Творчество; Воспоминания; Библиографические разыскания - Уильям Теккерей

3) в переводе г. Введенского есть пропуски против оригинала.

Последнее открытие "литературный журнал" сделал с особенным удовольствием. Он даже, против обыкновения, поспешил подтвердить его самым делом, сличив одно место "Базара" с своей "Ярмаркой", где, к счастью "литературного журнала", было только сокращение оригинала, а не пропуск, как в "Базаре". Только как же это? Я расстягиваю оригинал, сочиняю целые страницы и в то же время делаю пропуски: это несколько странно. Неужели "литературный журнал" не замечает некоторого противоречия между этими обвинительными пунктами, из которых последний уничтожает два первые, и наоборот? Что мне за охота делать пропуски, уж если я принимаю на себя труд даже сочинять целые страницы?.. Это что-то очень, очень мудрено!

На чем же "Современник" основывает свое обвинение? На том, что в "Базаре" отыскались наволочки для подушек, кроме стеганого одеяла, о котором говорит Теккерей, отыскались радости и печали, растворяемые тихой грустью, тогда как Теккерей говорит только о заботах и надеждах, отыскалась эгида философической премудрости и - о, верх моей дерзости! - отыскался даже несуществующий остров Формоза! Из всего этого читатель должен прийти к несомненному заключению, что переводы с одного языка на другой должны производиться не иначе, как буквально, из слова в слово. И это, видите ли, делается очень просто: возьмите двадцать уроков у какого-нибудь небывалого изобретателя небывалой методы для изучения английского языка; вооружитесь потом словарем Банкса, откройте Диккенса или Теккерея, ставьте на место английского русское слово - и дело пойдет превосходно, так что "литературный журнал" с удовольствием поместит ваш перевод на своих литературных страницах. Извольте теперь объяснять, что изучать язык какого бы то ни было народа - значит изучать его жизнь, историю, нравы и обычаи, домашний, юридический, общественный быт, и что в этом отношении этнография и филология идут нераздельно, что тот не знает языка, кто не знает жизни народа! А изучить жизнь народа невозможно не только в тридцать, но и в триста часов. В этом отношении английский язык, наперекор мнению "литературного журнала", представляет величайшие трудности, которые могут быть побеждены не иначе, как продолжительным пребыванием между англичанами, в самой Англии. Для нас, русских, это изучение тем затруднительнее, что жизнь наша имеет слишком мало общих свойств с жизнью этих отдаленных островитян. И вот почему мы легче и скорее говорим по-французски, по-немецки, даже по-латыни и по-итальянски, нежели по-английски. Но, предположив даже общность нашего быта с английским, вы все-таки не вправе вывести заключение о возможности буквальных переводов с английского на русский и обратно. Как нет в природе двух вещей совершенно тождественных, так не может быть и слов, совершенно равносильных одно другому. Даже простейшие слова, придуманные для обозначения первых предметов, отличаются в разных языках разными, едва уловимыми оттенками... Английское speaker буквально значит говорун; но не вправе ли будет критика упрекнуть в невежестве переводчика, если он назовет говоруном (а не оратором) В. Питта, лорда Четема или Р. Пиля? В этих этимологических наведениях заключается основная причина невозможности буквальных переводов. Синтаксис - другая причина. Все люди, спора нет, мыслят по одним и тем же законам; но эти законы, в частнейшем приложении, видоизменяются до бесконечности в своих оттенках, и вместе с ними видоизменяется образ выражения мыслей. Отсюда - различие синтаксиса в языках. Английский язык в этом отношении представляет черты совершенно неудобоприложимые к русскому. Краткость слов, большею частью односложных или двусложных, обилие относительных местоимений, право гражданства действительных и страдательных причастий в разговорном языке - все это дает возможность английскому писателю соединять в одном и том же периоде множество предложений без опасения испортить слог длиннотою периода. Славянские языки, и в числе их русский, не имеют этой льготы. Мы не терпим повторения причастий, особенно шипящих, и еще менее терпим повторения трехсложного местоимения, которое во всех тевтонских и романских языках состоит только из одного слога. Отсюда необходимость краткости периодов в русском языке, необходимость опущения союзов, вспомогательного глагола в форме настоящего времени, и отсюда же совершенная невозможность буквального русского перевода с европейских языков. Допуская всегда и везде множество длинных периодов, Теккерей тем не менее отличается языком чрезвычайно легким, живым, цветистым и блестящим; но русский переводчик неизбежно и непременно уничтожит колорит этого писателя, если станет переводить его, не говорю буквально (что невозможно), но по крайней мере слишком близко к оригиналу, из предложения в предложение. Заметим еще, что русский язык находится в ранней поре своего развития, между тем как тевтонские и романские языки давно пережили этот период. Вот и еще причина невозможности буквальных переводов. Мы любим образы и конкреты, тогда как немецкий и английский языки в высшей степени отвлеченны в сравнении с нашим. Все это слишком известно для всех образованных читателей, и я объясняю здесь эту азбуку единственно для того, чтоб показать невозможность изучения английского языка в тридцать часов.

