Шпион - Павел Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Юрка ничего не слышал и не видел, а Белугин рыдал, а не греб. Еще пара минут, понял Артем, и все трое продолжат свой безумный хоровод на дне.
«Ну уж нет… — заработал ногами Артем, а в голову пролезла посторонняя, совершенно ненужная сейчас мысль: — Как же эти девочки из синхронного плавания умудряются так долго держаться в воде, работая одними лишь ножками?! Да еще по пояс из воды высовываются! Невероятно!»
Белугин заворочался.
— Павлов, отпусти… прошу… меня обменяли как марку, как пешку… ты видел… чтобы своего гражданина меняли на чужого? Видел? Это, по-твоему, законно? Какой это закон? Кто его писал? — Он закашлялся и, отплевываясь от соленой холодной воды, заныл: — Тема, дай мне уйти… по-мужски! Они меня искалечат… я не хочу стать инвалидом… калекой. Дай мне уйти, Павлов!
Генерал попробовал вырвать руки, но Павлов зажал стальные оковы под локтем, согнув правую руку и сцепив пальцы обеих рук вместе. Он не мог ответить, так как челюсти сводили холод и злость. Силы уходили в три раза быстрее. Генерал не смог вырваться и снова замычал:
— Тебе-то какое дело до наших разборок?! Твоего отца и так выпрут. Пойми ты, дурак! Им нужно было освободить этого Торна… Вот и вся операция «обмен». Не я им нужен был, а этот шпион! Они своего добились. Теперь я не нужен никому. Я сам за себя не дам и ломаного гроша. Я уже труп. От-пус-ти, Пав-лов!
Белугин завыл, задергался, и все трое дружно погрузились под воду. Павлов открыл глаза. Как удивительно выглядит море в свете прожектора. Мириады огоньков плясали вокруг единой живой цепи, в которую превратилась троица. Лейтенант запаса, полковник разведки и генерал контрразведки плавно двигались вниз, навстречу смерти.
«Нет! Почему сейчас? Почему здесь? Почему я?»
Наверное, это были уже последние вспышки угасающего сознания Артема. Он бросил взгляд наверх: где-то высоко-высоко мерцал свет. Это прожектора кораблей напрасно шарили по опустевшей поверхности моря. Еще мгновение, и вернуться — даже одному — станет невозможно.
«Решай…»
Артем дернул рукой и освободился от скованного генерала Белугина. Толкнул вверх Юрку, отчего сам погрузился ниже на метр-полтора. Стянул пальто и пиджак, сбросил ботинок. Сразу стало полегче, но воздуха уже не оставалось, а холод сжал его с новой силой. Артем посмотрел последний раз на уходящего вниз Белугина, зажмурился и, ухватив Юру левой рукой под голову, резкими толчками пошел вверх.
«Раз, два, три, четыре, пять… почему же нет воздуха? Шесть, семь… где же этот воздух?!! Восемь, деввв…»
— А-а-а-а!
Легкие Артема разрывались от боли и холода. Рядом раздался хлопок, взлетела ракета, и почти сразу же закричали люди:
— Вот он! Вон они! Сюда! Право на борт! Еще! Еще!
Легкий спасательный катер заходил слева. Артем закрыл глаза и лишь старался удерживать Юрку, чтобы его лицо не захлестывала вода. Несколько крепких рук вцепились в плечи, рубашку, волосы.
— Его, его тяните, — прохрипел Артем и из последних сил подтолкнул обмякшего полковника.
«Электрод» отчаянно маневрировал, не позволяя приблизиться норвежскому катеру к месту их плавания. Ругались по громкой связи. Павлов закрыл глаза. Наброшенные бушлаты и куртки притупили дрожь и озноб. Сознание не уходило, но и не работало в полную силу. Оно как бы балансировало на краю пропасти и кокетливо играло:
«Уйду — не уйду! Пропаду — не пропаду! Сбегу — не сбегу! Ку-ку!»
И все же пропало…
Любовь
— Юр-ра-а! Юра! Юрий Максимович!
Мягкая рука погладила Соломина по щеке, и он открыл глаза и тут же зажмурился. Необычайно яркий свет придавил его, ошеломил и заставил съежиться.
— Где я?
Слова выдавливались почему-то с невероятным усилием. Губы и язык не слушались, и он буквально заставлял себя выговаривать по букве каждое слово:
— Что… со… мной? Где я… нахожусь? Кто… вы?
Он не понимал, ни где находится, ни что с ним, ни почему так светло, ни кто это рядом.
— Юра, все хорошо. Не волнуйся. Твоя Полина.
«Полина! — пронеслось в голове. — Но откуда она здесь?»
У него было такое чувство, что он снова в Лондоне, и это чувство росло и росло, а затем превратилось в уверенность и сменилось ликованием.
«Бог мой! Какое счастье!»
