Новая эра Z - Кэри Майк

Она останавливается и смотрит на него.

– Достаньте ваш пистолет, сержант, – говорит она тихо.

– Голодные? – Его не волнует, откуда она узнала. Он просто хочет понимать, во что ввязывается.

– Да.

– Где?

Малышка колеблется. Они проходят какую-то стоянку и магазины. Множество дверей с трех сторон от них, часть выбита, а часть завалена. Ржавая машина, стоящая на кирпичах, вероятно, была неподвижна уже задолго до того, как Катастрофа заставила дороги замолчать. Мусорные баки на колесиках стоят вдоль забора, ожидая, когда их заберут.

– Там, – говорит наконец Мелани. Дверь, на которую она кивает, не отличается от любой из остальных на первый взгляд. Но приглядевшись, Паркс видит проторенную дорожку среди сорняков, один из которых – огромный чертополох, все еще мокрый от сока в месте, где был сломан.

Паркс переходит на бесшумный бег. По его мнению, лучше поздно, чем никогда. Он кладет руку на плечо Джустин и показывает, что она должна достать свой пистолет. Вдвоем они приближаются к двери, как копы в телевизионной драме еще до Катастрофы, преувеличенно медленно крадясь, несмотря на хруст и скрежет их обуви по пересеченной местности.

Мелани спокойно проходит между ними и разворачивается.

– Освободите меня, – говорит она Парксу.

Он смотрит ей в глаза.

– Ты имеешь в виду руки?

– Руки и рот.

– Не так давно ты просила меня связать тебя, – напоминает он ей.

– Я знаю. Я буду осторожна.

Остальное ей необязательно озвучивать. Если они окажутся в замкнутом пространстве, полном голодных, она им понадобится. С этим не поспоришь. Паркс снимает наручники и вешает их на пояс. Мелани расстегивает намордник и протягивает ему.

– Вы не присмотрите за ним, пожалуйста? – спрашивает она.

Он кладет его в карман, и Мелани первая растворяется в темноте.

Но на вечеринку они опоздали. Что бы здесь ни случилось, это уже в прошлом. Широкий кровавый след идет от центра прохода в угол, где, вероятно, голодные и расправились с Галлахером. Он смотрит в потолок с выражением смирившегося со своими муками человека, как на изображениях распятого Христа. Но в отличие от Христа его обглодали до костей почти везде. Его куртка растворилась (вообще ни следа). Рубашка разорвана, оголяя пропасть на месте туловища. Его солдатский жетон торчит из обглоданных позвонков. Голодные как-то умудрились съесть его шею, не задев при этом стальной цепочки – это как тот старый трюк, когда надо вытащить скатерть, оставив на столе посуду.

Джустин отворачивается, слезы беззвучно текут из ее закрытых глаз. Паркс молча стоит. Сержант может думать лишь о том, что у него в подчинении был один-единственный мальчишка, которому он позволил умереть в одиночестве. За такой грех отправляются в ад.

– Мы должны похоронить его, – говорит Мелани.

На мгновение его гнев оборачивается против нее.

– В чем смысл, черт тебя дери? – рычит он, глядя на нее. – Здесь уже нечего хоронить. Можешь сгрести его и положить в чертову урну.

Мелани вспыхивает в ответ. Оскалив зубы, она рычит ему лицо:

– Мы должны похоронить его. Или собаки и другие голодные съедят его до конца. И не будет места, чтобы показать, где он умер. Вы должны чтить павшего солдата, сержант!

– Чтить… Откуда ты набралась этого дерьма?

– Троянская война, скорее всего, – бормочет Джустин. Она вытирает глаза тыльной стороной ладони. – Мелани, мы не можем… Нам негде похоронить его. И у нас нет времени. Мы должны добраться до цели как можно быстрее. Мы должны оставить его.

– Если мы не можем похоронить его, – говорит Мелани, – тогда мы должны сжечь его.

– Но как? – спрашивает Джустин.

– В комнате с генератором есть большие бочки, – говорит Мелани нетерпеливо. – На них написано «Горючее», а значит, то, что там внутри, может гореть.

Джустин говорит что-то еще. Пытаясь объяснить, может быть, почему им не стоит таскать туда-сюда по улице двадцать галлонов авиационного топлива.

