Чумная экспедиция - Далия Трускиновская

Не тут-то было.

Казалось, только глаза прикрыл, а уже принялись какие-то сукины дети трясти за плечо, звать по имено-отчеству с отвратительной почтительностью:

– Ваши милости Николаи Петровичи, ваши милости, не извольте спать!

– Убью, - буркнул Архаров и повернулся на бок, лицом к стенке.

– Ваши милости, они вора изловили, просят сказать, куды его девать.

– Кто изловил? - спросил заспанный Архаров.

– Здешние обыватели…

Архаров резко сел.

– Гони всех в шею! - приказал он. - И коли ты, дармоед, еще раз меня из-за какой-то дряни разбудишь, зубов недосчитаешься!

Никодимка отскочил, а Архаров опять завалился спать.

Утром он попытался вспомнить мерзкое ночное явление. Но никто из соседей Никодимку не заметил, все спали без задних ног, сам же он с перепугу забрался в каретный сарай, решив показаться Архарову на глаза не ранее, как к обеду. Выманил его оттуда Левушка, расспросил, а, расспросив, помчался отыскивать приятеля.

Архаров решил заявиться к Шварцу как можно ранее, чтобы застать немца дома. И это ему удалось. Правда, экспедицию он совершил на пустой желудок, но оно было и не вредно. Ранних обильных фрыштиков Архаров не любил.

– Под описание ваше, сударь, четыре человека формально подходят, но как мне узнать, который из них вам нужен? - спросил Шварц.

– Покажи мне их, - потребовал Архаров.

– Сие затруднительно, они сидят по домам, а я не имею предлога, чтобы врываться к законопослушным обывателям.

Слово «обыватели» пробудило в архаровской памяти нечто смутное и неприятное. Однако докапываться он не стал.

– Придумай что-либо, Карл Иванович. Мне хоть в щелку взглянуть.

Немец задумался.

– К церковному старосте Леонтьеву я могу наведаться порасспросить о племяннике, племянник его под моим началом служил, да перед самой чумой в Саратов по семейному делу поехал и не вернулся.

– Пошли! - распорядился Архаров, и тут понял, что все не так просто. Сам он был к седле, к коему уже притерпелся, немец же - пешком. И Шварц не имел привычки выходить из дому, не позавтракав. Он утверждал, что горячая пища с утра способствует порядку в работе желудка и прочих органов. Пришлось подождать, пока он аккуратно съест миску перловой каши с постным маслом. Потом немец сунул в большой карман своего синего кафтана ломоть хлеба, чинно завернутый в бумажку, объяснив, что иначе теперь по Москве не ходит - пообедать, как раньше, в любом трактире нельзя, они большею частью закрыты.

Отправились к церковному старосте, причем Архаров вел коня под уздцы, обнаруживая при этом отвычку от долгого пешего хождения. Видели старосту в окошко. Оказался - не тот. Зато он подсказал предлог для посещения другой подозрительной особы - вроде бы там в дом мародеры ломились, решив, что жильцы вымерли. Шварц с Архаровым пошли проверять. И с тем же успехом.

– Кстати о мародерах, - вспомнил Шварц. - Я вынужден вашу милость оставить. Еще третьего дня собирался навестить купца Кучумова и велеть ему забрать свое имущество из ховринского дома. Там довольно провианта, у него из лавки похищенного, и пусть привезет обратно, ибо провиант стоит денег.

– Кучумов? - переспросил Архаров.

– Да, я уж вашей милости докладывал.

– К нему можно человека с запиской послать, - решил Архаров.

– Нет, ваша милость, я должен явиться сам.

– Почему так?

– Чтобы он и все его соседи знали - я продолжаю выполнять свои обязанности, - объяснил Шварц. - Только таким путем достигается уважение.

– Много тебе дало их уважение! - съязвил Архаров, вспомнив, как преображенцы вызволяли немца из горящего дома.

– Следует отличать обывателя добродетельного от преступника, - поняв, к чему клонит офицер, возразил Шварц. - Добродетель должна быть вознаграждаема от полиции. Кучумов ни в чем дурном не замечен, и я сам хочу сообщить ему приятное для него известие.

Делать нечего - поплелись сообщать приятное известие, потому что Архаров не хотел упускать Шварца. Сгинет в московских переулках - и карауль его опять спозаранку!

По дороге Шварц осторожненько пытался выяснить, для чего Архарову немолодые благообразные мужчины купеческого звания в количестве четырех штук, но ответа не получил. Архаров положил себе во всем признаться Шварцу, когда можно будет уже диктовать победную реляцию.

