Возвращение короля - Джон Толкин

– Большого Начальника спровадили, – сказал Мерри. – Спровадим и Генералиссимуса, дайте срок. Сейчас нам пора ужинать и спать, а раз уж вы сдуру снесли Предмостный трактир и выстроили эти сараи, то ночевать будем у вас, показывайте где.

– Прощенья просим, господин Мерри, – залепетал Хоб, – это нынче не положено.

– Что не положено?

– Принимать гостей без разрешения, кушать сверх пайка и тому, в общем, подобное.

– Ничего не понимаю, – удивился Мерри. – Недород, что ли, у нас? Странно, такое было чудесное лето, да и весна…

– Да нет, на погоду не жалуемся, – сказал Хоб. – И урожай собрали хороший, а потом все как в воду кануло. Тут, надо думать, «учетчики» и «раздатчики» постарались: шныряли, обмеряли, взвешивали и куда-то для пущей сохранности увозили. Учета было много, а раздачи, можно сказать, никакой.

– Ой, да ну вас! – сказал Пин, зевая. – Хватит мне голову на ночь глядя морочить. Обойдемся без ваших пайков, своими припасами. Было бы где прилечь – в сарае так в сарае, и не такое видывали.

Хоббиты-караульщики мешкали и переминались: видно, страшновато им было нарушать распоряжения, да разве поспоришь с такими настойчивыми гостями? Вдобавок у всех у них длинные ножики, а двое – здоровяки невиданные. Фродо велел запереть ворота – на всякий случай, а вдруг из-за реки нагрянут бандиты. Затем все четверо пошли в хоббитскую караульню устраиваться на ночь. Нижнее, общее помещение было голо и убого, с жалким очажком, где и огонь-то как следует не разведешь. В верхних комнатках ровными двухъярусными рядами стояли узкие жесткие койки; на всех стенах – запреты и предписания, которые Пин тут же посрывал. Пива не было и в помине, пайки скудные на удивление, но гости щедро поделились с хозяевами содержимым своих котомок, так что ужин вышел отменный, а Пин нарушил Правило № 4 и извел все завтрашнее дровяное довольствие.

– Ну, теперь, может, покурим, а вы толком расскажете нам, что у вас делается? – предложил он.

– Трубочного зелья нам не положено, – сказал Хоб. – Большим Начальникам самим не хватает. Запасы, говорят, кончились, на складах пусто. Слышно было, его целыми обозами вывозили куда-то из Южного удела через Сарнский Брод, это еще прошлой осенью, вы как раз тогда уехали. Да, правду сказать, и раньше по-тихому сплавляли. Ведь у Лотто в Южном уделе…

– Придержи язык, Колоток! – наперебой загалдели его сотоварищи. – Сам знаешь, что бывает за такие разговоры. Дойдет до Генералиссимуса – и всем нам несдобровать.

– Как до него дойдет, если не через вас же? – огрызнулся Хоб.

– Ладно, ладно! – сказал Сэм. – Поболтали, и будет, я уже наслушался. Встречают с дрекольем, ни тебе пива, ни курева, одни предписания да оркские разговорчики. Я-то надеялся отдохнуть в родных местах, но с вами, как погляжу, канители не оберешься. Пойдем хоть отоспимся с дороги!

Генералиссимус и вправду прознал о них быстро. От моста до Торбы-на-Круче было добрых сорок миль, но кто-то успел живенько обернуться, и Фродо с друзьями в этом скоро убедились.

Они собирались было сперва отправиться в Кроличью Балку и пожить там с неделю в свое удовольствие, но после теплой встречи на мосту и ночевки в караульне решили ехать напрямик в Норгорд. Наутро они выехали на большую дорогу и пустили лошадок рысью. Ветер улегся, серело беспросветное небо, кругом царило унылое затишье: ну что ж, первое ноября, поздняя осень. Но почему-то отовсюду несло гарью, ползли дымы, и огромное мутное облако висело над Лесным Углом.

Под вечер вдали показались Лягушатники, придорожное село за двадцать две мили от моста. Там они думали переночевать в славном трактире «Плавучее бревно», однако въезд в село преграждал шлагбаум, а к нему был прибит фанерный щит с надписью: Проезда нет. За шлагбаумом сгрудились десятка три ширрифов с жердями в руках и с перьями на шляпах. Глядели они сурово и испуганно.

– В чем дело? – спросил Фродо, сдерживая смех.

– Дело в том, господин Торбинс, – объявил предводитель ширрифов, у которого из шляпы торчали два пера, – что вы арестованы за Проникновение в Ворота, Срывание Предписаний, Нападение на Сторожа, Самовольный и Злонамеренный Ночлег в казенном здании и Угощение Караульных с целью подкупа оных.

– А еще за что? – осведомился Фродо.

– Для начала и этого хватит, – отрезал предводитель.

– Почему ж, я на всякий случай добавлю, – сказал Сэм. – За Обругание Генералиссимуса последними словами, за Намерение съездить ему по прыщавой роже и Называние вас, ширрифов, шутами гороховыми.

