Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Время катится к началу войны. Какие сведения сообщит нам об этом товарищ Петров? Но что это? Какая неожиданность! Как всегда — кто бы мог подумать? С нашим героем случилась беда.
«Весной 1941 года вдруг почувствовал сильное недомогание. Крепился как мог, но потом все же вынужден был обратиться к врачам. Диагноз они поставили короткий: нервное перенапряжение. Так в первых числах июняя оказался в Болшевском санаторном отделении. Здесь-то и застала меня суровая весть: началась Великая Отечественная война».
Понятно, что «вдруг»! Но какие неквалифицированные врачи оказались в поликлинике по месту жительства. Поставили Михаилу Ивановичу «неправильный диагноз». У него же присутствовала ярко выраженная амнезия. Неужели не видно, что у человека напрочь отшибло память. С этим явлением мы сталкивались у многих мемуаристов. Это «заболевание», насчет памяти, особенно распространено среди генералов той, военной, поры. Единственное, что помнит товарищ Петров, по тому времени, так это только «сильное недомогание» и «Болшевский санаторий».
Но современные исследования по такому заболеванию показывают, и это подтверждается практикой, что излечение возможно. Это может быть новое сильное нервное потрясение и больной, к счастью, вновь обретает здоровое состояние. Но, по-видимому, Михаил Иванович об этом не знал в том, сорок первом, поэтому и не связал обретение памяти с особым событием произошедшем с ним, и со страною. Нападение Германии на СССР.
«О начале войны мы узнали так: 22 июня в 12 часов дня из громкоговорителей вдруг донеслись слова о том, что фашистская Германия вероломно, без объявления войны, начала боевые действия против Советского Союза… «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» — говорилось… в заявлении первого заместителя Председателя Совнаркома СССР, Наркома иностранных дел В.М.Молотова».
Как видите, память частично восстановилась после стресса полученного от сообщения по радио. Оказывается, вспомнил, что началась война. Также забрезжило в сознании, что Молотов был заместителем Председателя СНК СССР, но, к сожалению, те события, которые были до «болезни», и во время оной, утеряны Петровым безвозвратно. Так и не мог «вспомнить» своего прямого начальника — Председателя СНК СССР товарища Сталина. Правда, по тем крупицам его воспоминаний, частично можно, в общих чертах, восстановить картину, того периода.
«Итак, война! А это для каждого военнослужащего значит, что он, где бы ни находился, должен срочно явиться в свою часть.Поэтому, не теряя времени, и наша группа командиров, во главе с комбригом И.Е.Колеговым. тоже работником аппарата Комитета Обороны, на грузовом автомобиле помчалась из Болшева в Москву…».
Молодец, товарищ генерал! Все-таки отдельные сполохи в его сознании донесли до читателя основную мысль о Комитете Обороны. Мы Вас прекрасно поняли, дорогой вы наш, Михаил Иванович! Не Вы один, оказывается, «заболели нервным перенапряжением». Вон сколько вас Комитетчиков собралось на «отдыхе» в Болшеве, вместе с комбригом. Целая группа. Небось, вас отправили в отпуск перед самой войной, чтоб не мешались под ногами у Ставки, вместе со своим грузовичком. Это характерное явление, насчет отпусков перед самой войной. Сколько раз на эту тему приводилось случаев, и будут еще. Но по началу войны все товарищи из Комитета, вдруг, сразу «выздоровели»! Такое, вполне, возможно.
«Уже на следующий день мы узнали, что Маршал Советского Союза К.Е.Ворошилов назначен членом Ставки Главного Командования (с 8 августа — Ставка Верховного Главнокомандования), а затем введен и в состав Государственного Комитета Обороны (ГКО)…».
И это понятно. Уже проходили тот момент, когда шла перетяжка военных: кто куда? Важно, что Ворошилов остался верен Сталину, а бумага, с зачислением его в противоестественную его воли структуру, все стерпит.
Вот так по Жукову и получается, что война началась, а государственных структур управления войсками не было. Как же им быть, когда люди ответственные за порученное им дело «прохлаждались» в подмосковном санатории. Видимо, все сразу, чем-нибудь, да «заболели». Но удивительнее другое, как же так получается, что Сталин не прореагировал на то, что работники Комитета «прохлаждались» в санатории? Наверное, оттого, что товарищ Борисов лишил его поста Председателя Комитета Обороны. Сталин «в сердцах» и уехал к себе на дачу на несколько дней, и пробыл там до тех пор, пока «обида» не рассосалась.
