Жертвы вечернiя - Иван Родионов

Спереди доносились какіе-то не совсѣмъ далекіе, сумбурные крики.

Юрочкѣ недолго пришлось прислушиваться. Его опытное ухо сразу уловило знакомые звуки завязавшагося рукопашнаго боя.

Снова въ небѣ проскрежеталъ снарядъ и снова разорвался въ томъ же направленіи и почти на прежнемъ мѣстѣ, гдѣ и первый.

Конные и пѣшіе бросились впередъ узнать, что происходитъ.

Отъ головы обоза неслись крики. Они передавались по повозкамъ вглубь. Крики громкіе, поспѣшные, но не сумбурные и не тревожные.

Юрочка своимъ чуткимъ ухомъ быстро уловилъ приближающіяся и повторяющіяся слова: «зарядный ящикъ перваго орудія, на позицію!»

Слова эти скоро докатились и до повозки Екатерины Григорьевны, которая шла близко къ самой головѣ обоза.

— На позицію... зарядный ящикъ перваго орудія, на позицію! — кричали вокругъ.

— Есть, есть! — откуда-то сзади и справа отвѣчали бодрые, молодые голоса.

Совсѣмъ недалеко впереди затрещали сперва рѣдкіе винтовочные выстрѣлы, потомъ все чаще и чаще. Откуда-то слѣва издалека полохнулъ взрывъ.

Сковозь звуки боя и гулъ человѣческихъ голосовъ вдругъ прорвалось какое-то сильное, равномѣрное, сердитое шипѣніе, точно невидимая гигантская змѣя, раскрывъ широкую пасть, кому-то злобно грозила.

И Юрочка видѣлъ, какъ по мягкому, вспаханному полю, топча зеленя, мимо него быстро провезли на минуту замаячившій въ темнотѣ артиллерійскій зарядный ящикъ и мелькнула молодецкая фигура ѣздового юнкера, наклоннвшагося всѣмъ корпусомъ впередъ и нагайкой понукавшаго свою лошадь.

Спереди изрѣдка въ прежнемъ направленіи стрѣляла пушка; снаряды съ рѣзкимъ трескомъ рвались у самой земли, по-прежнему доносились человѣческіе крики, трещали выстрѣлы, наконецъ, что-то загорѣлось.

Сильный степной вѣтеръ раздувалъ и рвалъ пламя и скоро колеблющійся, красный огненный свѣтъ, прорѣзывая темноту, широкой полосой упалъ на обозъ.

И въ заревѣ пожара Юрочка увидѣлъ впереди себя длинную вереницу повозокъ, рѣзко чернѣвшія въ багряномъ воздухѣ дуги, шеи и головы стоящихъ, боязливо поводящихъ ушами, лошадей.

Въ обозѣ замѣчалось напряженное любопытство.

Предположенія и слухи одни смѣнялись другими.

Скоро изъ разговоровъ выяснилось, что бой разгорѣлся по почину добровольцевъ, что стрѣляла добровольческая пушка и разбила большевистскій паровозъ броневого поѣзда.

Всѣ терпѣливо и спокойно ожидали конца, почти не сомнѣваясь въ побѣдѣ.

Предразсвѣтная черная тьма мало помалу начинала рѣдѣть. На востокѣ надъ самой землей засвѣтлѣла широкая полоса неба и ровная линія степного горизонта отчеканилась на немъ такъ тонко, такъ четко и вмѣстѣ съ тѣмъ такъ нѣжно, точно какой-нибудь искусный мастеръ провелъ ее черной тушью по блѣдно-синему картону.

Чаще и звонче, точно вырвавшись изъ тѣсноты на просторъ, затрещали ружья и въ дѣло вошли три-четыре пулемета.

Бой разгорался.

Востокъ начиналъ краснѣть. Линія свѣта поднималась по небу все выше и выше. Съ каждой минутой тьма разсѣивалась.

Прямо передъ глазами все яснѣе и отчетливѣе открывались черные контуры строеній желѣзнодорожной станціи, а дальше уже виднѣлись крыши домовъ съ торчащими трубами и верхушки деревьевъ какого-то селенія.

XLVIII.

Еще около часа послѣ восхода солнца продолжалась вдругъ разгорѣвшаяся ожесточен-ная перестрѣлка, вся сосредоточившаяся около строеній по линіи желѣзной дороги.

Добровольцы штыками выбивали большевиковъ изь зданій.

Единственная, введенная въ бой со стороны добровольцевъ пушка, давши нѣсколько выстрѣловъ, умолкла. Разстрѣляны были послѣдніе снаряды. Большевистскіе пулеметы татакали часто и посылали тучи пуль; ружейная перестрѣлка мало по-малу удалялась.

Головныя повозки обоза, стоявшія во время боя у самаго полотна, вскачь двинулись впередъ подъ частыми выстрѣлами пулеметовъ.

Проѣзжая черезъ линію желѣзной дороги, Юрочка увидѣлъ, что вправо отъ него на путяхъ, какъ упавшій на переднія колѣна навьюченный верблюдъ, лежалъ, накренившись на лѣвый бокъ, израненный потухшій паровозъ, за нимъ три товарныхъ вагона, отъ колесъ до верха охваченные пламенемъ, уже догорали. Въ нихъ то и дѣло шипѣли и цѣлыми десятками разомъ рвались патроны, черезъ провалившіяся крыши пули съ чмоканіемъ и съ жалобнымъ безсильнымъ свистомъ взвивались не высоко въ воздухѣ, падая тутъ же, въ нѣсколькихъ шагахъ.