Россия оказалась кошмаром — затяжным кошмаром тяжелобольного человека.
«Я заболел?»
Соломин сосредоточился, но ничего не сумел вспомнить и снова провалился в забытье, а когда сознание стало возвращаться, точно знал: он болен, и это как-то связано с Артемом. Его искаженное напряжением лицо, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами, он видел перед собой так ясно, словно это была фотография.
«Друг…»
И когда, открыв однажды глаза, Юра увидел над собой именно это лицо, он даже не удивился.
— Привет, — радостно выдохнул он. — Я тебя видел во сне. Все время.
Рядом всхлипнули, и Соломин, скосив глаза, увидел Полину. Она стояла, прижав ладони ко рту, и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
— Полюшка… — растянулись в улыбке губы Соломина, — подожди, а что это на тебе надето?
Шмотки на юной, слишком уж мало проработавшей в Лондоне девушке были самые что ни на есть китайские.
«Господи! Так это правда?!!»
Соломин похлопал рукой по простыне — наша ткань, чуялось. Глянул на шторы, на испачканные какой-то известкой стекла, потрескавшиеся вдоль швов потолки… сомнений не оставалось: он был в России.
— Господи! Но, значит, это все…
Это означало, что весь тот ужас, что ему привиделся, и был самой жизнью, а сном стал как раз далекий, почти нереальный своей фантастичностью Лондон.
— А как же твой муж? — озаботился он.
— Я ушла от мужа, — всхлипнула Полина, — к тебе. Ты меня не прогонишь?
Соломин счастливо улыбнулся. Он вдруг понял, что любит эту юную женщину. Целый год строил из себя соблазнителя, неотразимого мачо, а на самом деле просто любил. Так же твердо он теперь знал и еще одно: Артем ему друг.
— Прости, Артем, — протянул он подрагивающую руку.
Рыцари
Кабинет шефа внешней разведки Британии был обставлен с исключительным аскетизмом. В нем не было не только ничего лишнего, но даже необходимого, например, вешалки и журнального столика. Томми вошел через приемную, из которой вслед гостю выглядывал грустный сухопарый секретарь.
— Добрый день, сэр! — Ти Джей почтительно склонил голову.
— Прекрасный день! Рад вашему благополучному возвращению, Томас.
Хоуп пытался рассмотреть в морщинистом лице шефа хоть какой-то намек на свою дальнейшую карьеру и судьбу, но без толку.
— А уж как я рад, сэр! — пожал он протянутую холодную и костлявую руку. По спине пробежали мурашки.
— Прежде всего, дорогой мистер Хоуп, хочу вас поздравить.
— Спасибо! Но с чем, сэр? — сыграл в скромность Ти Джей и прищурился. Неужели они наконец оценили усилия лучшего агента Ее Величества? Как говорят эти русские: «Лучше поздно, чем никогда!». А мы им отвечаем: «Никогда не говори никогда!»
Руководитель стал серьезным и, разгладив седые бакенбарды, откашлялся. Затем полез в стол и вытащил папку. Открыл ее, встал и, нацепив допотопное пенсне, зачитал содержимое вложенного документа:
— Высочайшим указом Ее Величества Томми Джонатан Рейли Хоуп МакФлейм удостоен пожизненного звания «лорд». И отныне будет именоваться сэр Хоуп МакФлейм.
Он кашлянул и снял пенсне. По лицу новоиспеченного лорда Ти Джея блуждала нервная улыбка. Посвящение было неожиданным, но крайне странным. Ведь ритуал посвящения всегда проводит Ее Величество лично. А здесь произошло какое-то заочное возведение в ранг рыцаря. Неужели у старушки не нашлось пяти минут помахать своей шпажкой над тем, кто верой и правдой служил ей столько лет? Сэр Хоуп МакФлейм тяжело опустился на скрипнувший стул. А шеф продолжил выкладывать заготовленные сюрпризы:
— Присаживайтесь, Томас. То есть, простите, лорд Хоуп МакФлейм. У меня есть к вам предложение.
— Я весь внимание, сэр. — Ти Джей откинулся на неудобный жесткий стул, но при этом подумал: «Слава богу! Сейчас он предложит мне что-то новенькое».
Шеф как будто прочел его тайные мысли:
— Мое предложение, сэр, будет необычным.
— Ого! Вы же знаете, сэр, я готов на любое. — Ти Джей выдвинул вперед грудь и челюсть, изображая свою готовность к новым подвигам во славу Короны Британии, несмотря на «заочное» рыцарство.
— Да-да. Знаю. Но это предложение — особенное.
— Наше дело военное: вы приказали — я выполнил.
— Приказа не будет, сэр Томас. Больше приказывать вам никто не смеет.
Бывший Томми Хоуп поднял брови: «Неужели старый хрыч уступит мне свое кресло? Только хозяину этого кабинета никто не может приказывать. Ну, разве что, за исключением королевы».