Да и Ворошилов, судя по всему, не проявил озабоченности связи с отсутствием своих людей. Может тоже отдыхал, где-нибудь, например, в Сочи? Товарищи из Политбюро, вполне могли озаботиться и его здоровьем.
Вот и всё по первым дням войны. Но у автора в дальнейшем присутствует важный момент, по Ворошилову, когда тот убыл на фронт в первый раз.
«Припоминаю отъезд К.Е.Ворошилова в Могилев, где он должен был выполнять ответственное задание Ставки. Время тогда было очень тяжелым. Немецко-фашистские войска, имея преимущество в танках и авиации, сумели совершить в тот период глубокий прорыв на флангах советских войск и стали угрожать нашим частям окружением в районе Гродно, Белосток, Бельск. Требовалось срочно создать новые оборонительные рубежи на Березине и Днепре и задержать на них гитлеровские полчища. Ведь нам тогда дорог был каждый час.
И надо сказать, что с этой задачей К.Е.Ворошилов справился, оборонительные рубежи в основном были созданы. И сыграли свою положительную роль. Но каких усилий это стоило!
«Моя поездка, — писал впоследствии маршал, — явилась кратковременной — с 27 июня по 1 июля 1941 года, — но она была настолько тяжелой и напряженной, что стоила мне, по всей вероятности, многих лет жизни».
Добавлю, что во время этой поездки большую помощь Клименту Ефремовичу оказал маршал Б.М.Шапошников. Он принял участие в разработке плана обороны Могилева, в подготовке мероприятий по развертыванию партизанской борьбы в тылу немецко-фашистских войск на территории временно оккупированных областей Белоруссии».
Как видите, Ворошилов не покидал Москву в самый критический момент, начала войны. Отправлен был Сталиным на фронт после разборок с военными и партийцами в Наркомате обороны, которым были близки позиции «Ставки». А о маршале Шапошникове, чуть подробнее, по тем дням, мы поговорим в другой главе.
«По возвращении с фронта Климент Ефремович пробыл в Москве опять же недолго. Дело в том, что 10 июля его назначили главнокомандующим войсками Северо-Западного направления и он в тот же день специальным поездом убыл в Ленинград, взяв с собой полковника Л.А.Щербакова, подполковника Л.М.Китаева и меня. Остальные работники секретариата остались в Москве, чтобы оттуда держать связь с маршалом по неотложным делам».
Вот так и завертелось колесо войны нашего героя. А по приведенному выше, что сказать? Значит, было, что скрывать цензорам из Политиздата в мемуарах генерал-майора Петрова Михаила Ивановича о его деятельности в Комитете обороны, коли «срубили» его предвоенные воспоминания «под самый корешок». Да еще пририсовали 10-е июля, дескать, именно, тогда было назначение Ворошилова главкомом. Как было на самом деле, с назначением Климента Ефремовича, читатель узнает в самостоятельной главе «Главные направления».
Когда Сталин вернулся в Кремль, было уже не до Комитета Обороны, который осуществлял связь с Красной Армией через Наркомат обороны. Необходим был контроль уже за самими военными из Наркомата, что Сталин последовательно и сделал. Сначала взял под контроль Ставку, со всеми ее функциями, на тот момент, а затем установил жесткий контроль и за самим Наркоматом. Не лавров Победы жаждал вождь, каким пытаются его нарисовать некоторые недобросовестные историки, а он сделал попытку остановить надвигающуюся катастрофу разгрома Красной Армии, которую подстроили деятели «пятой колонны». Для этого и взвалил на свои плечи непомерную ношу ответственности, возглавив ГКО, Наркомат обороны, и одновременно, не снимая с себя обязанностей, как и главы правительства. На тот момент, надо было быть именно Сталиным, чтобы в тяжелейших условиях войны справиться с возложенной на себя колоссальной по сложности задачей, решить которую не смог бы ни один человек!
Глава 19. Почему Молотов не написал мемуаров?
Зададимся вопросом, почему Молотову было «трудно» вспоминать всё, что связано с событиями первого дня войны? А давайте поближе ознакомимся с текстом выступления Вячеслава Михайловича по Всесоюзному радио 22 июня 1941 года. Ведь это же официальный документ, озвученный по радио, и судя по всему, не может же быть фальшивкой? Давайте, внимательно вчитаемся в текст документа.