Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

— Боюсь, что нет, герцог, — откликнулся Эрмин Де Грилл.

Гемел захрипел, хватаясь за камзол на груди.

— Перестаньте, — брезгливо бросил советник короля. — У вас прекрасное сердце, Гемел. Крепкое и жесткое. Я бы даже сказал — каменное. И оставьте в покое трость, я прекрасно знаю, что в ней скрыто.

Герцог открыл глаза и взглянул в лицо выродка, которого ненавидел всей душой. Его руки дрогнули от желания вскинуть полую деревяшку и одним нажатием кнопки освободить узкое лезвие, смазанное ядом.

— Не надо, — покачал головой Де Грилл. — У меня дурное настроение. Геор хочет видеть вас живым, потому что у него-то настроение лучше некуда. Но он хочет видеть живым и меня, так что, если я скажу ему, что вопрос стоял — или я, или вы, — то он поймет и простит.

Гемел с отвращением отбросил трость, и она с грохотом упала на пол, под ноги королевскому советнику.

— Тень! — громко позвал он. — Тень!

— Что я слышу? — притворно удивился Де Грилл, прикладывая к уху ладонь. — Где шорох черного плаща, скрип кинжала, вынимаемого из ножен?

— Проклятье, — процедил герцог сквозь стиснутые зубы.

— Ваш наемник, судя по всему, умнее вас, герцог, — отозвался Эрмин. — Он раньше вас понял, когда запахло жареным, и успел сбежать. Надеюсь, мы его найдем. Хотя это и необязательно. Наверно, он уже в горах. А может, и в южных лесах. А вот вы, любезный герцог, здесь. Неужели вы и впрямь рассчитывали, что этот заговор никто не заметит? Столько людей знали о нем… Столько высоких лиц в него было вовлечено… Кто-то должен был проболтаться. Просто обязан.

— Врешь, — хрипло бросил герцог. — Врешь, выродок! Никто не проболтался. Может, тебе и удалось кого-то запугать, но по своей воле никто бы не продался обезумевшему старику на троне, готовому отдать страну в лапы северных варваров!

Эрмин вскинул фонарь и посветил прямо в лицо Гемелу. Тот с проклятьем прикрыл глаза ладонью.

— Да ведь вы это серьезно, — прошептал Де Грилл. — Какой запущенный случай.

— Еще не все потеряно, — рассвирепел герцог. — На подходе гарнизон Рива и второй кавалерийский полк! Армия не потерпит измены, они всегда защищали страну и будут ее защищать…

— От таких дураков, как два полковника и один маршал, которых только сегодня утром маршал Бонибор казнил за измену, — отрезал Де Грилл. — Мелких офицеров он пощадил, хотя их тоже следовало бы проредить. Но маршал не разбрасывается ценными кадрами, в отличие от вас, у него с головой все в порядке.

— Бонибор? — севшим голосом переспросил герцог. — Он же…

— Он мчался всю ночь верхом, чтобы перехватить гарнизон, вызванный в столицу для подавления восстания. Которое, как внезапно обнаружилось, никто не собирался поднимать. Надо сказать, что когда это дошло до рядовых, они сами едва не взбунтовались. И маршалу стоило труда удержать их от расправы над офицерами. Но Бонибор всегда прекрасно ладил с рядовыми, он ведь не родился маршалом, а прошел все круги, прежде чем получил жезл. Простые солдаты его на руках носили. И сейчас, наверное, носят.

— Мерзавцы, — пророкотал герцог, стискивая кулаки. — Плебеи, грязь… Продали родину, трусливые душонки…

— Боюсь, — советник покачал головой, — о вас они думают то же самое. Ну, или почти то же самое.

— Выродок, — процедил Гемел. — Ты продался Тариму? За сколько они тебя купили?

— Бросьте, милорд, эти глупости, — отмахнулся Де Грилл. — Вы прекрасно знаете, кому я служу. И за сколько он меня купил.

— О, да, — бросил герцог. — Старик всегда питал к тебе необъяснимую слабость. Защищал тебя, холил и лелеял, доверял тебе, ставил выше других. А ты…

— А я верно служу ему и буду служить до последнего вздоха, — спокойно произнес Де Грилл. — И вам, милорд, никогда не понять этого, потому что для вас не существует того, что связывает меня и Геора.

— Что? — с презрением бросил герцог. — Неужели ваши извращения зашли так далеко?