Есть множество буквальных переводов, спора нет, и каждый из них имеет свою относительную пользу для тех, которые с помощью их изучают в оригинале переведенных писателей; но если кто станет читать эти переводы для того, чтобы познакомиться с духом автора и преимущественно с его слогом, тот всегда ошибется в своем расчете. Все мы восхищаемся в оригинале древними писателями, каковы Гомер, Геродот, Фукидид, Тит Ливии, Тацит, но ни у кого не достанет терпенья читать их в буквальном переводе. Немцы почти всегда, и изредка французы, переводят английских писателей буквально; но если вы знакомы, например, с Шекспиром, по переводу Шлегеля или Летурнера, то смею уверить вас, что вы не прочитали и не усвоили себе даже двух страниц гениального британского поэта.

Из всего этого следует, что при художественном воссоздании писателя даровитый переводчик прежде и главнее всего обращает внимание на дух этого писателя, сущность его идей и потом на соответствующий образ выражения этих идей. Сбираясь переводить, вы должны вчитаться в вашего автора, вдуматься в него, жить его идеями, мыслить его умом, чувствовать его сердцем и отказаться от своего индивидуального образа мыслей. Перенесите этого писателя под то небо, под которым вы дышите, и в то общество, среди которого развиваетесь, перенесите и предложите себе вопрос: какую бы форму он сообщил своим идеям, если б жил и действовал при одинаковых с вами обстоятельствах? Это дело нелегкое, и не каждый в состоянии представить себе удовлетворительный ответ на этот вопрос. "De tous les livres a faire, le plus difficile, a mon avis, c'est une traduction" {Из всего, что касается работы над книгами, самое трудное, на мой взгляд, это перевод (фр.).}. Это сказал Ламартин в своем "Voyage en Orient" {"Путешествие по Востоку" (фр.).}, и на авторитет его в этом случае можно совершенно положиться.

Чего ж вы от меня хотите, милостивые государи? Да, мои переводы не буквальны, и я готов, к вашему удовольствию, признаться, что в "Базаре житейской суеты" есть места, принадлежащие моему перу, но перу - прошу заметить это, - настроенному под теккереевский образ выражения мыслей. Я готов даже сам указать вам на некоторые из этих мест и объяснить, почему я переделал их против оригинала. Прошу вас, на первый случай, припомнить, что в числе действующих лиц "Базара" есть некто мистер Бинни, которого переводчики "Ярмарки" весьма неосторожно возвели в достоинство обожателя Амелии, каким он не был никогда. Достопочтенный мистер Бинни - содержатель пансиона, названного "Афинами". Человек он добрый и умный, но педант, и в этом вся сила. Чем же автор определяет его педантизм? Тем, что он, быв природным англичанином, беспрестанно, однако ж, употребляет в разговоре длинные слова, противные духу английского языка. Почему и прозвали его длиннохвостым. Видите ли, речь идет исключительно о длинных словах. Но такие слова - не диковинка для русских читателей. Можете употреблять их сколько угодно в разговоре или на письме, и вы все-таки ни для кого не покажетесь педантом. Как же теперь, по мысли автора, познакомить русских читателей с достопочтенным мистером Бинни? Передавать разговор его буквально - значит уничтожить весь колорит и вовсе не сказать того, что имел в виду автор. К счастью, мистер Бинни большой латинист и любит выражаться высоким слогом. Вот это - педантизм и по-русски. На этом основании я заставляю мистера Бинни произнести перед своими учениками следующую речь:

"Возвращаясь вчера ночью с учено-литературного вечера у превосходнейшего друга моего, доктора Больдерса - это великий археолог, милостивые государи, прошу вас заметить, - я вдруг, ex improvise {неожиданно (лат.).}, или правильнее, ex abrupto {внезапно (лат.).}, должен был, проходя по Россель-скверу, обратить внимание на то, что окна в истинно джентльменских чертогах вашего высокочтимого и глубокоуважаемого мною дела (обращение к маленькому Осборну) были иллюминованы великолепно, как будто для некоего торжества или, правильнее, пиршества. Итак, мастер Джордж, справедлива ли моя гипотеза, что мистер Осборн принимал в своем палацце великолепное общество гостей, magnificentissimam spirituum, ingeniorumque societatem?" {великолепнейшее, остроумное и изобретательное общество? (лат.).} ("Отеч. записки", т. LXXII, стр.328).