Воспоминания - Великая Княгиня Мария Павловна

Да, были попытки образовать крестьян, но без должной организации и на ошибочной основе. Те, кому поручили обучать крестьян (сельские священники и сельские учителя), сами не имели соответствующего образования и не были готовы к этой сложной задаче. Их знания были поверхностными, чисто теоретическими; они не знали ничего из того, что могло принести пользу крестьянам. С другой стороны, они нахватались абстрактных понятий и неясных революционных догм. Уехав в глубинку, они жаждали применить свои знания и, вместо того чтобы учить детей, подстрекали к мятежу их родителей.

Такие идеи медленно проникали в сознание этого класса, но все же упали на подготовленную почву. После того как в 1861 году отменили крепостное право, крестьяне владели землей не лично, а общиной, и это стало источником всех их бед. Они мечтали иметь собственную землю и с растущим недовольством ждали всеобщего перераспределения.

Некоторые землевладельцы, осознавая опасность ситуации, делали все, что могли. Они пытались познакомить крестьян с новыми способами возделывания земли, выращивания скота, с новой сельскохозяйственной техникой и объяснить им необходимость личной гигиены. Но их усилия не нашли должного ответа; кроме того, таких землевладельцев было очень мало.

Не стану утверждать, что после нескольких недель тесного общения с крестьянами я сумела вникнуть в их проблемы. У меня не было времени досконально все изучить, но я многое поняла; теперь мне стало ясно, что мы как правящий класс жили в иллюзиях, не имеющих ничего общего с реальной жизнью, что структура нашей государственной жизни — хрупкая и ненадежная.

Сомнительное устранение

Когда по возвращении в Псков я вновь получила военные сводки от генерала Рузского, командующего армией северного фронта, эти сводки оказались далеко не утешительными. В тылу тоже не было ничего хорошего. Неожиданное назначение Б. В. Штюрмера на пост премьер–министра вызвало разговоры о германском влиянии. Более того, обер–прокурора Святейшего Синода Самарина отстранили от должности; а Владимира, петроградского митрополита, перевели в Киев. На его место назначили Питирима, верного сподвижника Распутина.

В июле 1916 года с поста министра иностранных дел сняли Сазонова, и вместе с ним ушла единственная опора и надежда Антанты; вместо него временно назначили Штюрмера, подозреваемого в связях с немцами.

В сентябре Протопопова назначили министром внутренних дел. Этот выбор поразил всех. Его, безусловно, назначил Распутин. Фигура Протопопова вызывала любопытство и много разговоров в политическом мире.

Примерно в то время я впервые услышала, что люди с неприкрытой враждебностью и презрением говорят об императоре и императрице. Слово «революция» звучало все чаще, оно раздавалось повсюду. Война отошла на второй план. Все внимание было приковано к внутренним делам государства. Распутин, Распутин, Распутин — рефреном звучало со всех сторон; его ошибки, его скандальное поведение, его мистическая власть. Его власть была огромной; она обволакивала наш мир, заслоняя солнце. Как могло такое жалкое, ничтожное существо отбрасывать такую громадную тень? Это сводило с ума, это было необъяснимо, непостижимо, невероятно.

Зима 1916 года выдалась необычайно суровой. Морозы начались в ноябре и с каждым днем набирали силу. Наш госпиталь значительно расширился, и мы испытывали трудности в получении запасов. Если раньше мы не знали недостатка в медицинских средствах, то теперь их было очень мало, а некоторых не было вообще. К примеру, резиновых перчаток: даже гангрену приходилось оперировать голыми руками.

Наш дух упал. Мы работали по инерции. Наши пациенты были подавлены и с трудом переносили страдания. Их отношение к персоналу заметно изменилось, и они возвращались на фронт, не скрывая своего отвращения.

Однако Псков остался прежним. Стояли морозные солнечные дни. ' На реке Великой пилили лед для госпиталя. Жужжание пилы и крики рабочих разносились по всей округе. Вереницы крестьянских саней — на которые крюками грузили огромные голубые глыбы льда — со скрипом взбирались на высокий берег. В полях пушистый рыхлый снег доходил до пояса. В печках горели сухие дрова, и от жара потрескивали мебель и деревянные оконные рамы.

Люди старались без надобности не выходить на улицу. Редкие пешеходы передвигались трусцой, высоко подняв воротники и спрятав руки в карманах.

Я не боялась холода. Каждый день я ходила в лес кататься на лыжах. Эти прогулки доставляли мне особенное удовольствие. Я пробиралась по глубокому снегу среди веток, и мне казалось, что я иду по верхушкам деревьев. В сумерках солнце превращалось в огромный огненный шар и проглядывало сквозь темные стволы деревьев, отбрасывая заостренные багровые тени. Домой я возвращалась почти в темноте и смотрела, как на небе появляются первые звезды.

Однажды, вернувшись с такой прогулки, я узнала о смерти Распутина. Не помню, кто мне сказал, но отчетливо помню небывалое возбуждение в госпитале. Я никогда не забуду темные и противоречивые слухи об исчезновении этого человека, которого так долго и так сильно ненавидело так много людей, обвиняя его во всех несчастьях России. Известие о его смерти все встретили с истеричным восторгом; люди на улицах обнимались друг с другом, как на Пасху, женщины плакали.

О том, что с 1907 года Распутин живет в постоянном общении с императорской семьей и отлучается лишь изредка, знала вся Россия. Но особенно его присутствие стало заметно с начала войны. Теперь же, в 1916 году, каждый второй обвинял Распутина во всех наших неудачах на фронте и беспорядках внутри страны. Изъеденные недовольством и духом отрицания умы в своем негодовании сделали его козлом отпущения. Люди устали от жертв и от войны. Русский патриотизм, носящий абстрактный характер, не выдержал напряжения. Для многих Распутин служил оправданием их собственного бессилия.

По существу, несмотря на злые сплетни, присутствие и власть Распутина при дворе объяснялись очень просто. Императрица, обожавшая сына, прекрасно знала, что гемофилия, которой он был болен с рождения, неизлечима. С годами ему становилось хуже и хуже. Внутренние кровотечения учащались; любой, даже самый слабый ушиб мог привести его к смерти, и каждый новый приступ причинял несчастному ребенку невыносимые страдания. И эти страдания мог облегчить только один Распутин.

Таким образом, нет ничего странного в том, что императрица видела в Распутине свою единственную надежду и спасение. Дни в Александровском дворце проходили в тоске и печали. Нервы императрицы расшатались от постоянной тревоги, и она превратилась в больную женщину. Неудивительно, что Распутин приобрел для нее такое огромное значение — ведь она жила в ненормальных условиях, приговорив себя к одиночеству в четырех стенах детской, где на кроватке мучился ее единственный сын.