— Дружба, — отозвался Де Грилл. — Вам, воспитанным в банке с ядовитыми пауками, коих иногда называют высшим светом, никогда не понять этого слова. Вы можете произносить его вслух, пользоваться им, как картонной маской, но вы никогда не почувствуете его в своем сердце. Оно слишком жесткое для этого слова. А Геор… Он почувствовал. То, что вы называете слабостью и мягкостью, это та сторона силы, которой у вас никогда не было, герцог. И никогда не будет. Именно в ней секрет величия Геордора Вер Сеговара Третьего, именно из-за нее старик маршал провел ночь в седле, и, как ни странно, именно из-за нее вы еще живы, хотя, клянусь небом, мне до смерти хочется вырвать вам глотку собственными руками.

Герцог взглянул в птичьи глаза с расширенными зрачками, в которых отражалось пламя фонаря, и подавился бранным словом. Там, где обычно таилась насмешка и хитрость, блестела смерть. Быстрая и кровавая расправа, которую может учинить только тот, кто стал не совсем человеком по чужой воле.

— Верно, — медленно произнес Эрмин. — Сидите тихо. Не дергайтесь. И, быть может, переживете эту ночь, как я и обещал моему другу.

Герцог сглотнул пересохшим горлом и отпрянул в глубь кареты, когда Де Грилл резко подался вперед. Но советник лишь подобрал с пола трость герцога. Выпрямившись, он поднял руку и, не обращая внимания на испуганный взгляд герцога, сильно стукнул в потолок рукоятью трости. Карета заходила ходуном, набирая ход.

— Куда? — одними губами прошептал Гемел, стараясь не шевелиться.

— В маленький охотничий домик, охраняемый верными людьми, — угрюмо отозвался советник. — Придется вам там посидеть пару дней, пока Геор соизволит принять вас для серьезного разговора, милорд.

— Пим?

— Задержан стражей, — отозвался Де Грилл. — На козлах мой человек. Больше ни слова, герцог. Сидите тихо. Не мешайте мне бороться с моим зверем.

Гемел откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Все очень плохо. Очень. Но не так ужасно, как он думал вначале, когда только увидел Птаха. Ему сохранят жизнь — по приказу короля. Геордор — слабак, он не смог отдать нужный приказ. Что бы там ни болтал этот выродок, мягкость Геора погубит его. Он, Гемел Сеговар, никогда не пощадил бы противника, кем бы тот ему ни приходился. Он тверд и уверен в себе. Именно поэтому в конце концов его ждет успех, нужно только затаиться, разыграть беспрекословное подчинение и немного подождать. Подобраться поближе, выбрать нужный момент и…

Герцог Гемел Сеговар стиснул зубы и приготовился ждать. Столько, сколько будет нужно.

Вэлланор, словно во сне, медленно ступала по каменным плитам, боясь даже повернуть голову. Она смотрела прямо перед собой, в пол, страшась оступиться и повалиться наземь. Вновь закружилась голова, да так сильно, что к горлу подступила тошнота. Сердце колотилось в груди маленьким молоточком, но Вэлле казалось, что ее покачивает от этих настойчивых ударов. Все было не так. Неправильно. Она должна радоваться, петь от радости, с благосклонностью принимая восторги окружающих — так, как это всегда было в легендах со счастливым концом. Но, вопреки всему, что она знала о королевских свадьбах, Вэлла ощущала лишь отстраненность и смертельную усталость, пришедшую на смену волнениям. Ей казалось, что все это происходит не с ней, а с кем-то еще. А она, Вэлла, смотрит на празднество со стороны, почти не принимая участия в происходящем, — как праздный зевака, явившийся поглазеть на королевский двор.

А здесь было на что посмотреть. Огромный зал с высокими сводами, терявшимися в полутьме, был заполнен до отказа людьми: знатью, высокими чинами, охранниками, слугами… Каменные стены с узкими окнами, сквозь которые алели угольки заката, заставили Вэлланор по-новому взглянуть на зал. Только сейчас она поняла, что когда-то это был внутренний дворик замка. Позднее над ним возвели своды, используя крепостную кладку в качестве стен, и превратили в огромный зал.

Ступая по плитам, прикрытым алыми коврами, Вэлланор чувствовала себя чужой в этом каменном мешке. Конечно, здесь было намного уютнее, чем дома, где порой голые каменные стены блестели от влаги, но все равно — все это не ее. И хуже всего была толпа, заполнившая зал плотной волной. Шумящее море людей пугало Вэлланор, заставляло сжиматься в комочек, пытающийся спрятаться от взоров толпы, жадно разглядывающей новую королеву. Лишь один раз она посмела окинуть взором весь зал. Встретив сотню чужих взглядов, Вэлланор вновь уставилась в пол и больше не поднимала голову, покорно ступая вслед за дядей, идущим на шаг впереди. Ей казалось, что она стоит на вершине горы и смотрит в глубокую пропасть без дна. А пропасть смотрит в нее.