Волк - Генри Олди

— На связи опцион Змей! Вы меня слышите?!

— …повторите…

— Говорит десантный бот FEB-1…

Полтора часа юстировки радиолуча. Тест-пакеты. Программа автоматического сопровождения. Перебор всех возможных фильтров. Выведение передатчика на предельную мощность…

Они его слышали! Разбирая одно слово из пяти, переспрашивая по сто раз — плевать! Они его слышали! Передатчик на «Бешеном» был стократ мощнее, Змей слышал крейсер почти нормально. Ну, помехи. Скрежет, свист, вой. Голос оператора взлетает до пронзительного дисканта, уходя едва ли не в ультразвук, терзающий слух; секунда, и речь начинает плыть, растягиваться, как в замедленной записи, отдаваясь в животе гудящей басовой вибрацией.

Разве это проблема?!

И повторять всё по двадцать раз, рублеными, куцыми фразами — это нам раз плюнуть! Язык не отвалится…

— Мы над вами… Да, на орбите!.. Спасательная операция… Доложите обстановку… Сколько в боте… Сколько выживших…

Прилетели, сжимал кулаки Змей. А я, скотина, не верил.

Он готов был убить себя за неверие.

— В боте я один… Один!.. Да!..

— Сколько выживших…

— Центуриона Скока убили. Убили! Да, местные…

Что, если Змей и вправду один? Вдруг Кнута с Ведьмой больше нет? Им вырезали сердца, как Скоку? Уникомы молчат. Спасатели зря потратят время, разыскивая мертвецов. Будут оттягивать начало операции, надеясь вытащить всех разом…

А если они живы?! Живы?!

— Кроме меня, в живых оставались унтер-центурион Кнут и обер-декурион Ведьма. Повторяю: Кнут и Ведьма!.. Да! В городе… В городе! В научном центре… На окраине… Центр! Окраина!.. Да!.. Какой город? Какая окраина?.. Да, передавайте изображение! Жду!

Данные сканирования местности. Схематичные картинки.

— Номер третий — подробнее! Да, номер три!..

Нет, не то. Другой город…

— Пятый! Дайте пятый!..

Есть!

— Пятый! Увеличьте. Разбейте на сектора… Номера! Дайте секторам номера!..

И наконец:

— Сектор восемь!.. Да, восемь!

— …не покидать бота…

— Есть не покидать бота!..

— …ждать…

— Есть ждать!

Связь оборвалась. Сквозь всхлипы и шелест эфира Змей расслышал шум винтов и рокот моторов, принесенные внешними микрофонами. Проклятье! Он совсем забыл, что до сих пор находится на этой долбаной планете…

Вокруг заваривалась каша, начало которой Змей бездарно проморгал. В лагере царило суетливое оживление. На расчищенной гари разворачивались зенитные спарки, собранные на базе легких танков с усиленной броней, и передвижной ракетный комплекс. Тягач комплекса рычал на всю округу, утюжа землю жутковатыми колесами. Из-за уцелевших деревьев выползла влюбленная парочка: две самоходные артиллерийские установки. Длиннющие стволы, круто задранные вверх, стремились боднуть зазевавшееся облако. В небе над ботом барражировали три тяжёлых вертолёта. Под носовой частью фюзеляжа каждой вертушки грозно висела пушечная турель. Изменив угол обзора, Змей обнаружил курсирующие выше самолёты — явно не гражданского назначения.

Каша заваривалась нешуточная.

«Неужели, — подумал он, — эти сволочи засекли эскадру на орбите?!»

— И вот он засовывает руку ей под юбку…

— Шанвури!

— …и что вы думаете, мои сладкие?

— Шанвури, чтоб вы скисли!

— Баас Шанвури! Я настаиваю: баас Шанвури! Или просто Папа…

— Баас Шанвури, немедленно покиньте рубку!

— И вот я засовываю руку вам под рубку…

— Легат Тумидус! Обеспечьте дисциплину на корабле!

— Папа, выйди вон. Я тебя умоляю…

Слепой карлик брел по коридорам «Бешеного» — высокоавтономного тяжелого крейсера, флагмана спасэскадры. Черные очки зажаты в кулаке, белый взгляд блуждает по сторонам. На сморщенном, как сушеная фига, лице Папы Лусэро играла ухмылка. Человек, хорошо знающий Папу, непременно отметил бы, что Папа раздосадован и даже — возможно ли?! — в смятении.

Впрочем, на «Бешеном» никто не знал Лусэро Шанвури в достаточной степени, кроме легата Тумидуса. А легат и без физиогномики отлично понимал, что творится с грозой хищных флуктуаций, лидер-антисом расы Вудун.

