Дело о пеликанах - Джон Гришем

— Поторапливайтесь! — заорал он. — Вы слишком много разговариваете!

— Спасибо, Пит, — сказал Грей, не поднимая глаз. Пит исчез в толпе, но было слышно, как он кричит возле другого стола. Дарби уронила свой сандвич.

— Он здесь хозяин, — пояснил Грей. — Это как часть обстановки.

— Очень мило. За это взимается дополнительная плата?

— Нет. Но пища дешевая, поэтому его доход зависит от числа посетителей. Он отказывается подавать кофе, потому что не хочет, чтобы люди приходили сюда поболтать. Надо есть, как беженцам, и выметаться.

— Я готова.

Грей посмотрел на часы.

— Сейчас пятнадцать минут первого. Нам надо быть в квартире Джудит Вилсон в час. Ты хочешь отправить денежный перевод сейчас?

— Сколько времени это займет?

— Перевод можно отправить сейчас, а деньги взять позже.

— Тогда пойдем.

— Сколько ты хочешь перевести?

— Пятнадцать тысяч.

Джудит Вилсон жила на втором этаже старого дома-развалюхи с двухкомнатными студенческими квартирами. Ее не оказалось дома, и они еще час ездили на машине. Грей был гидом. Он медленно проехал мимо кинотеатра «Монреуз», все еще заколоченного и полусгоревшего. Он показал ей ежедневный цирк на Дюпон Сэркл.

Они стояли у обочины в два пятнадцать, когда красная «мазда» остановилась на узкой подъездной дорожке.

— Вот она, — сказал Грей и вышел из машины. Дарби осталась сидеть.

Он догнал Джудит возле парадных ступеней. Она оказалась весьма дружелюбной. Они поболтали, он показал ей фотографию, она несколько секунд смотрела на нее и начала качать головой. Вскоре он был в машине.

— Ноль — шесть, — сказал он.

— Остается Эдвард Линни. Это, наверное, наш лучший шанс, потому что он работал там клерком два лета.

Они нашли телефон-автомат в магазине, торгующем мелочами, через несколько кварталов, и Грей набрал номер Линни. Никто не отвечал. Он бросил трубку и сел в машину.

— Его не было дома сегодня утром в десять, и сейчас его тоже нет.

— Он может быть на занятиях, — сказала Дарби. — Нам нужен его график. Тебе следовало взять его вместе с остальными.

— Почему ты этого не предложила тогда?

— Кто здесь следователь? Кто знаменитый следователь-репортер из «Вашингтон пост»? Я лишь скромная бывшая студентка-юрист, сидящая здесь на переднем сиденье и с восторгом наблюдающая, как ты действуешь.

«Как насчет заднего сиденья?» — чуть было не вырвалось у него.

— Что ж, как тебе угодно. Куда теперь?

— Обратно к юридическому факультету, — сказала она. — Я буду ждать в машине, пока ты сходишь туда и возьмешь расписание занятии Линни.

— Слушаюсь, мэм.

Уже другой студент сидел за столом в кабинете регистратора. Грей попросил расписание занятий Эдварда Линни, и студент пошел искать регистратора. Через пять минут из-за угла медленно вышла регистратор и пристально посмотрела на него.

Он блеснул улыбкой.

— Привет! Помните меня? Грей Грентэм из «Пост». Мне нужно еще одно расписание занятий.

— Декан запретил давать.

— Мне показалось, что декана нет в городе.

— Да. Его помощник не разрешает. Больше никаких расписаний занятий вы не получите. Вы уже доставили мне много неприятностей.

— Не понимаю. Я ведь не прошу личных дел.

— Помощник декана запрещает.

— Где помощник декана?

— Он занят.

— Я подожду. Где его кабинет?

— Он будет долго занят.

— Тогда я буду долго ждать.

Она стояла как вкопанная, сложив руки.

— Он больше не разрешит вам брать расписания занятий. Наши студенты имеют право на неразглашение их частной жизни.

— Безусловно. Я причинил вам какие-нибудь неприятности?

— Да, моту сказать какие.

— Будьте добры.

В это время студент-клерк зашел за угол и скрылся.

— Кто-то из студентов, с которыми вы разговаривали сегодня утром, позвонил в фирму «Уайт и Блазевич», те позвонили помощнику декана, а помощник декана позвонил мне и сказал, чтобы никаких графиков занятий репортерам больше не давали.

— А какое им дело?

— Определенное. У нас давние связи с «Уайт и Блазевич». Они нанимают много наших студентов.

Грей напустил на себя вид жалкого и беспомощного человека.

— Я только хотел найти Эдварда Линни. Клянусь, у него не будет никаких неприятностей. Просто мне нужно задать ему несколько вопросов.

