Любовь опаснее меча - Андрей Легостаев

Гудсберри уже распахнул блузку на ней и собирался стянуть совсем.

— Конечно, — торопливо сказал он, — все, что хочешь.

— Я хочу, — повторила Сарлуза и подняла рукой полную левую грудь, к самым губам Гудсберри. — Я хочу знать Формулу Абсолютного Совершенства.

— Уум-м-м, — поперхнулся Гудсберри и отскочил от Сарлузы.

Она невинно улыбнулась ему и одарила обжигающим взглядом из-под полуопущенных длинных ресниц. Ее обнаженная грудь была так хороша…

Гудсберри потряс головой, его вдруг забила мелкая отвратительная дрожь, золотая пряжка с огромным алмазом на хвосте звонко застучала о валявшийся в траве камень. Гудсберри подобрал хвост рукой.

— Гудсберри, — укоризненно сказала Сарлуза. — Ты же обещал. Никто никогда не узнает об этом!

— Ты… ты уверена?

— Конечно. Сам подумай — зачем мне надо, чтобы Белиал узнал, что мы… здесь… с тобой… — Она обеими руками подняла пышные груди, нацелившись огромными бутонами сосков прямо в несчастного Гудсберри, и чуть подалась к нему.

— Зачем тебе Формула Абсолютного Совершенства? — не унимался подручный Белиала.

— Просто хочу знать. Я познала столь многое, что мне не хватает самого малого, это малое и есть Формула. Ты же знаешь мою страсть познания! То, что я чего-то еще не знаю не дает мне спокойно жить.

— Ты много чего еще не знаешь, — неуверенно сказал Гудсберри. Руки его непроизвольно потянулись к манящей женской груди, которой он так долго и столь безнадежно добивался, что не надеялся когда-либо коснуться ее. И вот теперь эта, казалось бы недоступная для него плоть, так близко — на бери, сама просится в руки!

Сарлуза внутренне усмехнулась — она поняла, что победила.

— Хорошо, — проблеял Гудсберри. — Давай.

Колдунья протянула руки и положила изящные белые пальцы на виски Гудсберри. Тот тоже коснулся когтистыми пальцами, унизанными безвкусными золотыми перстнями, висков женщины, чуть откинув черные непокорные локоны. Какое-то время Сарлуза глядела в карие глаза Гудсберри, наблюдая как расширяются его зрачки, потом вдруг пальцам ее стало очень жарко, в висках заломило и перед глазами стали взрываться яркие синие и розовые вспышки. Шестерки на перстнях и пряжках Гудсберри засветились холодным малиновым огнем.

Сарлуза без сил повалилась на землю и села, подобрав под себя ноги и опершись на правую руку, левой прикрыв нагую грудь. В голове яркими буквами светились слова, знаки и символы Формулы Абсолютного Совершенства. Она добилась своего. Гудсберри оказался феноменально глуп!

Подручный Князя Тьмы присел рядом, положил на ее обнаженное плечо руку, второй рукой больно ущипнул белую грудь. Его козлиная бородка коснулась нежной кожи колдуньи.

— Я устала, Гудсберри. Давай в следующий раз, — сказала Сарлуза. — Честно, у меня не осталось сил.

Гудсберри рывком вскочил. Кулаки его сжимались и разжимались, волосатый хвост нервно постегивал кривые ноги.

— Я так и знал, — сказал он. — Все вы такие. Все до одной. Ты думаешь: я — дурак, да? Что меня можно провести, как последнего идиота? Хорошо. Присмотрись к своему знанию Формулы. Два самых важных знака ты увидишь только тогда, когда я получу удовлетворение! Как видишь, Гудсберри не полный идиот…

Сарлуза охнула. Действительно, она недооценила Гудсберри. Это может ей дорого стоить — без двух знаков Формула не действует, а если она не узнает их, то все ее надежды на месть этой дряни озерной рухнут, как прогнившие мосты в бездонную пропасть. В голове на месте двух знаков в ярко светившейся Формуле было два черных пятна.

— Гудсберри, милый, — поспешила пойти на попятную Сарлуза, — я и не отказываюсь. Я сама хочу тебя… Только я действительно очень устала, не обижайся. Давай потом.

Гудсберри всего трясло, но он сказал злорадно:

— Потом, так потом. Но и всю Формулу ты узнаешь тоже потом! — В голосе его звучали нотки торжества.

Сарлуза с трудом встала на ноги. Она презирала и ненавидела этого козлоподобного представителя Ада. Но ненависть к озерной дурнушке была сильнее. Много сильнее.

Она повернулась к нему спиной, нагнулась, подобрала все юбки сразу и рывком задрала их, ослепив Гудсберри белизной своих округлых ягодиц. Она не хотела лежать под этим подлым отвратительным мерзавцем. Она не хотела видеть его, она не желала, чтобы он целовал ее губы — они только для Уррия. Она закрыла глаза и решила представлять, что позади стоит ее возлюбленный.

Гудсберри заорал ликующе и подпрыгнул от радости, хлопнув в ладоши. Хвост его свернулся колечком. Гудсберри быстро скинул свой дурацкий коричневый балахон и повалился на колени перед стоящей нагнувшись колдуньей. Дрожащими руками, не веря, что наконец-то добился своего, раздвинул плоть сочных ягодиц и кривым обломанным рогом пощекотал потаенное естество красавицы. Она дернулась от отвращения — он подумал, что от желания. Вскочил и овладел ею — грубо, жадно, противоестественно.

Сарлуза закричала от боли. Большего унижения ей испытывать не доводилось.

— Что ты делаешь, Гудсберри! Не так надо! Мне же больно!

— Я же еще не инкуб, — дурашливо спародировал он интонацию своего повелителя. — Мне нельзя по-человечески! — И он ускорил движения.

Сарлуза сильно укусила кисть руки. Из глаз покатились слезы — слезы боли, обиды, злости. Ничего, она вытерпит и это. Проигрывать надо достойно. Она все вытерпит. Но берегитесь — настанет час, когда она рассчитается со всем миром. Было очень больно и очень мерзко. Но надо терпеть. «Бог терпел и нам велел», — проговорила сквозь слезы Сарлуза народную поговорку. Она не уважала Бога и присных его, но в этот момент о неуместности в ее устах этой поговорки Сарлуза не думала — было очень больно!

Но каждый дождь когда-нибудь кончается.

Гудсберри не обманул — недостающие два знака проявились в ее голове. Через несколько часов фигурка озерной соперницы растворилась в волшебной субстанции и страшное заклятие было тайно наложено на озерную девушку, перешедшую дорогу молодой колдунье.

— …Ой, — Лорелла неожиданно прервала рассказ, закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

— Что случилось? — тревожно спросила Соррель.

— Нет, ничего… Показалось, наверное. А может быть Уррий что-то подумал обо мне дурное?!

— Плохо быть влюбленной! — заметила Журчиль. — Бедная глупая Лорелла, угораздило же тебя!

— Почему плохо? — возразила Лорелла. — Уррий такой… он такой… рядом с ним быть — счастье. Обо всем на свете забываешь рядом с ним!

— А он спит с другой! Я же говорю — бедная дурочка.

— Ладно тебе, — встряла Соррель. — Что дальше-то было, Лорелла? Рассказывай.