Жил Кучумов в хорошем месте - у храма Успения Богоматери, что на Покровке. Храм был любопытен тем, что имел тринадцать куполов, и Шварц даже предложил Архарову их счесть. Он постучал в калитку дома, ему отозвались, и Архаров из вежливости перешел на другую сторону улицы. Шварц был впущен во двор, но не в дом, и хозяин вышел к нему на крыльцо. Беседа была короткой, но для хозяина, как и предполагал Шварц, приятной, потому что, когда Архаров увидел их прощающимися у калитки, Шварц поправлял что-то, лежащее в кармане. Очевидно, не только добродетель должна была быть вознаграждаема от полиции, но и полиция - от добродетели, и в том был тайный смысл похода к Кучумову.

Шварц задержался у калитки, чего Архаров не ждал - он уже принялся переходить улицу. Но вдруг резко повернул направо, прошел немного вперед в сторону Мясницкой и тогда, оказавшись загорожен собственным конем, обернулся.

Зрение его не подвело - Кучумов, хотя и одетый по-домашнему, был удивительно похож на мужчину, получившего тот самый третий меченый рубль.

Шварц догнал Архарова и сообщил, что есть предлог для похода к третьему благообразному лицу, но Архаров только помотал головой.

– Давно ли ты Кучумова знаешь? - спросил он.

– Да лет двадцать, не менее, - отвечал Шварц.

– Не впервые, поди, ему приятные новости доставляешь?

– Случается, - поняв, что Архаров все уразумел, сдержанно отвечал Шварц.

– И сильно он тебе благодарен?

– Соответственно. Он-то на фабричных грешил. Они могут целым скопищем налететь и хоть целый армейский обоз растащить. Так что он на своем добре уже крест поставил. А тут оказалось - рядышком лежит, и в почти полной целости и сохранности. Обещал тут же отправить людей с подводой.

– Погоди, погоди, какая подвода?! - забеспокоился Архаров. Ему вовсе незачем было, чтобы кто-то сейчас вламывался в ховринский особняк, производил шум и создавал впечатление, будто вывез вместе с мешками прошлогодней подгнившей муки и сундук с деньгами!

Тем более - Кучумов!

Архаров с ловкостью, самого его поразившей, взобрался на коня.

– Слушай, Карл Иванович, ступай к Ивановской обители и жди меня там! - велел он и без всяких объяснений ускакал.

Насчет Ивановской обители Архаров сказал неспроста - вспомнил про Людоедку Салтычиху в ее вонючей яме. Коли Шварц так о ней беспокоится - так вот случай закинуть ей туда ломоть хлеба, взятый им на случай, коли проголодается вдали от дома.

В черном дворе особняка он обнаружил привязанного вороного мерина, в котором опознал Левушкиного Ваську.

Громко зовя и подпоручика Тучкова, и мусью Клавароша, и всю их родню в разнообразных сочетаниях, Архаров ворвался в особняк, и первым, кого он там увидел, был Федька.

– Ваша милость! - радостно воскликнул мортус. - А мы уж не знали, где вас искать! Господин Тучков хотел в Данилов монастырь скакать, насилу удержали!

– Какого черта меня искать? И что тут у вас, любить вас в три хрена, творится?!

– Так меня же Клаварош к вам посылал, я вашего камердинера отыскал!…

– Кого ты отыскал?! - Архаров редко приходил в ярость, но тут, кажется, повод был подходящий. - Какого, на хрен, камердинера? Я кто, граф Орлов, что ли, чтобы камердинеров с собой возить? Или гетман Разумовский?!

– Да вашего же, Никодимку, - пятясь, сказал Федька. - Сказался камердинером! Велел ему вас будить и доложить, что мы злодея изловили!

– Злодея? - Архаров начал что-то этакое, ночное, невнятное, припоминать. - Какого злодея?

– Какой за сундуком явился.

– Так… - Архаров сделал Федьке рукой знак, чтобы помолчал. И точно, тормошил же его дармоед! А потом вовсе сгинул… Почему же он сгинул? Потому что был спросонья изруган. Но он что-то не то плел…

– Ты в каком виде на Остоженку явился? - сообразив, спросил Архаров. Федька несколько смутился и начал что-то объяснять про крышу барака и земляное гульбище над ней, про веревку и крюк. Одновременно он вел Архарова туда, где должен был караулить сундук Клаварош. Понять было сложно, но Архаров поднапрягся и, скорее по Федькиному смущению, чем по словам, догадался: мортусы нашли способ удирать ночью с чумного бастиона. Разобрав в углу крышу барака, они вылезали на валганг, идущий изнутри вдоль бастионных фасов и фланков действительно на манер гульбища, хотя изначально валганг предназначен для установки артиллерии, затем вбивали в известную им дыру крюк, за него цепляли веревку и оказывались по ту сторону стены без ведома сержанта и охраны. Этим не злоупотребляли - в неприятностях никто не нуждался.

Не имея ни паспортов, ни денег, мортусы недолго бы продержались на воле в чумном городе, где и приютиться не у кого, особенно клейменные. А уйти из Москвы через заставы графа Брюса вроде и возможно, однако ежели поймают - пожалеешь, что на свет родился.