Впервые Папа Лусэро вновь стал тем, кем вышел из чрева матери — просто слепым карликом. Такого унижения он еще не испытывал. Наихудшим в сложившейся ситуации было то, что Папа не мог наказать обидчика — ни словом, ни делом.

Как накажешь самого себя?

Прилет эскадры застал антиса на границе Крови. Рахиль отошла к бархану, пригасив свечение, как делала при очень сложных расчетах. Коллант Тумидуса сбился в кучу, и старик-невропаст — легат звал его «маэстро Карл» — подводил базу под теорию слабости и силы. Мастерство невропаста заключалось в коррекции тонких пси-связей. Если мощный телепат мог прибегнуть к насилию над чужим рассудком, то невропаст, иначе контактный имперсонатор, без согласия клиента не сумел бы и пальцем шевельнуть — чужим пальцем, разумеется. С другой стороны, психическая мощь телепата не позволила бы ему корректировать связку колланта — мощь вступила бы в конфликт с природной агрессией помпилианца, на чьих поводках коллективный антис собирался в единое целое. Сила, слабость; преимущества и недостатки… Стариковская болтовня, зло думал Папа. Словесный понос развалины, впавшей в маразм. Вряд ли Папа был намного моложе маэстро, но сейчас речь не шла о справедливости. Какая, к бесу, справедливость, если вот антис, а вот Кровь, и первый не может войти во вторую?!

— Жил да был боевой звездолёт —Сам себе и подаст, и нальёт,Сам летит меж комет,Сам готовит обед,Сам стирает носки и бельё…

Папа орал во всю глотку. А что? Антис желает петь. Да, не ария Тартини. Да, баритон хрипит. Кому влом, заткните уши. Навигаторы, канониры, механики, офицеры — бедолаги, кого угораздило оказаться у карлика на пути, шарахались прочь. Делали вид, что ослепли (издеваются?), оглохли, утратили все пять чувств. Очень торопятся, не замечают ничего предосудительного… Не в первый раз знаменитый Папа Лусэро высаживался на борту чужого корабля, желая весело провести время. Слухи о его привычках распространялись быстрее света. И ни одна зараза даже не догадывалась, что сегодня происходит впервые…

— Жил да был нелюдской интеллект,Сколько зим, падла, жил, сколько лет,Травишь дустом его,Давишь с хрустом его —Он все мыслит, и сил уже нет…

«Что ты хочешь доказать?» — спросила Рахиль.

Ничего, ответил Папа. Он смотрел на приближающуюся эскадру. Он еще не произнес ни слова, а Рахиль уже знала, что он скажет. Умение считать заменяло гематрийке телепатию.

«Это самоубийство».

Ерунда, возразил Папа. Я буду в безопасности. Если Кровь не принимает меня в большом теле, я зайду в малом. На борту корабля, как все приличные люди. Уверен, Кровь даже не обратит внимания на такое ничтожество, как слепой карлик.

«Это вариант, — кивнул легат Тумидус. — Я не учел…»

Нахмурившись, он добавил:

«Впрочем, я бы не советовал».

Срать я хотел на твои советы, вежливо ответил Папа. Жидкой струйкой. Думаешь, твои драгоценные соотечественники выставят калеку на мороз, в открытый космос? От помпилианцев можно ждать любой гадости…

«Никто тебя не выставит. Я о другом…»

Вот-вот, перебил его Папа. Не рискнут связываться с вредным антисом. Мы же не станем рассказывать господам рабовладельцам, что антис… Ну, ты понял?

«Я понял. А ты, ты сумеешь удержаться от выхода наружу?»

Да легко, кивнул Папа.

«Пообещай мне…»

Гадом буду, бвана. Устраивает?

Спустя час крейсер «Бешеный» принял на борт коллант легата Тумидуса, а также Лусэро Шанвури, лидер-антиса расы Вудун. Спустя два часа военный трибун Красс, командующий сводной оперативной эскадрой «Гладиус», проклял тот миг, когда дал согласие на это вопиющее безобразие. Папа травил анекдоты, горланил кабацкие песни, сыпал байками, от которых покраснел бы и вышибала в борделе.

— Жил да был в гуманоиде чип,Был горяч он, как блин из печи —Как поймает волну,Да еще не одну —Не спасут ни семья, ни врачи…

Унижение, думал Папа. Невозможность выйти в большое тело, когда мне захочется — в кошмарном сне я бы не вообразил унижения сильнее. Вне корабля я не просто растворюсь в Крови — я растворюсь, мать его, с радостью. Краткое сопротивление, и счастливая улыбка наркомана, засадившего смертельную дозу. Великий Н'куйя, я задыхаюсь от зависти. Я завидую колланту Тумидуса, слабому, уступающему мне во всём, кроме сущего пустяка — Кровь светлеет, исчезает в этой маленькой Ойкумене.