Последняя антиутопия (СИ) - Мор Харли

— Что? О чем ты? Да я бы никогда, — Андрея бросило в дрожь. Лучший друг подозревает его в воровстве.

— Ты тут остался один, когда я полез на корягу, и воспользовался моим отсутствием, — Евгений был непреклонен. — Давай, выворачивай карманы. Хотя нет. Ты ее, наверно, съел. А ну открой рот. — Андрей непонимающе подчинился. Тут же Женька резво вытащил из-за спины руку, с торчащим в ней одуванчиком, и со всей силы дунул на этот шарик. Крохотные белые зонтики, покинув материнский цветок, атаковали единственную уязвимость большого органического существа. Проникнув в рот, они налипли на влажную поверхность.

— Ах ты, зараза! — завопил, откашливаясь, Андрей, и кинулся на Женьку. Женька весело засмеялся и ринулся наутек, напевая обидную считалку:

— Обманули дурака на четыре кулака, а на пятый кулак вышел сам дурак! — Он бежал зигзагами между деревьев, уклоняясь от жаждавшего дать ему взбучку Андрея. Наконец Андрей удачно кинулся наперерез Женьке и повалил его на землю. Мальчишки стали бороться, весело хохоча. Каждый старался взять вверх над противником, оказавшись буквально сверху. Снизу было тяжело дышать, поэтому оказавшись внизу надо было сразу нейтрализовать хватку оппонента, выкрутиться и положить уже того на лопатки. Борьба была интересной, но отнимала много сил, и вот они уже лежали рядом на спине, тяжело переводя дыхание. Андрей уже не злился на Женьку, какие могут быть обиды после такого?

— А здорово я обвел тебя вокруг пальца, — еще не отдышавшись, заговорил Женька. — Видел бы ты свое лицо. Развел как первоклашку.

— Я подыграл, — слабо возразил Андрей. — Ты же проиграл в ловле рыбы. И в речку упал. Вот я и поддался на твою игру.

— Я знаю, знаю, — Женька сделал вид, что поверил. — Пора нам перекусить. Со всеми этими приключениями я проголодался как черт.

— Я тоже. Кажется, у меня пупок к спине прирос.

Почистив рыбу и положив ее в горячую золу еще не остывшего костра, мальчишки стали ждать готовности блюда, вдыхая аппетитный аромат, смешанный с запахом дыма. Они провели весь день на речке в лесу, забыв обо всех своих мальчишеских заботах. Весь день в раю, посвященный солнцу, воде, воздуху, природе и дружбе. Сегодня в интернате весь день были занятия, посвященные их нынешнему и будущему положению в обществе, правилам субординации и прочее, прочее, прочее. Скукота! Ох, и влетит же им по возвращении. Неделю будут на животе спать. Но уплетая за обе щеки вкуснейшую рыбу, они понимали: оно того стоило.

Рыба, приготовленная в золе, не похожа ни на что на свете. Такого насыщенного вкуса, пропитанного самой природой, не получишь ни на одной самой современной кухне. Желудок одобрительно урчал, даже не представляя, через какое блаженство пробирается язык. Андрей поймал рыбу на пару килограммов и теперь уплетал ее за обе щеки.

— Интересно, что это за рыбу я поймал? Может, толстолобика?

— Для толстолобика маловат, да и обитает он на глубине, а не у берега. И глаза у него пониже, и лоб побольше. Это может быть карась. Или карп. Или плотва.

— Или с десяток других карповых. Не быть мне ихтиологом.

— А какая разница? Главное, что она вкусная. Остальное не имеет значения.

Андрей набрал в котелок воду, вскипятил ее на костре и заварил ароматный чай, доставшийся ему от Алекса. Он вдохнул запах свежезаваренного чая и сделал глоток. Чистый вкус растекся в полости рта, полируя отголоски съеденной рыбы. Андрей почувствовал умиротворение. Спокойные величественные деревья склонялись над огоньком его костра. Воздух был наполнен ночными звуками. Вдалеке ухала сова. Какая-то птичка издавала звуки, одинаково похожие одновременно на плач и котенка и ребенка. Мелкие пугливые ежики копошились в траве. В реке громко плескалась рыба. Комары подлетали одновременно со всех сторон. Природа и не подозревала о существовании человечества, и единственный его представитель не мог поколебать планы других животных. На карте из Гарграда эта местность была отмечена как пустошь, но густые леса были ее полной противоположностью. Как быстро природа очищается в отсутствии человека. Как быстро зарастают ее раны. Может человек — это просто паразит, бездумно выкачивающий ресурсы, и без него все станет только лучше? Или нужно просто научиться жить в гармонии с природой? Звучит непросто. Но это, пожалуй, единственный способ не сожрать самого себя, как город сожрал все вокруг себя. Придет время, и он исчезнет под натиском саморазрушения. Андрей не думал об этом раньше. Он просто выполнял работу. А остальное его не волновало. Резкие перемены в жизни открывают глаза на многое. Жалко, что так поздно. И жалко, что ему, а не остальным жителям. Остальным… Как бы не было здесь хорошо и спокойно, но человек — социальное животное и ему плохо одному. Так и Андрей загрустил, вспомнив тех, кого оставил позади. Бурные предшествующие события не давали осознать всю его нынешнюю одинокость. Алекс, Яков, Анжела, Михалыч. Да даже тот охранник на проходной. Непросто осознавать, что ты их больше не увидишь.