– Сударь, сударь, одумайтесь. Согласно личному приказу Генералиссимуса вы обязаны немедля и без малейшего сопротивления проследовать под нашим конвоем в Приречье, где будете сданы с рук на руки охранцам. Когда Генералиссимус вынесет приговор по вашему делу, тогда и вам, может быть, дадут слово. И если вы не хотите провести остаток жизни в Исправнорах, то мой вам совет – прикусите языки.

Фродо с друзьями так и покатились со смеху, а ширрифы растерянно переглядывались.

– Ну что ты чепуху мелешь! – сказал Фродо. – Я поеду куда мне надо и когда захочу. Надо мне пока что в Торбу-на-Круче, а если вы за мной увяжетесь – это уж ваше дело.

– Ладно, господин Торбинс, – сказал предводитель, поднимая шлагбаум. – Вы только не забывайте, что я вас арестовал.

– Не забуду, – пообещал Фродо. – Никогда не забуду. Но простить – может быть, и прощу. А пока вот что: ночевать я буду здесь, и сделайте милость, проводите нас к «Плавучему бревну».

– Никак невозможно, господин Торбинс. Трактир навсегда закрыт. Не угодно ли переночевать в ширрифском участке, он на другом конце села.

– Почему бы и нет, – сказал Фродо. – Ведите, мы поедем за вами.

Сэм оглядывал ширрифов и наконец высмотрел знакомого.

– Эй, Пит Норочкинс, иди-ка сюда! – позвал он. – У меня к тебе разговор.

Ширриф Норочкинс опасливо обернулся на предводителя (тот глядел волком, но смолчал), поотстал и пошел рядом со спешившимся Сэмом.

– Слушай ты, Питенец! – сказал Сэм. – Ты сам норгордский, голова на плечах вроде есть, что же ты, рехнулся? Как можно, подумай хотя бы, арестовать господина Фродо? Да, кстати, а трактир почему закрыт?

– Трактиры все позакрывали, – отозвался Пит. – Генералиссимус пива не пьет и другим не велит. Будто бы поэтому. Правда, пиво-то и сейчас варят, но только для Больших Начальников. Еще он не любит, чтобы народ шлялся туда-сюда; теперь, если кому куда нужно, он сперва идет в ширрифский участок и объясняет зачем.

– Да как же тебе не стыдно таким паскудством заниматься? – укорил его Сэм. – Ты ведь, помнится, и сам был не дурак хлебнуть пивка – в какой трактир ни зайди, а ты уж там, при исполнении обязанностей, стойку подпираешь.

– Я бы и сейчас подпирал, Сэм, да стоек нету. Чем ругать меня, рассуди, а что я могу поделать? Ты же знаешь, я пошел в ширрифы семь лет назад, когда обо всем таком и слуху не было. А я хотел расхаживать по нашим краям, на людей посмотреть, новости узнавать, выведывать, где пиво получше. Теперь-то – конечно…

– Ну так брось ширрифствовать, раз пошла такая трезвость, – посоветовал Сэм.

– А это не положено, – вздохнул Пит.

– Еще разок-другой услышу «не положено» – и, честное слово, рассержусь, – сказал Сэм.

– Вот и рассердился бы, – вполголоса проговорил Пит. – А кабы мы все разом рассердились, так, может, и толк бы вышел. Да нет, Сэм, по правде говоря, куда там: повсюду эти Большие Начальники, громилы Генералиссимуса. Чуть кто из нас заартачится – его сразу волокут в Исправноры. Первого взяли старину Пончика, Вила Тополапа, голову нашего, а за ним уж и не сочтешь, тем более с конца сентября сажают пачками. Теперь еще и бьют смертным боем.

– Как же вы с ними заодно? – сердито спросил Сэм. – Кто вас послал в Лягушатники?

– Да нас-то никто не слал. Мы здесь безотлучно в ширрифском участке, мы теперь Первый Восточно-удельский Отряд. Ширрифов набрали уж сотен пять, а нужно еще вдвое – следить за исполнением Предписаний. Вербуют все больше за шиворот, но есть и доброхоты. Вот ведь даже у нас в Хоббитании нашлись любители совать нос в чужие дела и растарабарывать на пустом месте. Хуже: кое-кто и вовсе стал подлазом, ищейкой Генералиссимуса и его Больших Начальников.

– Ага! Вот, значит, как он о нас проведал!

– Ну. Почты у нас теперь нет, а Срочная почтовая служба осталась: бегуны на подставах. Один такой прибежал ночью из Белокурска с «тайным донесением», а другой – у нас – отслушал и побежал дальше. Днем получили мы распоряжение арестовать вас и доставить не сразу в Исправноры, а сперва в Приречье. Верно, Генералиссимус хочет с вами повидаться.

– Я бы на его месте не торопился повидаться с господином Фродо, – сказал Сэм.

Ширрифский участок в Лягушатниках был еще гаже Предмостной караульни. Этаж там был один, такие же щелястые окна; дом из необожженного кирпича, сложен кое-как. Внутри – сыро и мерзко; поужинали они за длинным дощатым столом, не чищенным много недель. За таким столом только и есть такую еду, какую им дали. Но как-никак ночлег. До Приречья оставалось восемнадцать миль, и тронулись они в путь к десяти утра. Они бы и раньше выехали, да уж очень было приятно позлить предводителя ширрифов, который топотал от нетерпения. Западный ветер задул на север, стало холоднее, но тучи расступились.