Она почуяла запах победы. Ей удалось отразить натиск репортера из «Пост», и она была весьма горда этим. Теперь можно швырнуть ему кость.

— Мистер Линни больше не учится здесь. Это все, что я могу вам сказать.

Поблагодарив, он ретировался к двери, пробормотав «спасибо».

Уже почти дойдя до машины, он услышал, как кто-то окликает его по имени. Это был студент из кабинета регистратора.

— Мистер Грентэм, — сказал он, подбегая, — я знаю Эдварда. Он, похоже, на какое-то время бросил факультет. Личные проблемы.

— А где он?

— Родители определили его в частный госпиталь. Ему делают детоксикацию.

— Где это?

— Сильвер Спринт. Госпиталь Парклэйн.

— Давно он там?

— Около месяца.

Грентэм пожал ему руку.

— Спасибо. Я никому не скажу, что вы мне рассказали.

— Надеюсь, у него не будет неприятностей?

— Нет. Обещаю вам.

Машина остановилась возле банка. Вскоре Дарби вышла, неся с собой пятнадцать тысяч наличными. Ее пугало то, что она несет деньги. Ее пугал Линни. «Уайт и Блазевич» тоже вдруг стала казаться ей опасной.

Парклэйн был центром детоксикации для богатых и для тех, у кого дорогая страховка. Это было небольшое здание, окруженное деревьями, в полумиле от автомагистрали. Здесь, пожалуй, будет нелегко.

Грей вошел в вестибюль первым и спросил у дежурной на приеме, как можно увидеть Эдварда Линни.

— Он наш пациент, — довольно официально ответила она.

Он пустил в ход свою обаятельную улыбку.

— Да. Я это знаю. На юридическом факультете мне сказали, что он пациент. В какой он палате?

В это время в вестибюль вошла Дарби, направилась к фонтанчику и стала медленно пить.

— Он в палате номер 22, но к нему нельзя.

— На юридическом факультете мне сказали, что я могу его видеть.

— А кто вы, собственно, такой?

Вид у него был очень дружелюбный.

— Грей Грентэм из «Вашингтон пост». На юридическом факультете мне разрешили задать ему пару вопросов.

— Очень жаль, что они так распорядились. Видите, ли, мистер Грентэм, в их обязанности входит юридический факультет, а в наши — этот госпиталь.

Дарби взяла журнал и устроилась на диване. Очаровательная улыбка Грея медленно таяла.

— Понятно, — сказал он, все еще учтиво. — Могу я видеть администратора?

— Зачем?

— Это очень важное дело, и я должен видеть мистера Линни сегодня. Если вы мне не разрешите, тогда я буду вынужден обратиться к вашему начальнику. Я никуда отсюда не уйду, пока не переговорю с администратором.

Она посмотрела на него тем выразительным взглядом, которым посылают ко всем чертям, и отошла от стола.

— Подождите минуту. Можете присесть.

— Благодарю.

Она ушла, и Грей повернулся к Дарби. Он указал на двойные двери, которые, похоже, вели в единственный коридор. Сделав глубокий вдох, она быстро вошла туда. Двери вели в большое помещение, из которого в разные стороны расходились три больничных коридора. На медной дощечке были указаны палаты, с 18 по 30. Это было центральное крыло госпиталя, холл темный и тихий, с толстым фабричным ковром и обоями в цветочках.

За это ее могут арестовать. Ее схватит мощный охранник или матерая медсестра и посадит под замок; потом придут полицейские и заберут, а ее «сообщник» будет стоять и беспомощно смотреть, как они уводят ее в наручниках. Ее имя появится в газетах, в «Пост», и Хромой, если он грамотный, прочтет, и они достанут ее.

Когда она кралась вдоль закрытых дверей, пляжи и прохладительные напитки казались недосягаемыми. Дверь в палату 22 была закрыта. На ней кнопками были прикреплены имена: Эдвард Л. Линни и доктор Вэйн Маклэтчи. Она постучала.

Администратор был еще большая скотина, чем дежурная на приеме. И неудивительно, ведь ему за это неплохо платят. Он объяснил, что у них строгий режим относительно посещений. Его пациенты очень больные и ранимые люди, и их нужно оберегать. Доктора — прекрасные специалисты в своей области, но очень строго следят за тем, кому можно навещать пациентов. Посещения разрешались только по субботам и воскресеньям, но даже в эти дни в основном лишь члены семьи и друзья могли посидеть с больным, и то не более получаса. Приходится быть очень строгими. Эти ослабленные люди вряд ли в состоянии вынести допрос репортера, как бы серьезны ни были обстоятельства.

Мистер Грентэм спросил, когда мистера Линни могут выписать.