И еще… Катя… Только сейчас пришло осознание. Он до сих пор не мог поверить и принять, что ее нет. Катюша. Котенок. Андрей перестал сравнивать людей с животными после того случая. Он закрыл воспоминания о ней. Он подсознательно гнал от себя мысли о ней. С ней он испытал то, что не испытывал ни один человек его судьбы. Семейные, отцовские чувства. Крупная слеза покатилась по щеке Андрея. Он не плакал очень давно. И это был первый раз, когда он плакал не от физической боли. Боль, которую он испытывал, была намного хуже. Боль от утраты. Утраты того, чего он даже полностью не обрел. Лицо увлажнилось, пошел небольшой дождь. Природа плакала вместе с ним. Такая сочувствующая, такая безразличная.

Дождь закончился, а вместе с ним и тоска по дому. Дым от костра лез в лицо Андрею — он перекрывал собой воздух, питающий костер, и дыму некуда было деваться. Но это было даже приятно. Чтобы отвлечься, Андрей решил опять почитать историю, которая никогда не случится. Но свет от костра был неудобен — он все никак не хотел падать на листы книги под нужным углом, а когда это все-таки удавалось, ветерок сдувал пламя, отвлекая от чтения. Тогда Андрей начал ловить светлячков, в больших количествах летающих в округе. Набрав их целый пакет, он получил довольно яркий источник света, пригодный для чтения. Андрей уселся поудобнее, подвинул поближе светлячковую лампу и погрузился в глубокий космос, смотрящий на него со страниц книги.

Катрина Хоуп смотрела во все глаза на растекавшийся за окном космос. Пустота, заполняющая пространство между небесными объектами, была сопоставима с пустотой в ее душе. Не так она хотела ощутить единство с космосом. Они только что убили Джона. Технически он еще жив. Но на сколько хватит его кислорода — на несколько дней? Ужасная смерть. Однако закон восторжествовал, преступник наказан. И все равно преступника было жалко. Но ему же не было жалко убитых им людей. Чтобы не метаться и не рвать себе душу, Катрина воспользовалась хорошо проверенным способом — она взяла с полки книгу, озаглавленную как «Шестая дистопия», пролистала до тесемчатой закладки и, развалившись на кровати, с головой погрузилась в чтение.

«Алекс смотрел в зеркало, чистя зубы. Сегодня был первый официальный рабочий день на новом месте. Сегодня он познакомится со своим напарником. Обычная рабочая встреча. Он сплюнул остатки пасты в раковину, прополоскал рот и вышел из ванной. Бурный вчера был денек. В горле свербило от боли. Голова слегка гудела. В шкафу висело десяток одинаковых маек и несколько одинаковых брюк. Подобрав пару, Алекс оделся и вышел из квартиры. Он снимал ее в районе среди наркоманов, грабителей и убийц. Ему нравилось такое соседство. Здесь не было места фальшивому притворству и социальным нормам и приличиям. Здесь человек показывал свою суть. Спустившись по грязной узкой лестнице, Алекс оказался в таком же грязном дворе. Лужи, оставшиеся после недавнего дождя, разъедали и без того дырявый асфальт. Кожура от дешевых бананов, использованные презервативы и многочисленные бычки составляли обычных обитателей мутной жижи. Помятые алюминиевые пивные банки смотрелись даже аристократично на таком фоне. Пара некогда человек составляли им компанию, раскинув свои скрюченные тела поперек неширокого проулка. Алекс преодолел эти препятствия и вышел на широкую улицу. Здесь жизнь уже кипела ключом. Нелегальные уличные торговцы, гоняемые изредка заскучавшими охранителями, иногда забредавшими сюда от безделья из среднего города, представляли на выбор весь спектр сомнительных удовольствий. От паленого алкоголя, до электронных сигарет. От теплых хот-догов с кричаще яркой приправой, до специальных пирогов с подозрительной начинкой. От рецептов коктейлей различной степени убойности, до фривольных картинок и возбуждающих смесей. Не продавалось здесь разве что только огнестрельного оружия, строго регламентируемого охранителями, хотя холодного, в виде всевозможных кустарных заточек, кастетов, бит и прочего, можно было достать как бы ни у каждого второго продавца. Мрачные лица, снующие от одного торгаша к другому, заполняли всю улицу и были так сильно похожи друг на друга своей неоглядной помятостью, что казалось это клоны вышли на свет или произошел сбой матрицы. Преодолев это препятствие людских пороков, Алекс, наконец, оказался около станции метро. Сев в расписанный матерными словами вагон, он поехал к своему будущему месту работы. До начала первой смены было еще много времени, и Алекс решил выйти на несколько станций раньше и прогуляться пешком по уже более приличным улицам среднего города. Более приличными они были не из-за внешнего вида улиц, которые были почти неотличимы, а из-за меньшего количества маргиналов, ищущих способ забыться в череде серых будней, и полного отсутствия уличных торгашей. Официальные магазины, присутствовавшие здесь в небольшом количестве, не обеспечивали того ассортимента, доступного в трущобах, но и не предлагали явный контрафакт, из-за которого то и дело откидывали коньки представители нижних слоев общества. Угрюмые лица продавщиц, однако же, не сильно отличались от встреченных ранее покупателей. Впрочем, Алекс не обращал на них никакого внимания и шел по своим делам, как услышал тихий скулеж, доносящийся со стороны одной из подворотен, примыкающих к улице. Этот скулеж заинтересовал Алекса, и он пошел на него. Звук принадлежал бродячей собаке, чьи стаи были многочисленными в некоторых районах трущоб, но почти не попадались в этих районах Гарграда. У собаки был перебит хребет. Наверное, она попала под колеса какого-нибудь лихача, и, спасаясь от очередного наезда, заползла в эту подворотню. Она все еще ползла, с трудом перебирая передними лапами. Задние безжизненно висели бесполезным придатком. Над собакой склонился парень, лет тридцати, и что-то пытался предпринять. Сострадание. Редкая вещь для местных жителей.