — что и Манон станет одной из твоих любимых ролей. Опера эта труднее, чем кажется на первый взгляд, но ты сможешь передать все разнообразные душевные переживания и сложный характер героини. Учти, что «Манон» — это живой документ определенной эпохи и в образе героини воплощен особый тип французской женщины. Несмотря на легкомыслие, жажду богатства и развлечений, несмотря на все свои измены, Манон в глубине души хранит детскую невинность. Умоляю тебя, Тоти, не пользуйся стандартным и ошибочным клише, которым и так весьма злоупотребляют наши сопрано. Не изображай Манон неисправимо порочной и сладострастной. Старайся в своем исполнении следовать французским певицам, которые создают сложный психологический образ. Когда Манон идет в церковь на свидание с Де Грие, она не собирается обманывать его с помощью обычных уловок падшей женщины. В ее голосе звучит любовь… любовь, вспыхнувшая внезапно и согретая огнем воспоминаний. Она, правда, поет о «прикоснувшейся руке», о «жаждущих устах», но ее слова проникнуты истинным чувством. Не забывай, что Манон была еще очень юной, а отнюдь не ловкой, умудренной долгим опытом падшей женщиной. Кавалер Де Грие тоже ведь еще совсем мальчик, влюбленный и отчаявшийся, потеряв Манон. Я всегда видела в несчастной любви двух юных героев оперы отблеск невинности и простодушия. Возлюбленные гибнут под тяжестью событий, которые сильнее их: из-за жестокости тирании, социальных предрассудков и корыстных интересов окружающих их людей…

Эти слова Розины Сторкьо глубоко запали мне в сердце, тем более что я представляла себе образ Манон примерно таким же, как прославленная артистка.

Впервые я спела Манон в Пизе, уже во время войны, и моя тщательная и увлеченная работа над новой ролью была вознаграждена горячими аплодисментами зрителей.

Но волею судьбы мне не посчастливилось долго исполнять эту интересную роль. Увы, я была… обречена петь только в «Травиате» и «Чио-Чио-Сан». Этого требовали от меня импрессарио и публика. И все же мне удалось не без успеха спеть партию Манон в Санремо, Вероне и в других городах Италии.

Дольше удержалась в моем репертуаре «Богема». К роли Мими я тоже тщательно готовилась, она покорила меня своим лиризмом. Сколько раз мне приходилось петь на «бис» знаменитый романс из первого действия и финал третьего. Крещение моей «Богемы» состоялось в неаполитанском «Сан Карло», с которым у меня связано великое множество самых волнующих воспоминаний.

И в этот раз благородный неаполитанский зритель принял меня восторженно и от всей души сказал мне «да».

Затем я спела партию Мими в Фодже, Падуе, Вероне и во многих других городах.

Но вернемся к моим выступлениям в роли Чио-Чио-Сан в годы войны.

Сколько спектаклей прерывалось из-за воздушных налетов! Прерывалось «в нужный момент» потому, что кассовый сбор оставался в руках театра (а значит, певцы, оркестранты и хористы получали свои деньги) лишь в том случае, если сигнал тревоги раздавался уже после начала второго действия. Нередко по «счастливому» стечению обстоятельств вой сирен совпадал с минутой, когда я исполняла на «бис» арию Чио-Чио-Сан. Стоило мне начать, и в этот же миг, почти синхронно, раздавалось пронзительное «у-у-у-у» сирен. Молниеносно опускался занавес, и все бросались к выходу. Нечего и говорить, что частенько мне приходилось спускаться в убежище в костюме Чио-Чио-Сан. Особенно мне запомнился случай, который произошел со мной в городке Аккуи.

Возможность провести несколько дней в красивом и тихом курортном городке очень улыбалась мне, о воздушных налетах на Аккуи до сих пор не слышно было. В городке всегда лечилось много больных, и власти не очень строго соблюдали продовольственные ограничения. Поэтому я охотно приняла предложение импрессарио и дирижера оркестра Делиллье выступить там.

Неразлучные с моей сестрой Леной, мы прибыли в городок на день раньше и удобно устроились в роскошном номере, где — подумать только! — была ванна. Я решила побаловать себя и Лену вкусным «довоенным» обедом и чашкой настоящего черного кофе. Словом, я чудесно отдохнула перед спектаклем.

Поздно вечером должны были приехать остальные артисты, оркестранты и хористы. Костюмы и декорации уже прибыли.

Не успели мы с сестрой воздать должное отличному ужину, как раздался сигнал тревоги, а немного спустя близкий грохот яростной бомбежки. Мы тут же помчались в убежище. Там нас успокоили — Аккуи не угрожает ни малейшая опасность, все «прелести» бомбежки испытывает на себе соседняя Александрия с ее крупным железнодорожным узлом.

На следующий день ко мне в панике прибежал маэстро Делиллье и сообщил, что поезд, в котором ехали актеры, сошел с рельсов и пассажиры рассеялись по окрестностям, чтобы укрыться от бомбежки. В итоге в Аккуи прибыли полуоглохший тенор, баритон и несколько оркестрантов. Что делать?

Я, разумеется, посоветовала импрессарио отменить спектакль. Но Делиллье не захотел отступать перед роковым невезением. Билеты были проданы все до одного, и, чтобы не потерять весь сбор, смелый импрессарио решил поставить «Чио-Чио-Сан», полагаясь на волю судьбы. Главным камнем преткновения была партия Сузуки. Надо было срочно отыскать меццо-сопрано, способную более или менее прилично спеть эту важную партию.

— Ну, если все дело в этом, — воскликнула Лена, — то я могу спеть Сузуки. Я уже исполняла эту роль, и как будто удачно.

Лицо Делиллье расплылось в довольной улыбке, а я похолодела от ужаса. Я попробовала было возразить, но сестра уже окончательно осмелела и уверенно повторяла:

— Клянусь тебе, Тоти, я уже пела Сузуки, и совсем неплохо. Не волнуйся, все пройдет «на ура».

Я робко пролепетала:

— Дорогая, я верю тебе, но ведь… нет нужных костюмов.

Но Лена тут же отпарировала:

— Пустяки. Подумаешь, надену твой японский халат, Тоти!

Делиллье был в восторге от идеи моей сестры, и мне пришлось сдаться, хотя я прекрасно знала, что Лена никогда не пела Сузуки. Особенно меня пугала сцена с цветами во втором действии.

Вечером опера «Чио-Чио-Сан» «ускоренного выпуска» приняла боевое крещение. С самого начала у меня было такое впечатление, что мы ходим на ходулях и без толку суетимся.