Свет – это мы - Мэтью Квик

– Лукас, так дальше нельзя.

Я не ответил, и тогда она обхватила мое лицо и притянула мои губы к своим, потом мы раздевали друг друга, потом упали на кровать, а потом не успел я опомниться, как уже был внутри Джилл, только на этот раз в этом не было ничего страшного, а наоборот, все наши действия были правильными, удивительными и прекрасными – в точности подходящими к декабрьскому утру во Флориде.

Потом мы лежали на спине, касаясь руками и пытаясь успокоить дыхание.

– Я не могу больше находиться рядом с твоей матерью, – сказала Джилл. – Просто не могу. Прости, пожалуйста.

– А что, если мы залезем сейчас в пикап и поедем дальше на юг, пока нам не попадется подходящее место, где можно провести Рождество? – сказал я.

Мы повернулись друг к другу, и тут я заметил, что у Джилл седые волосы. Я понимал, что они не могли поседеть сразу и внезапно, так что по всей видимости я этого просто раньше не замечал. Она по-прежнему была красавицей, только теперь превратилась в королеву – мудрую, могучую и уверенную в своих силах.

– Лукас, я надеюсь, что для меня ты тоже сделал кружку на Рождество.

– Мне помог Дэвид Флеминг.

Она поцеловала меня в губы три раза, мы сели в машину и отправились на юг. Мы выбрали место на пляже к югу от Сарасоты, и я выключил телефон, чтобы избавить себя от маминых сообщений с попытками меня пристыдить, угрозами и прочей неприятной ерундой.

В день перед Рождеством мы построили замок из песка и написали на нем имена всех восемнадцати людей, убитых в кинотеатре «Мажестик», включая нашу Дарси. Для этого мы использовали чаячьи перья. Ваше имя я, разумеется, тоже нацарапал, рядом с именем Леандры. Потом мы с Джилл просто сидели и смотрели в океан. Прилив нежно облизывал песок тысячами невысоких волн, пытаясь унести его обратно в Мексиканский залив, и постепенно размывал ваши имена. Это продолженное действие ввело меня в состояние тихой внимательной задумчивости, которое пошло мне на пользу, особенно учитывая, что мы никак не отметили годовщину трагедии несколькими неделями раньше, когда гостили в Бреварде.

Я также помню свой разговор в Рождество с Финеасом по видеосвязи. Я рассказал ему все то, что изложил здесь, и он подтвердил, что я делаю в точности то, что нужно, и что я хорошо прислушиваюсь к Личности. То, что я покинул свою мать, являлось не регрессией и не попыткой отстранения, а было сознательным выбором сохранить из двух отношений те, которые были для меня важнее, – то есть Джилл. Поэтому остаток нашего отпуска я провел, гуляя с Джилл за руку по пляжу, иногда выходя в город, и мне казалось, что я ощущаю, как Дарси где-то в вышине улыбается, глядя на двух самых дорогих ей людей и на то, как они заботятся друг о друге в ее отсутствие.

Мы вернулись в Мажестик, Джилл переселилась в мою спальню, и мы стали спать под одним одеялом, но больше ничего не изменилось по сравнению с тем, как было заведено до нашего путешествия. Я трижды в неделю встречался с Финеасом, который медленно и методично собирал из осколков мою Личность. Джилл работала в «Кружке с ложками» и продолжала выискивать нам приятные субботние вылазки.

Так шло время.

Думаю, месяца два назад, незадолго до того, как я принялся за это последнее письмо, Ализа наконец добралась до Пенсильвании со своей дочерью, которая разделяет свое имя с нашим городом. Маленькой Маж три года. Мне кажется, что с тех пор не было ни одного вечера, когда мы или не принимали семью Исайи у себя, или не проводили время у них. Маж очень быстро подружилась с дядей Лукасом и тетей Джилл, и однажды мы даже провели вечер с ней наедине, пока Бесс и Исайя возили Ализу в Филадельфию на ужин в ресторане «215», по рекомендации Джилл. Не влюбиться в Маж невозможно – такой искренней радостью сияют ее глаза всякий раз, когда кто-нибудь улыбается ей и называет ее по имени.

Помню, что пустил побоку почти всех своих нянек и все недельное расписание, чтобы проводить больше времени с Ализой и Маж, пока Исайя и Бесс были заняты на работе. Однажды мы с Ализой пошли гулять в близлежащий лесной заказник. Я вез коляску с Маж, а Ализа вспоминала свои подростковые годы в старшей школе Мажестика, когда ее отец был свежеиспеченным директором, а я – юным воспитателем, недавно назначенным на должность «внимательного собеседника», как это тогда называлось. Мы встали в тени огромного дуба на берегу журчащего ручья, и Ализа сказала:

– Мне кажется, вы так и не поняли, какое огромное влияние оказали на меня тогда.

– Я только слушал, – возразил я. – Ничего особенного.

– Почему же вы перестали?

– Что перестал?

– Слушать.

– Я сейчас тебя внимательно слушаю.

Ализа опустила подбородок и задрала брови.

– Вы прекрасно знаете, о чем я.

Я отвернулся, потому что опасался, что речь может зайти о том, что я сделал с Джейкобом и как потом предал его брата Эли. Все мое тело снова начало зудеть.

– Мне кажется, вам снова надо заняться слушанием, мистер Гудгейм, – сказала Ализа. – И у меня есть на примете один знакомый, который может устроить вас на подходящую должность.

Я обговорил это с Финеасом, подчеркнув, что я понимал посыл Ализы и ценил ее доброту по отношению ко мне. Мне также было очень стыдно, что я продолжал высасывать деньги из сбережений Джилл и использовать Выживших в качестве развлечения. Лакшман категорически переплачивал мне за возню с бумажками по средам в своей адвокатской конторе и неоднократно предлагал взять меня на постоянную работу, но, по правде говоря, хотя мне и нравилось общаться с Лакшманом, его контора меня не очень вдохновляла. Робин Уизерс хотела нанять меня на ставку в библиотеке, но я отказывался брать с нее деньги за свою помощь по понедельникам, поскольку всем известно, насколько преступно недостаточны бюджеты общественных библиотек.

– Что говорит Личность, когда вы раздумываете о возобновлении работы в старшей школе? – не раз спрашивал меня Финеас.

Я закрывал глаза и пытался найти внутри себя равновесие, но Личность, казалось, говорила две противоположные вещи одновременно. Часть меня очень хотела заполучить обратно свою прежнюю должность, в которой я всегда находил ценность, смысл и даже радость. Когда-то мне неплохо удавалось ее исполнять. Но одновременно внутри меня поднималась кипящая волна, и другая часть меня предупреждала держаться как