Третий ключ - Татьяна Корсакова

Спорили с Антонио до хрипоты, но я настоял на своем. Верно, он решил, что я не в себе, но судить меня не стал, покачал лишь головой да протянул ключи: два маленьких и один большой. Волшебные ключи, дозволяющие моим девочкам хоть на время сделаться чуть-чуть живыми. Ключи от мертвых сердец...

Ночь провел в парке. Это настоящее чудо: девочки мои склоняются друг к другу головками, точно секретничают. Мне кажется, я снова слышу их голоса. Третий ключ не использовал, потому как понял: если механизму дать ход, Ольга развернется к дочерям, а допустить это я никак не могу. Пусть терзается из-за того, что сотворила, из-за того, на что нас всех обрекла!

Не буду смотреть ей в лицо. Может, и она тогда оставит меня в покое, не станет рваться из своего узилища.

А ключи теперь всегда при мне: два маленьких и один большой...

Михаила разбудило тихое тиканье часов. От долгого сидения за столом затекла спина, а в голове еще роились обрывки сновидений.

Сновидений! Он не должен был спать этой ночью. И не спал, лежал тихонько рядом с Аглаей, ждал, когда она, наконец, задремлет, а потом осторожно, стараясь не шуметь, перебрался за стол. Специально, чтобы не заснуть.

Нет, он не верил в то, что она может оказаться убийцей, но переживал за ее безопасность. Не исключено, что убийца еще бродит поблизости, и Аглая в ее сумеречном состоянии самая легкая для него добыча.

Оказалось, плохой из него телохранитель. Как только дрема развеялась и глаза окончательно свыклись с темнотой, стало ясно, что Аглаи в комнате нет...

Михаил нашел ее у пруда, полуодетую, забредшую по колено в воду, спящую... Слава богу, нашел! Теперь нужно осторожно, чтобы не напугать, вывести из воды, проводить в комнату. Будить, наверное, не стоит, во всяком случае, не сейчас.

Аглая проснулась, как только Михаил коснулся ее плеча, вздрогнула всем телом и начала медленно оседать в воду. Если бы не он, могла и утонуть. Но он поймал, обхватил за талию, прижал к себе, мимоходом отмечая, что кожа под тонкой тканью футболки ледяная, совсем как прошлой ночью.

– Аглая? – И кончики длинных волос мокрые, словно она наклонялась, искала что-то в воде. – Аглая, ты меня слышишь?

– Где я? – В черных глазах нет и следа сна, а в голосе слышится паника. – Миша, это снова случилось, да?

– Прости. – Он поцеловал ее в висок. – Это моя вина, не доглядел.

– А что я... – Аглая не договорила, растерянно провела ладонями по мокрой одежде, – что я тут делала?

– Купалась. Ты тут купалась. – Михаил врал и сам почти уже верил в свою ложь, потому что верить в то, что подсказывал ему разум, не хотелось. – Ты хоть плавать умеешь?

– Умею. – Она поежилась, сказала виновато: – Холодно.

– Это потому, что ночь на дворе. – Он попытался улыбнуться. – Пойдем-ка домой, пока ты окончательно не замерзла.

...Тело у подножия Спящей дамы они заметили одновременно.

– Кто это? – Аглая вцепилась в его руку с неожиданной силой.

– Стой здесь, я сейчас.

Ему не нужно было много света, чтобы понять, что это Даша, мертвая Даша, которая, как все думали, давно уже должна была быть в городе. Даша смотрела на звезды широко открытыми глазами, и, возможно, впервые на ее хорошеньком личике отражалось не раздражение, а пугающая умиротворенность... На мокрые джинсы налипли песок и ряска, а в волосах запутались нити водорослей. Утонула? Утопили?..

– Это я ее, да? – послышалось за спиной. – Я ее убила, так же, как Риту?

Прежде чем ответить, Михаил досчитал до десяти, пытаясь хоть как-то сконцентрироваться. Помогло, потому что, когда он заговорил, голос его звучал уверенно и спокойно:

– Аглая, это не ты. Даша высокая и сильная. Ты бы не смогла.

– Я тоже высокая и сильная. – Она посмотрела на свои ладони, зачем-то потерла их об футболку. – И я мокрая вся...

– Прекрати! – Михаилу вдруг захотелось ее встряхнуть, даже ударить. Нет, не потому, что он верил, что это она, а чтобы заставить наконец вынырнуть из этого дурманного сомнамбулического тумана. – Ты ее не убивала!

– Почему?

– Потому что ты в принципе не можешь никого убить, вот почему! Ты не такая!

– Откуда тебе знать? – Ее голос упал до едва различимого шепота, а лицо исказилось от боли.

– Так! – Михаил схватил Аглаю за плечи, притянул к себе, сказал злым шепотом: – Я знаю, что ты этого не делала, потому что шел вслед за тобой от самого дома. Ты даже не подходила к этой чертовой статуе.

Она вдруг тихо всхлипнула, прижалась щекой к его груди, обхватила руками, зашептала жарким шепотом:

– Честно? Миша, ты меня не обманываешь? Это не я?

Он обманывал, но от этого уверенность его не становилась меньше: Аглая к убийствам не имеет никакого отношения.

– Честно, – сказал Михаил, глядя поверх Аглаиного плеча на Спящую даму. – Все так и есть...

Что-то не то было с этой статуей. Он еще не понимал, что именно, но сердце уже забилось в бешеном ритме. Так и есть: и постамент, и подол бронзового хитона были мокрыми, а на босых ногах Дамы виднелся песок. И следы... Он только сейчас заметил дорожку из примятой травы, ведущую от пруда к площадке.

– Миша, наверное, нужно кому-то рассказать. – Аглая слегка отстранилась, посмотрела снизу вверх, в ее черных глазах блеснул и тут же погас непонятный огонек.

– Расскажем, – он мотнул головой, прогоняя наваждение. – Ты переоденешься в сухую одежду, и мы пойдем будить Василия Степановича.

Голова работала четко и ясно, точно Михаил решал не морально-этическую дилемму, а не слишком тяжелую математическую задачу. Рите и Даше уже ничем не поможешь, а Аглаю может защитить только он. Значит, нужно сделать так, чтобы о ее ночных прогулках никто не узнал. Так будет правильно.

– Только я тебя прошу, – он с силой сжал хрупкие плечи, – никому не рассказывай, что ночью выходила из комнаты.

– Почему?

– Аглая, как другие поверят в твою невиновность, если ты сама в нее не веришь? Кто-нибудь знает, что Александр Полонский – твой отец?

– Бабушка и мама, больше никто.

– Значит, и ты молчи.

– Но ведь графиня...

Михаил не позволил ей договорить:

– Хватит, с графиней у тебя нет ничего общего. Я скажу, что сам нашел Дашу, скажу, что мне не спалось и я вышел подышать свежим воздухом.

Если судить по тоненькой полоске света, пробивающейся из-под двери, ведущей в комнату смотрителя, Василию Степановичу тоже не спалось. Нежданного гостя он встретил во всеоружии – со стамеской в руках. К слову, убрал он ее далеко не сразу, да и то не убрал, а сунул за пояс брюк.

– Береженого и бог бережет, – сказал в ответ на удивленный взгляд Михаила и, жестом смертельно уставшего человека протерев глаза, спросил: – Ну, что на этот раз?..