Но Паркс (с глупым удивлением) вдруг ловит себя на мысли: пока этот ребенок беспокоится о таких вещах, мир не рухнет. Они вбили ей в голову все эти старые понятия, неприменимые к современной жизни, думая, что она никогда не покинет пределы учебного блока, если только отправится в лабораторию, где ее разрежут и размажут под микроскопом.

Его желудок урчит. Впервые за всю свою военную карьеру Паркс взглянул на военное преступление изнутри. И оказалось, что преступник не он и не Колдуэлл. Это Джустин. И Мейлер. И пьяный ублюдок Уиттакер, и все остальные. Колдуэлл просто мясник. Она Суини Тодд со стулом парикмахера и бритвой. Она не тратила годы на скручивание детских мозгов в крендели.

– Мы можем помолиться за него, – говорит Джустин. – Но мы не можем перетащить сюда одну из тех бочек, Мелани. А даже если могли бы…

– Хорошо, – говорит Паркс. – Давай сделаем это.

Джустин смотрит на него как на сумасшедшего.

– Это не шутка, – говорит она ему мрачно.

– Я и не шучу. Эй, она права. В ее словах больше смысла, чем в наших, вместе взятых.

– Мы не можем… – снова говорит Джустин.

Паркс перебивает ее.

– Почему, черт возьми, нет? – ревет он. – Если она хочет почтить память гребаного мертвеца, пусть сделает это! Школа закончилась, учитель. Уже как несколько дней. Может, ты пропустила это.

Джустин смотрит на него в недоумении. Ее лицо становится бледным.

– Не кричите, – бормочет она, выставляя руки вперед в знак примирения.

– Разве я теперь тоже в твоем классе? – спрашивает ее Паркс. – Ты мой учитель?

– Голодные, что сделали это, возможно, еще достаточно близко. Ты выдаешь нас своим криком.

Паркс берет винтовку и спускает курок, заставляя Джустин вздрогнуть и взвизгнуть. Выстрел пробивает отверстие в потолке. Комья влажной штукатурки падают со стуком вниз, один из них отскакивает от плеча Паркса, оставляя на нем белые полосы.

– Я бы с удовольствием поприветствовал их парой слов, – говорит он.

Сержант поворачивается к Мелани, которая стоит с широко открытыми глазами. Для нее это как увидеть ссору мамы и папы.

– Что скажешь, малыш? Должны ли мы похоронить Кирана, как настоящего викинга?

Она не отвечает. Она зажата между молотом и наковальней, потому что если согласится, то встанет на его сторону против Джустин, а утихомирить разгоревшуюся стихию в ближайшее время нет никакой возможности.

Паркс принимает молчание за согласие. Он заходит за прилавок, где видел коробку одноразовых зажигалок. В них все еще есть жидкий газ, немного в каждой, но зажигалок в коробке около ста штук. Возвращается с коробкой к останкам.

Будучи человеком практического склада ума, сержант забирает рацию Галлахера и вешает себе на пояс, а после начинает разламывать маленькие пластиковые трубки и вливать их содержимое на труп. Джустин смотрит, качая головой.

– А как же дым? – спрашивает она.

– А что с ним? – бормочет Паркс в ответ.

Мелани разворачивается и идет по проходу к передней части магазина. Она возвращается через минуту, держа в руках ярко-желтую подушку в пластиковой обертке.

Мелани становится на колени и кладет подушку под голову Галлахера. Ее колени утопают в еще не высохшей крови. Когда она встает, ее колени украшают красно-черные полосы.

Паркс разламывает последнюю зажигалку. Он мог использовать ее, чтобы поджечь тело, но не сделал этого. Он выливает последние капли, а затем поджигает при помощи своей трутницы.

– Покойся с миром, рядовой, – бормочет он, пока пламя поглощает то немногое, что осталось от Кирана Галлахера.

Мелани тоже что-то говорит, но очень тихо, обращаясь только к мертвому. Джустин ждет в тишине, пока сальное, вонючее пламя не заставляет их уйти.

Обратный путь к «Рози» они проделывают по куда более широким улицам. Магазин за спинами полыхает, поднимая толстый столб дыма, превращающийся в черный зонт над их головами.

Мелани идет впереди, сгорбившись и опустив голову. Она не попросила снова надеть на нее наручники и намордник, а Паркс и не предлагал.