Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора - Иван Иванович Рерберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знаю, что в некоторых гвардейских полках были удивительно стеснительные условия службы. Например, в одном полку существовали традиции, когда каждый офицер обязан был иметь особенно дорогой установленный сервиз фарфора, хрусталя и серебра, который подавался на торжественных обедах по случаю разных торжеств. Вновь поступивший в полк офицер должен был внести большую сумму или связаться с полковой кассой большим долгом на приобретение этого сервиза. Свободные сервизы офицеров, выбывших из полка, выставлялись в особых витринах на стенах в столовой и иногда служили пополнением при многолюдных собраниях с приглашенными гостями.
В другом полку было обязательство каждый год в день полкового праздника надевать совершенно новый мундир, и у офицеров накапливалось этих мундиров по нескольку штук, так как обычно они носили сюртуки и надевали мундиры только в особых случаях. Так как все шили свою форму у определенных портных, то была исключена возможность выдать за новый уже поношенный мундир, и такой поступок был бы истолкован как грубое покушение на традиции полка. Я знаю, что в других учреждениях эти проблемы решались проще. Например, у сенаторов были мундиры с таким количеством золотого шитья, что новый мундир стоил более пятисот рублей, и многие вновь назначенные сенаторы не имели возможности скоро собрать такую большую сумму. Тогда на помощь к ним являлись курьеры и сторожа сената, игравшие роль посредников, и любезно предлагали старые мундиры, с которых можно было шитье спороть и почистить, и тогда мундир обходился всего лишь в полтораста рублей. И вот новичок-сенатор был выручен, вдова сенатора заработала на мундире покойного мужа, а сторож сената получил свою долю посредника.
В гвардейских полках очень не любили, если за какие-нибудь заслуги или по случаю к ним переводили офицеров из армейских полков. Таких офицеров с трудом принимали в свою «офицерскую семью» и часто принимали меры к тому, чтобы такого нежелательного товарища выставить в другой армейский полк. Один из армейских офицеров, переведенный в гвардейский полк, не имел достаточно средств, чтобы участвовать в товарищеских взносах на устройство разных увеселительных пикников, каруселей и конкур-эпиков. Он держался в стороне и никогда не принимал участия в общих праздничных собраниях. Но его обвинили в том, что он был на устроенных каруселях и веселился за счет своих товарищей, чем нарушил товарищескую этику, и поэтому его привлекли к полковому товарищескому суду. Несмотря на представленные доказательства его присутствия в тот вечер в другом месте, он был обвинен и приговорен к исключению из полка со всеми тяжелыми последствиями этого исключения. Так как на товарищеский суд чести нельзя было никуда подавать жалобы, то обвиняемый пошел на крайнее средство: вынул из кармана револьвер и выстрелил в председателя суда, ранив его в плечо.
Тогда уже на законном основании его арестовали и предали военному суду по обвинению в покушении на жизнь своего начальника при исполнении последним служебных обязанностей. На военном суде офицер отказался от защитника и сам твердо вел свою защиту. Он представил неоспоримые доказательства, что вечером во время каруселей он провел все время у своих знакомых и поэтому не мог принимать участия в празднестве. Офицер задал судьям вопрос, каким еще другим способом он мог бы добиться предания его военному суду и гласному разбору всего дела? Он заявил, что за свою честь готов подвергнуться любому наказанию. Военный суд, детально разобрав дело, отнесся к обвиняемому очень мягко: его тем же чином перевели в один из провинциальных пехотных армейских полков, где он продолжал служить, восстановленный во всех своих остальных правах. Да, товарищеские суды чести в полках были ужасными учреждениями, которыми можно было злоупотреблять в полной мере, и никто не мог опротестовать решения такого суда. Апелляций не существовало, а офицера, исключенного из полка товарищеским судом, снабжали «волчьим» паспортом, и он не мог поступить ни в одно государственное учреждение. Один мой знакомый офицер, служивший в Варшаве, был исключен из полка за то, что ухаживал за сестрой одного из своих товарищей и отказался на ней жениться. Я случайно познакомился в Москве с этой сестрой товарища, которая оказалась особой, развращенной до последней степени, и было ясно, что ее родители хотели воспользоваться случаем и выдать ее замуж за неопытного ухаживателя. По моей просьбе отец принял этого офицера на службу в Управление Нижегородской железной дороги, которая в то время была еще частной. Офицер этот оказался прекрасным человеком и в высшей степени добросовестным служащим: он являлся на службу даже в неприсутственные дни, справляясь, нет ли каких-нибудь срочных дел для немедленного их исполнения в пределах своей компетентности.
Автобиография И.И. Рерберга
Родился в Москве 22 сентября 1869 года (старый стиль). Отец мой, инженер путей сообщения, служил в течение 25 лет управляющим Нижегородской железной дороги и затем до своей смерти в 1917 году был председателем Комиссии по сооружению водопроводных и канализационных устройств в Москве. Отец оказал на меня большое влияние в смысле развития интереса, знаний и отношения к инженерной и архитектурной деятельности. С 1890 года я имел уже практику на работах по сооружению подводных частей для постройки судов в городе Николаеве, а затем работал каменщиком, плотником и десятником при постройке паровозных сараев на московской станции Нижегородской железной дороги.
Образование получил в Московском кадетском корпусе, в Инженерном училище и в Военно-инженерной академии в Петербурге, в 1896 году получил звание инженера. В том же году вел постройку большого паровозостроительного завода в Харькове в течение 9 месяцев, после чего, вернувшись в Москву, работал на постройке канализационной системы в Замоскворечье и строил жилой дом при Московском институте инженеров транспорта на