Вездѣ около вагоновъ броневого поѣзда и на путяхъ валялись окровавленные трупы красныхъ.

Тутъ копошились вызванные начальствомъ раненые и обозные добровольцы, съ ожив-ленными, веселыми лицами вынося изъ вагоновъ ящики съ патронами и снарядами и погружая ихъ въ свои повозки.

Добровольцы, уже успѣвшіе оттѣснить большевиковъ изъ этого (района, выбивали остатки ихъ изъ крайнихъ хатъ и зданій станціи.

На площади всего въ нѣсколькихъ десяткахъ шаговъ стояла обращенная своей обрублен-ной, тупой глоткой къ израненному паровозу пушка.

На видъ безобидная, она, казалось, отдыхала.

Юнкера-артиллеристы подводили къ ней пугавшихся пожара и упиравшихся лошадей съ упосами.

Откуда-то слѣва сверху, вѣроятно, съ крышъ хатъ прерывисто, торопливо и неувѣрено татакали три большевистскихъ пулемета.

На нихъ никто не обращалъ вниманія, потому что посылаемый ими пули пролетали поверхъ безостановочно мчавшагося обоза и далеко на площади злобно впивались въ сухую сѣрую землю. Вся площадь курилась безчисленными клубочками пыли.

На переѣздѣ черезъ пути у желѣзнодорожной будки виднѣлась тонкая фигура молодого генерала Маркова въ сѣромъ, съ прямымъ станомъ, не доходившемъ до колѣнъ, ватномъ пальто, въ высокой, бѣлой, косматой папахѣ, въ длинныхъ, запыленныхъ сапогахъ и въ форменныхъ узкихъ съ кантиками брюкахъ, съ толстой казачьей нагайкой въ рукѣ.

Около него толпились ординарцы.

Узкое, небольшое, чуть-чуть горбоносое лицо его, съ темной бородкой клиномъ, дѣлавшее его похожимъ на француза временъ Наполеона III, было весело. Глаза, зорко глядѣвшіе изъ-за космъ папахи, сіяли счастьемъ побѣды.

Въ Добровольческой арміи любили, уважали, но и побаивались не щадившаго себя героя.

Тамъ знали, что благодаря его храбрости, находчивости, энергіи, знанію боевого дѣла и, наконецъ, требовательности къ самому себѣ и къ подчиненнымъ армія безконечное число разъ выходила побѣдительницей изъ безпримѣрно тяжелыхъ положеній.

И теперь раненые бойцы въ обозѣ, увидя своего божка, какимъ-то верхнимъ чутьемъ постигали, что и сегодня только ему одному всецѣло обязаны своимъ спасеніемъ, а армія побѣдой при самой катастрофически сложившейся для нея обстановкѣ.

Неувѣренное, робкое «ура» вспыхнуло въ головныхъ повозкахъ и, окрѣпнувъ, понес-лось, перекидываясь дальше, къ серединѣ.

Искалѣченные люди, цѣпляясь руками за бока повозокъ, приподнимали свои блѣдныя, истомленныя лица, головы и руки въ повязкахъ, искали глазами фигуру генерала и не жалѣя больныхъ грудей, наперерывъ другъ передъ другомъ привѣтствовали его.

И Юрочка, и его товарищи по повозкѣ, и даже Екатерина Григорьевна, и ѣхавшіе съ ними рядомъ, и спереди, и сзади до надрыва и слезъ кричали «ура».

Видъ героя приводилъ ихъ въ неожиданный для нихъ самихъ восторгъ, доходившій до какого-то неистовства.

Генералъ торопилъ проѣздомъ обозъ и ласково, съ счастливой улыбкой, горящими глазами оглядывалъ проѣзжавшихъ мимо и привѣтствовавшихъ его людей, продолжая отдавать приказанія пѣшимъ и коннымъ ординарцамъ.

Торопить проѣздомъ было время, потому что пулеметы уже причиняли раненымъ потери.

Добровольцы выбили красныхъ изъ станціонныхъ построекъ и выжимали изъ околицы кь полю.

Обозъ, безостановочно проскакавъ широко и просторно раскинувшуюся своими дворами и садами кубанскую станицу, переправился по гати черезъ заросшую камышами рѣчку и сосредоточился на выгонѣ у вѣтряныхъ мельницъ.

Боевыя части продолжали еще ликвидацію сраженія.

Кое-гдѣ почти безперерывно раздавались еще одиночные выстрѣлы; перестрѣлка то разгоралась, вспыхивая, какъ догорающее пламя, то потухала.

Обозъ долго стоялъ на выѣздѣ за станицей, не получая приказанія, куда ему двигаться.

Станица, которую прошла Добровольческая армія была Медвѣдковская, а не та, которая была названа въ приказѣ.

Это было опять сдѣлано командованіемъ для того, чтобы обмануть большевиковъ и замести слѣдъ уходившей арміи.