Пилот - Антон Перунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да. Нам нужно поговорить.
— Слушаю вас.
— Меня зовут Ёситару Накагава, я — ку-гун тайи: капитан-лейтенант [5] воздушного флота. И до вчерашнего дня — командир корвета «Таникадзе». Самурай в десятом поколении. Обладающий Силой. Награжден высшим боевым орденом Золотого Коршуна, — закончив официальное представление, он замолчал, переводя дыхание и набираясь сил.
— Младший пилот рейдера «Буран» Мартемьян Колычев. Потомственный дворянин. Одаренный, — почувствовав, что момент требует того, столь же развернуто и формально ответил Март.
Войдя в «сферу», он оценил могущество ауры японца. Больше всего удивил ее цвет: почти бирюзовый с вкраплениями белого и черного. Такого сочетания Март еще никогда не встречал.
«По части Силы кое-что есть, но скромно и без фанатизма. Интересный экземпляр… — принялся размышлять Колычев, пока пленник молчал».
— Я первый командир корвета Японского флота, попавший в плен живым. Вы спасли мою жизнь, но забрали честь.
— Вы проиграли в бою. В этом нет бесчестья. А вот в бомбардировках беззащитных мирных жителей есть!
— Я тоже так считаю, — после недолгого раздумья ответил пленник. — Но у меня был приказ. Поэтому прошу, не откажите мне в последней просьбе. Дайте пистолет с одним патроном!
— Это исключено! Да и зачем? Плен — еще не конец жизни!
— Для меня конец. По законам нашей страны самурай не может попасть в плен. Если подобное неизбежно, он должен погибнуть или совершить самоубийство. Если же ему недостанет сил или решимости, его и всю его семью ожидает позорная и мучительная смерть.
— Какое варварство!
— Таковы законы моей страны.
— Простите, но я ничем не могу вам помочь.
— Значит, мне не повезло даже в такой малости. Могу я узнать, каковы ваши дальнейшие намеренья?
— Я простой пилот. Могу лишь предположить, что вас либо доставят к нашему командованию, либо передадут китайцам. Принимая во внимание ваше состояние, последнее наиболее вероятно.
— Только не это, — откинул голову на подушку японец, в голосе которого, несмотря на слабость, явно сквозило презрение.
— Накагава-сан, — неожиданно для себя спросил его Март. — А что означает ваша аура?
— Простите, не понял.
— Ну, я не то чтобы видел много японских одаренных, но у большинства из них ауры были ярко-красными, почти алыми с редкими включениями других цветов. В крайнем случае, черного. А у вас — практически чистая бирюза, иногда переливающаяся от синего к зеленому и обратно.
— Вот оно что, — печально улыбнулся самурай. — Это мой дар и мое проклятье. Видите ли, в Японии все одаренные должны быть в первую очередь воинами. А мне больше по сердцу быть ученым или исследователем. Заниматься плетением силовых линий, создавать … э….
— Вы артефактор? — пришел к нему на помощь Март.
— Да. Это правильное определение!
— Очень интересно… И что, у вас имеется опыт в такой работе?
— Да, в военной академии нас, одаренных, обучали отдельно. Я дополнительно занимался с наставником, который был великим мастером создания и наложения плетений на предметы и оружие.
— Послушайте, — неожиданно сам для себя предложил Колычев. — А что будет, если мы не отдадим вас ни китайцам, ни нашему командованию?
— В каком смысле?
— Вы могли бы поселиться в России, заниматься своим любимым делом.
— Разве это возможно?
— А почему нет?
— Не знаю. Я же японец…
— Вы же сами сказали, что умерли для своей страны! Будет новое имя. В отчетах напишем, что вы таки погибли. А здесь и сейчас появится новый человек. С другим именем и другой историей.
— Вы серьезно?
— Вполне. Только представьте, что вы оказались в новом мире, где нет никаких ограничений, связывавших вас по рукам и ногам в прежней жизни. И вы можете прожить ее так, как хочется вам, а не считается правильным другими! Стать кем угодно, жить, где пожелаете, и заниматься при этом любимым делом.
— Вы говорите так, будто пережили нечто подобное.
— Гхм, — едва не подавился Март, сообразив, что описывает свою жизнь после попадания. — В какой-то мере, так оно и было. Я совсем недавно почувствовал в себе дар, и с тех пор мое бытие совершенно переменилось!
На практически бесстрастном до сей поры лице самурая было ясно видно, как внутри него борются противоречивые чувства. Наконец, желание жить победило, и Накагава решился.
— Значит, таков путь, — немного выспренно начал он. — Ваше предложение, Колычев-сама, большая честь для меня. Еще час назад я и помыслить не мог о таком повороте в своей судьбе. У меня только одно условие. Сражаться против своей страны я не буду, но в мирных делах готов приносить всемерную пользу.
— Что ж, на ловца и… Короче, это придает делу новый, весьма положительный оборот. Я немедленно займусь вашим вопросом. Ждите, — и Март, плотно прикрыв дверь в палату, без промедления отправился к командиру. Предстоял важный разговор.
Беседа с Зиминым вышла краткой.
— Как-то я не удосужился посмотреть твоего пленника, — задумался командир. — Видимо, зря. Говоришь, артефактор?
— Да. И, судя по ауре, неплохой.
— Этого ты знать не можешь. К тому же, Крылов говорил, что его дар не слишком силен….
— Как пилота или воина — вообще ни о чем. Но вот переливы в ауре. Вроде тех, что у Кима, но гораздо больше и ярче выражены!
— В любом случае, это большая удача. Среди одаренных такие попадаются нечасто. Отдавать никому его не будем. Шмелев, вроде, его лично не видел?
— Так точно.
— Вот и славно. Значит, пленный пилот, несмотря на все усилия нашего дражайшего эскулапа, а может и благодаря им, перешел в мир иной. После чего был похоронен со всеми полагающимися почестями.
— Мир его праху! Вопрос только, как его потом легализовать?
— Ну, это дело и вовсе не хитрое. Сделаем соответствующую запись в журнале, и появится у нас новый пассажир. Надо будет с ним языком заняться...
— И мнемотехникой!
— Точно. Вот тебе и поручим это дело. Объективно, лучше с этим все равно никто не справится.
— Инициатива имеет инициатора?
— Совершенно верно.
— Ладно. Главное, чтобы никто из наших не проболтался.
— А вот за это можешь быть совершенно спокоен. Рейдеры — вообще люди неболтливые. Кстати, под каким именем записать твоего протеже? Китайским, маньчжурским или, быть может, корейским?
— Нет.